В настоящее время дефицит витамина D принял характер пандемии XXI века, затрагивающей все континенты [1—5]. Публикации последних лет свидетельствуют, что эта медико-социальная проблема является актуальной в современном акушерстве и гинекологии. Одним из факторов этой проблемы служит влияние недостаточного уровня витамина D на репродуктивное здоровье женщины.

В настоящее время под термином витамин D объединяют более 6 молекул схожей природы, наибольшее биологическое значение из которых имеют 2 молекулы стероидных прогормонов — D₂ и D₃.

Витамины D₂ и D₃ биологически инертны. Для их превращения в активную форму D-гормона (1,25((OH))₂D), который связывается со своими рецепторами в тканях, необходимо два последовательных гидроксилирования. Первое происходит в печени, и под действием митохондриального фермента витамин-D-25-гидроксилазы (CYP27A1) D₃ превращается в 25-гидроксивитамин D [25((OH))D], также известный как кальцидиол. Второе гидроксилирование происходит в почках, в результате чего под действием митохондриальной 1α-гидроксилазы (CYP27B1) синтезируется биологически активный 1,25-дигидроксивитамин D [1,25(OH)₂D], или кальцитриол. Фермент 1α-гидроксилаза также содержится во многих других тканях, что способствует местному преобразованию 25(OH)D в активный 1,25(OH)₂D [2, 6, 7].

Витамин D не является собственно витамином в классическом понимании этого термина, так как он биологически неактивен; не является кофактором ни одного из известных энзимов, может самостоятельно синтезироваться в организме, проявляя свое биологическое действие вдали от места своего непосредственного синтеза [6]. Кроме того, в отличие от всех других витаминов, к активной форме витамина D [1,25(OH)₂D] в клетках различных органов и тканей (включая гипофиз, овариальную ткань, эндометрий, маточные трубы, а также децидуальную ткань и плаценту) выявлены специфические рецепторы — Vitamin D Receptors (VDR), относящиеся к семейству ядерных рецепторов. Все это позволяет классифицировать витамин D как D-гормон, функции которого состоят в способности генерировать и модулировать биологические реакции в тканях-мишенях за счет регуляции транскрипции генов. Известно, что установленные геномные роли витамина D значимы для эмбриогенеза, внутриутробного развития плода и организма новорожденного в дальнейшем [8, 9].

Уровень витамина D оказывает влияние на 172 основных физиологических показателя здоровья человека, связанных с риском развития различных заболеваний [10]. Выделяют «классические» эффекты D-гормона, связанные с его влиянием на кальциево-фосфорный обмен и минеральную плотность костной ткани, и «неклассические» биологические эффекты. К «неклассическим» (внекостным) эффектам D-гормона относят торможение клеточной пролиферации и ангиогенеза, стимуляцию продукции инсулина и кателицидинов (противомикробных пептидов), ингибирование продукции ренина, противовоспалительное, иммуномодулирующее, антибактериальное, противоопухолевое и ряд других свойств.

Отечественными и зарубежными исследователями показана важность биологической активности витамина D для женской репродуктивной системы. Существуют доказательства его роли в исходах беременности, развитии синдрома поликистозных яичников (СПКЯ), эндометриоза, лейомиомы матки, в экстракорпоральном оплодотворении (ЭКО). Кальцитриол влияет на стероидогенез эстрадиола, эстрона и прогестерона, принимает участие в созревании фолликулов, овуляции и формировании желтого тела, синтезе антимюллерова гормона, снижает гиперандрогению, стимулирует экспрессию плацентарного лактогена, гена CYP19, кодирующего основной фермент, участвующий в синтезе эстрогенов, — ароматазу, гена HOXA10 в клетках стромы эндометрия, необходимого для развития матки и имеющего большое значение в полноценном функционировании эндометрия, делая возможным процесс имплантации и одновременно снижая гиперпролиферацию эндометрия [7, 11—14].

В частности, результаты анализа указали на эпигенетический потенциал витамина D за счет его участия в метилировании ДНК, ацетилировании ДНК-стабилизирующих белков-гистонов, наследовании митохондрий яйцеклетки и др. Активированная витамином молекула VDR взаимодействует с ДНК более 3 тыс. генов, оказывая комплексное воздействие на процессы транскрипции [11, 15].

Около 90% от общего содержания в организме человека витамина D₃ синтезируется под действием ультрафиолетовых лучей из 7-дегидрохолестерола, находящегося в мальпигиевом слое кожи. Незначительная часть витамина поступает в организм из продуктов питания (жирная рыба — лосось, тунец, скумбрия, сельдь; говяжья печень, грибы, сыры) и витаминных добавок. Цивилизации, живущие в далеких северных и южных широтах, получают с пищей витамин D не только из жирной рыбы, но и из жира тюленей и китов, а также из печени белого медведя.

Эпидемиология

В отчетах о распространенности дефицита и недостаточности витамина D в различных странах мира показана широкая распространенность этой проблемы среди разных групп населения вне зависимости от уровня жизни в стране и ее географического расположения [4, 5].

В России проведено ограниченное число исследований распространенности дефицита витамина D в разных популяционных группах [2, 6, 16—18].

Так, А.З. Хашукоева и соавт. [16] при оценке обеспеченности витамином D обследованных женщин показали, что среди обследованных пациенток не выявлено нормативных значений концентрации витамина D в плазме крови, у 54,8% пациенток концентрация 25(OH)D составила 16,7±2,1 нг/мл, что соответствует дефициту витамина D, а у 45,2% пациенток — 28,5±1,7 нг/мл, что характерно для недостаточности витамина D.

Е.В. Ших и соавт. [17] сообщают, что при проведении анализа уровня витамина D в плазме крови 247 женщин с нарушением репродуктивной функции выраженный дефицит витамина был диагностирован у 5,3% пациенток, дефицит — у 41,7%, недостаточность — у 53,0%.

О.С. Рудаков и соавт. [18] в своем обзоре приводят данные о высокой доле людей с недостаточностью витамина D — до 83,2% только среди женщин в пременопаузальном периоде.

Работой А.Ю. Полуэктовой и соавт. [19] продемонстрирован низкий уровень витамина D среди 565 обследованных пациентов поликлиники (дефицит — у 25%, недостаточность — у 37%).

В группе риска развития дефицита витамина D находятся грудные младенцы, пожилые люди, люди с ограниченным пребыванием на солнце (сюда относятся и все проживающие севернее 34° северной широты и южнее 34° южной широты), с повышенным количеством меланина в коже, люди с ожирением, с нарушениями переваривания и всасывания жиров при различных синдромах мальабсорбции, в том числе перенесшие операции шунтирования желудка, а также принимающие препараты, влияющие на метаболизм витамина D [2, 6, 7, 20].

Несмотря на то что жители стран, расположенных ближе к экватору, подвергаются большей инсоляции, расовые, социально-экономические и культурные факторы (такие как темный цвет кожи, ношение одежды, полностью покрывающей кожные покровы, или использование средств, защищающих от ультрафиолетового излучения, а также отсутствие профилактических добавок и/или диетологических стратегий) нейтрализуют преимущества пребывания на солнце и неизбежно приводят к состоянию дефицита витамина D [21—23].

Диагностические критерии дефицита витамина D

Наиболее информативным показателем обеспеченности организма витамином D является содержание кальцидиола 25(OH)D как в сыворотке, так и в плазме крови. В настоящее время Российской ассоциацией эндокринологов выраженный дефицит витамина D рекомендуется диагностировать при уровне 25(OH)D <10 нг/мл, дефицит — при <20 нг/мл, недостаточность — при ≥20 и <30 нг/мл, а достаточное содержание — при достижении уровня ≥30 нг/мл [7].

Витамин D и беременность

Еще в большей степени недостаточность и дефицит витамина D наблюдаются среди беременных и кормящих женщин [21, 24—29].

Систематический обзор результатов и метаанализ 95 исследований (R. Saraf и соавт., 2016) показал, что концентрация 25 (OH)D ниже 25,0 нг/мл во время беременности была зарегистрирована у 9% американцев, 23% европейцев, 79% жительниц Восточного Средиземноморья и 13% обследованных пациенток, населяющих западную часть Тихого океана [30]. Работа, проведенная в Германии, продемонстрировала, что 67% беременных имели концентрацию 25(OH)D в сыворотке крови ниже 10,0 нг/мл (p<0,001), что было в 3,7 раза чаще по сравнению с небеременными [31].

Метаанализ 15 клинических исследований, включивший данные 2649 беременных и 820 новорожденных Средиземноморского региона, подтвердил высокую распространенность недостаточности витамина D (уровни 25(OH)D в сыворотке крови менее 30 нг/мл — от 22,7 до 90,3%) [32].

По данным С.В. Хабарова и соавт. [29], обследовавших 105 беременных, лишь у 11,1% уровень витамина D был адекватен, недостаточность витамина была выявлена у 27,8%, а дефицит — у 61,1%. У каждой шестой женщины с дефицитом витамина D дефицит был выраженным (менее 10 нг/мл).

Похожие данные опубликовали А.Ю. Полуэктова и соавт. [19]: дефицит витамина D отмечался у 25% беременных, вошедших в обследуемую группу, недостаточность — у 37,5%.

Согласно результам метаанализа 13 исследований из 7 стран, проведенного P. van der Pligt и соавт. [33], недостаточные концентрации 25(OH)D в сыворотке крови беременных колебались от 51,3 до 100% и были связаны с более высоким риском досрочного прерывания беременности, развития плацентарной недостаточности, ПЭ, гестационного сахарного диабета (ГСД), нарушений сократительной активности матки, рождения маловесных детей [33].

Достаточное потребление витамина D имеет большое значение для успешного зачатия, пролонгирования беременности, а также для здоровья плода и новорожденного. В соответствии с рекомендациями Российской ассоциации эндокринологов беременным и кормящим женщинам для профилактики дефицита витамина D рекомендуется получать не менее 800—1200 МЕ витамина D в сутки (уровень доказательности BI), а при наличии факторов риска дефицита — исследование уровня 25(OH)D в крови и при необходимости — проведение адекватной коррекции колекальциферолом в суточной дозе 1500—4000 МЕ [7].

Преэклампсия

Как уже указывалось, исследования, проведенные в последние годы, доказали, что активная форма витамина D — 1,25(OH)₂D регулирует транскрипцию и функцию генов, связанных с инвазией трофобласта, нормальной имплантацией и ангиогенезом. Кроме того, витамин D является мощным эндокринным супрессором биосинтеза ренина — основного медиатора ренин-ангиотензиновой системы регуляции АД [9, 11]. Он уменьшает индуцированный ангиотензином II сосудистый спазм и потенцирует эндотелийзависимую вазодилатацию, а также снижает антикоагулянтную активность крови [34].

Ряд авторов отмечают низкий уровень витамина D в сыворотке крови (менее 30 нг/мл) у пациенток с ПЭ, что может являться одним из факторов риска ее развития [35, 36].

Так, работами, опубликованными в 2015 г. сразу несколькими исследовательскими группами [22—34], доказано, что уровень витамина D, оцененный на ранних сроках беременности, был ниже у женщин, у которых впоследствии развилась ПЭ. Согласно результатам, полученным Э.Н. Васильевой и соавт. [34], у беременных с ПЭ тяжелой степени выявлен выраженный дефицит витамина D, содержание его в сыворотке крови составило 10,7±0,6 нг/мл (у женщин контрольной группы с физиологическим течением беременности — 17,6±0,3 нг/мл). В исследовании R. Singla и соавт. [22] с целью изучения связи между дефицитом витамина D и ПЭ и ее осложнениями проводилась оценка концентрации витамина D в сыворотке крови у женщин с легкой и тяжелой ПЭ, а также в контрольной группе небеременных женщин того же возраста. Женщины с ПЭ имели значительно более низкий уровень витамина D по сравнению с таковым в контрольной группе. Однако авторам не удалось выявить различия в уровне витамина D и тяжести заболевания. Как показали результаты исследования, проведенного Z. Mohaghegh и соавт. [23] для оценки взаимосвязи ПЭ и уровня витамина D в сыворотке крови матерей и их новорожденных, средняя концентрация 25(OH)D была значительно ниже у женщин с ПЭ (15,2±13,6 против 23,3±15,3 нг/мл) и у их новорожденных (15,2±13,1 против 21,6±12,6 нг/мл) по сравнению с беременными при физиологическом течении гестации и их новорожденными.

В обзор исследований по выявлению влияния витамина D на снижение риска развития ПЭ у беременных женщин N. Arain и соавт. [37] включили 7 работ, анализ которых также продемонстрировал в большинстве исследований положительную связь между дефицитом витамина D и ПЭ, а также возможность предупреждения развития ПЭ дополнительным приемом витамина D.

Исследование, проведенное Л.И. Мальцевой и соавт. (2016) по определению содержания витамина D в сыворотке крови у женщин с ПЭ, показало выраженное снижение его уровня. В среднем уровень 25(OH)D составил 10,7±0,6 нг/мл, тогда как у пациенток с физиологическим течением беременности — 19,82±1,5 нг/мл (p<0,01). При этом концентрация витамина D была одинаково низкой как при умеренной, так и при тяжелой ПЭ [38].

В своем анализе H. Mirzakhani и соавт. [39] сообщили, что ключевым фактором в предотвращении ПЭ являлся статус витамина D на ранних сроках беременности: в I триместре концентрация циркулирующего 25(OH)D не менее 30 нг/мл была связана со снижением риска развития ПЭ. По истечении этого критического периода профилактическое действие дополнительного введения витамина D в отношении манифестации ПЭ уменьшается [39].

По данным И.Е. Зазерской и соавт. [6], у беременных с ПЭ достоверно чаще встречаются дефицит и недостаточность витамина D. Средние уровни 25-гидроксикальциферола в сыворотке крови у беременных с ПЭ в 2,5 раза ниже, чем у женщин с физиологически протекающей беременностью.

По результатам систематического обзора и метаанализа, опубликованного N. Serrano-Díaz и соавт. в 2018 г. [40], обнаружена обратная связь, предполагающая, что при более высоких концентрациях витамина D вероятность развития ПЭ ниже.

При обследовании двух когорт беременных группы высокого риска развития ПЭ (n=101 и n=172) выявлен тяжелый дефицит витамина D [41, 42].

Эти исследования, проведенные в последнее время в различных странах, заставляют обратить внимание на недостаточность и дефицит витамина D как факторы риска развития ПЭ и возможности его применения для снижения этого риска.

Гестационный сахарный диабет

Существуют данные, указывающие на влияние уровня витамина D в крови беременной на нарушение толерантности к глюкозе, функции β-клеток и секреции инсулина [43]. Анализ результатов исследования Европейской ассоциации по борьбе с сахарным диабетом показал, что снижение уровня 25-гидроксивитамина D на одно стандартное отклонение (18,8 нмоль/л) повышало риск развития ГСД на 40%.

Данные опубликованного N. Arain и соавт. в 2015 г. метаанализа [37] продемонстрировали пониженный уровень 25(OH)D у беременных с ГСД по сравнению с таковым у беременных с нормогликемией со средней разницей в уровне 25(OH)D от 3,9 до 7,4 нмоль/л. Кроме того, этот метаанализ показал, что риск развития ГСД и резистентности к инсулину во II триместре беременности увеличивается в 1,5 раза у женщин с дефицитом витамина D в плазме крови на протяжении I триместра гестации по сравнению с таковым у здоровых беременных [37].

S. Shahgheibi и соавт. [44] в рандомизированном двойном слепом и плацебо-контролируемом исследовании изучили влияние дотации витамина D в течение I и II триместров беременности на снижение риска развития ГСД у 90 беременных женщин, имевших по крайней мере один фактор риска развития ГСД (ГСД в анамнезе, рождение ребенка с макросомией, наличие СД в семейном анамнезе, высокий индекс массы тела). Участники основной группы принимали 5000 МЕ витамина D ежедневно, а контрольной группы — плацебо до 26-й недели беременности, после чего пациенткам был проведен пероральный глюкозотолерантный тест. Частота развития ГСД в основной группе была статистически ниже, чем в контрольной группе (11,4 против 34,8%).

M. Lu и соавт. [45] проанализировали 20 наблюдательных исследований, включавших 16 515 беременных, и также обнаружили, что недостаточность витамина D у матери во время беременности связана с повышенным риском развития ГСД. Однако анализ подгрупп продемонстрировал, что такая связь может различаться в зависимости от дизайна исследования, оценки уровня витамина D, объема выборки, скорректированных моделей, качества исследования и других показателей.

Аналогичные результаты получили H. Kim и соавт. [46], подтвердившие в своей работе вывод о более низком уровне 25(OH)D в сыворотке крови у беременных с ГСД, чем у женщин с физиологическим течением беременности (p<0,01).

Китайские ученые под руководством Y. Zhang [47] в 2018 г. опубликовали метаанализ, включивший 87 наблюдательных исследований и 25 рандомизированных контролируемых исследований с участием 55 859 и 2445 человек соответственно. Было выявлено, что низкий уровень витамина D в крови во время беременности связан с более высоким риском развития ГСД, а прием витамина D во время беременности снижает этот риск.

L. Hu и соавт. [48] в своем обзоре приводят данные 29 наблюдательных исследований (28 982 участника, из которых 4634 были с диагностированным ГСД). В 10 исследованиях ученые выявили повышенный риск развития ГСД при недостаточности витамина D, 18 исследований не показали существенной связи между ними и только 1 исследование продемонстрировало низкий риск развития ГСД при недостаточности витамина D. Показано, что недостаточность витамина D у матери была связана со значительно повышенным риском развития ГСД — на 39%.

Синдром поликистозных яичников

Наиболее изучена роль дефицита витамина D в развитии и течении СПКЯ [49—53]. При сниженной концентрации 25(OH)D в сыворотке крови чаще встречаются инсулинорезистентность, атерогенная дислипидемия, метаболический синдром и артериальная гипертензия.

В своих работах A. Joham и соавт. [50] и N. Naderpoor и соавт. [51] выявили более низкий уровень 25(OH)D у пациенток с СПКЯ в сравнении с таковым у женщин без СПКЯ и показали роль витамина D в развитии инсулинорезистентности при СПКЯ.

M. Eftekhar и соавт. [54] в ретроспективном исследовании с участием 351 бесплодной женщины с диагностированным СПКЯ и контрольной группы из 50 женщин с нормальным овуляторным циклом и наличием мужского фактора бесплодия также отметили статистически значимый (p<0,001) более высокий уровень витамина D в контрольной группе, чем у пациенток с СПКЯ.

Результат ретроспективного обследования пациенток с СПКЯ, проведенного D. Kokanalı и соавт. [55] и включавшего 274 бесплодные женщины и 111 женщин с беременностями в анамнезе, продемонстрировал значительное снижение уровня витамина D в группе женщин с бесплодием и СПКЯ по сравнению с таковым в группе женщин с СПКЯ, не страдавших бесплодием. При наличии у обследованных бесплодных женщин с СПКЯ инсулинорезистентности и/или ожирения выявлен еще больший дефицит концентрации 25(OH)D в сыворотке крови.

Тем не менее результаты некоторых исследований не смогли подтвердить причинно-следственную связь между уровнем витамина D и патогенезом СПКЯ.

Эндометриоз

Большой интерес представляют работы о связи риска развития эндометриоза с изменением уровня витамина D в организме [8, 49, 53].

Оценка сывороточных уровней 25(OH)D у женщин с эндометриозом яичников, проведенная A. Ciavattini и соавт. [56], показала наличие дефицита витамина D в 85% наблюдений. Кроме того, обнаружена достоверная корреляция между выраженностью дефицита 25(OH)D и диаметром эндометриом.

Для женщин с эндометриозом яичников характерно снижение концентрации витамина D до значений, соответствующих критериям недостаточности (23,98±6,82 нг/мл), в том числе при выраженной тазовой боли — до 19,26±6,01 нг/мл, что соответствует критериям дефицита витамина D [57].

В своем обзоре G. Muscogiuri и соавт. [8] ссылаются, в частности, на несколько исследований антиинвазивных, антиангиогенных и противовоспалительных эффектов воздействия in vivo витамина D на созданные путем пересадки эндометриоидной ткани в брюшину животных модели эндометриоза. Результаты экспериментов показали, что 25(OH)D может препятствовать развитию эндометриоза и его прогрессированию путем ингибирования процессов неоваскуляризации [8].

Кроме того, исследования ряда авторов показали повышение продукции протеина, связывающего витамин D (Vitamin D-binding protein — VDBP), в сыворотке и тканях брюшины при эндометриозе. Именно этот белок имеет прямое отношение к стимуляции макрофагальной активности. Это может объяснить мощное модулирующее влияние витамина D на локальную активность иммунных клеток и цитокинов, поддерживающих эндометриоз, а дефицит витамина D может обусловливать развитие системного воспалительного ответа, который является основным фактором возникновения эндометриоза [6, 58].

P. Skowrońska и соавт. [49], G. Muscogiuri и соавт. [8] в своих обзорах приводят неоднозначные данные об уровне 25(OH)D у женщин с эндометриозом, однако наблюдаемые расхождения между результатами этих исследований могут быть в основном обусловлены различным распределением изучаемых популяций и относительно небольшими когортами включенных пациентов.

Таким образом, особенности взаимосвязи между эндометриозом и уровнем витамина D еще предстоит выяснить.

Лейомиома матки

В наше время гиповитаминоз D, как полагают, является одним из факторов риска развития лейомиомы матки, повышая вероятность ее развития в 2,4 раза [59]. В исследованиях на культивируемых клетках лейомиомы человека in vitro и на животных моделях in vivo показано, что витамин D регулирует пролиферацию и дифференцирование, ингибирует ангиогенез и стимулирует апоптоз этих клеток [49, 60]. Доказана также и статистически значимая обратная корреляция между низкими сывороточными уровнями 25(OH)D и наличием симптомной лейомиомы матки, а также общим объемом ее массы [49].

Бесплодие. Программы ВРТ

Отдельно стоит отметить исследования, касающиеся высокой распространенности дефицита витамина D среди женщин с бесплодием [8, 18, 54, 56]. N. Dressler и соавт. [61], ссылаясь на данные своего ретроспективного когортного исследования среди 306 женщин, проживавших в центральной Германии и проходивших лечение по поводу бесплодия, отметили, что недостаточность витамина D достигала в выборке 84,3%. При этом ученые не обнаружили изменений уровня витамина D в зависимости от возраста или связанных с бесплодием расстройств (эндометриоз, СПКЯ) [61]. Среди 1072 бесплодных пациенток, обратившихся в Миланский специализированный центр репродукции (Италия), средняя концентрация 25(OH)D ниже 30 нг/мл была у 89% обследованных. Интересно, что у пациенток с эндометриозом как причиной бесплодия были обнаружены более высокие уровни 25(OH)D по сравнению с женщинами с другими нарушениями [62]. При проведении проспективного когортного исследования в Бирмингемском женском центре фертильности (Великобритания) дефицит витамина D был выявлен у 53,2% из 500 женщин с бесплодием, а недостаточность витамина D — у 30,8% [63]. Кроме того, отмечено, что у женщин с бесплодием различной этиологии значительно чаще встречается дефицит витамина D по сравнению с беременными женщинами (59% и 40% соответственно; p<0,01) [64]. В когорте пациенок с бесплодием (n=335) уровни 25(OH)D менее 20 нг/мл наблюдались у 45% участниц [43].

Большой интерес представляют исследования, в которых изучается влияние витамина D на исходы программ вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ). Работами ряда ученых установлено, что низкий уровень 25(OH)D коррелирует с высоким уровнем выкидышей и низким количеством беременностей и родов у женщин после ЭКО, а концентрация витамина D в сыворотке крови служит предиктором наступления клинической беременности [48, 49, 53, 65, 66].

Согласно данным З.М.С. Наими и соавт. [67], в группе пациенток с уровнем 25(OH)D более 30 нг/мл частота наступления клинической беременности в циклах без стимуляции суперовуляции с переносом криоконсервированных/размороженных эмбрионов была на 34,5% выше, чем в группе с уровнем 25(OH)D менее 10 нг/мл.

Клинически регистрируемая беременность среди 335 женщин после прохождения процедуры ЭКО была установлена у 20% участниц в подгруппе с дефицитом витамина D и у 31% участниц с уровнем этого витамина более 20 нг/мл [43].

Рандомизированное двойное слепое контролируемое исследование, осуществленное учеными Университета Южной долины (Египет), показало, что увеличение уровня 25(OH)D приводило к повышению частоты имплантации эмбрионов после процедуры ЭКО-ИКСИ (интрацитоплазматической инъекции сперматозоида) и частоты клинической беременности (p<0,05) [68].

В метаанализе 5 исследований (n=655) низкие уровни 25(OH)D (менее 20 нг/мл) коррелировали с низкой частотой живорождаемости после применения программы ЭКО [14].

Аналогичные данные были получены исследовательской группой J. Chu и соавт. [63], показавшей, что уровень живорождаемости в исходе программы ЭКО для женщин с дефицитом, недостаточным и нормальным уровнем витамина D составил 23,2%, 27,0% и 37,7% соответственно (p=0,04).

При анализе опубликованных работ о роли витамина D в репродуктивной системе не было найдено данных о его влиянии на качество половых клеток. Считается, что основное влияние на исходы программ ВРТ витамин D оказывает через воздействие на эндометрий, а не на ооцит [69].

Обследование 252 пациенток, проведенное в Австралийском медицинском центре бесплодия, продемонстрировало позитивную корреляцию уровня витамина D как с частотой наступления беременности в исходе программы ВРТ (ЭКО-ИКСИ), так и с толщиной эндометрия. В ходе своего исследования U. Abdullah и соавт. [70] пришли к выводу, что дефицит 25(OH)D у женщин препятствует достижению оптимальной толщины эндометрия, необходимой для имплантации эмбриона после ИКСИ.

Вместе с тем в исследовании M. Banker и соавт. [72] подобной зависимости обнаружено не было.

Заключение

Таким образом, большое число опубликованных работ свидетельствует о влиянии витамина D на функционирование репродуктивной системы у женщин и его связи с успешным зачатием и пролонгированием беременности. Гиповитаминоз D ассоциирован с риском развития СПКЯ, эндометриоза, лейомиомы матки. Однако не все исследования смогли продемонстрировать эту связь, что, возможно, объясняется их дизайном, географической вариабельностью, небольшим размером выборки и ее гетерогенностью, качеством исследования и рядом других показателей. Поэтому для изучения этой проблемы необходимы дальнейшие хорошо разработанные проспективные наблюдательные исследования и рандомизированные контрольные испытания с целью выявления корреляции уровня витамина D и женской фертильности.

Участие авторов:

Концепция и дизайн исследования — С.В. Хабаров

Сбор и обработка материала — С.В. Хабаров

Статистическая обработка данных — К.А. Хадарцева, В.Г. Волков

Написание текста — С.В. Хабаров

Редактирование — С.В. Хабаров, К.А. Хадарцева, В.Г. Волков

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Participation of authors:

Concept and design of the study — S.V. Khabarov

Data collection and processing — S.V. Khabarov

Statistical processing of the data — K.A. Khadartseva, V.G. Volkov

Text writing — S.V. Khabarov

Editing — S.V. Khabarov, K.A. Khadartseva, V.G. Volkov

Authors declare lack of the conflicts of interests.