Максимова М.Ю.

ФГБНУ «Научный центр неврологии»

Котляр Я.А.

ФГБНУ «Научный центр неврологии»

Шабалина А.А.

ФГБНУ «Научный центр неврологии»

Хроническая скелетно-мышечная боль при дегенеративных изменениях позвоночника у пациентов молодого и среднего возраста

Авторы:

Максимова М.Ю., Котляр Я.А., Шабалина А.А.

Подробнее об авторах

Прочитано: 3346 раз


Как цитировать:

Максимова М.Ю., Котляр Я.А., Шабалина А.А. Хроническая скелетно-мышечная боль при дегенеративных изменениях позвоночника у пациентов молодого и среднего возраста. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2022;122(6):77‑84.
Maksimova MYu, Kotlyar YA, Shabalina AA. Chronic musculoskeletal pain in degenerative changes of the spine in young and middle-aged patients. S.S. Korsakov Journal of Neurology and Psychiatry. 2022;122(6):77‑84. (In Russ.)
https://doi.org/10.17116/jnevro202212206177

Рекомендуем статьи по данной теме:
Оцен­ка уров­ней фер­ри­ти­на и C-ре­ак­тив­но­го бел­ка у па­ци­ен­тов с одон­то­ген­ны­ми флег­мо­на­ми че­люс­тно-ли­це­вой об­лас­ти. Опе­ра­тив­ная хи­рур­гия и кли­ни­чес­кая ана­то­мия (Пи­ро­гов­ский на­уч­ный жур­нал). 2024;(4):49-54

Проблема боли в спине продолжает оставаться в центре внимания клиницистов различных специальностей. Боль в спине является одной из распространенных жалоб у пациентов трудоспособного возраста и дорогостоящим бременем для государственных систем здравоохранения [1]. Приступы острой боли в спине той или иной интенсивности выявляются у 80% взрослого населения. У 20% взрослых наблюдаются периодические рецидивирующие приступы боли в спине длительностью 3 дня и более. Распространенность хронической боли в спине, при которой не обнаруживается связь с какой-либо определенной причиной, составляет 15% [2].

Согласно исследованию глобального бремени болезней, боль в спине занимает лидирующее положение и является ведущей причиной нетрудоспособности [3], опережая инсульт по степени функциональных ограничений [4]. В период с 1990 по 2015 г. показатель утраченных лет полноценной жизни в результате инвалидности, вызванной дегенеративными изменениями позвоночника, увеличился на 54% [5, 6]. Боль в спине может приводить к значительным ограничениям в повседневной жизни, потере социальных функций, эмоциональным реакциям в виде тревоги и депрессии, снижению качества жизни.

Большему риску возникновения боли в спине подвержены лица в возрасте старше 30 лет [7]. У 20% населения дегенеративные изменения позвоночника возникают в возрасте от 11 до 16 лет и обычно становятся клинически значимыми в среднем и пожилом возрасте. Распространенность хронической боли в пояснице в возрасте 21—44 лет составляет 6,5%, 45—64 лет — 14,3%, 65 лет и более — 12,3% [8, 9].

Боль в спине может быть вызвана дегенеративными изменениями межпозвонковых дисков или другими причинами [10, 11]. В числе факторов, повышающих риск развития болевого синдрома в спине, можно выделить значительно выраженные производственные статико-динамические нагрузки с вибрацией, нарушение осанки [2], женский пол [12, 13], курение [14], избыточную массу тела [15], низкую физическую активность и малоподвижный образ жизни [16, 17], депрессию [18, 19], низкий уровень дохода и образования [6], дегенеративные изменения позвоночника [20].

В большинстве случаев болевые синдромы обусловлены патологией костно-мышечной системы. Выделено несколько причин, связанных с развитием миофасциального (мышечно-тонического) синдрома у лиц молодого возраста: интенсивные занятия спортом, часто сочетающиеся со сгибанием, резким разгибанием и ротацией (спортивные гимнастика и танцы, тяжелая атлетика, горные лыжи, большой теннис и др.), ношение тяжелого рюкзака, неудобная нефизиологичная рабочая поза, использование мягких матрасов, эмоциональный стресс. Во многих случаях боль в спине у лиц молодого возраста носит неспецифический скелетно-мышечный характер и связана с избыточным повышением тонуса паравертебральных мышц вследствие их микротравматизации [2, 19].

Причины возникновения дегенеративных изменений позвоночника многообразны и до конца не ясны. Развитию дегенеративных изменений позвоночника и хронической боли в спине способствуют бронхиальная астма, сахарный диабет, респираторные, сердечно-сосудистые и желудочно-кишечные заболевания [21—23]. Выявлена связь между болью в спине и гипермобильным синдромом [24, 25].

В зависимости от продолжительности болевых ощущений выделяют острую (менее 6 нед), подострую (от 6 до 12 нед) и хроническую (более 12 нед) боль [26—28].

В большинстве случаев ноцицептивный характер вертеброгенной боли связан с раздражением болевых рецепторов мышц, суставов и связок. Более того, болевые рецепторы были обнаружены в ядрах межпозвонковых дисков (МД). Нейропатическая боль в позвоночнике, как правило, связана с вовлечением корешка или спинномозгового узла [29, 30].

Диагностика болевых синдромов в спине проводится для обнаружения причин боли и включает сбор анамнеза, клиническое обследование, заполнение опросников и проведение магнитно-резонансной томографии (МРТ). С болью в спине могут быть связаны такие изменения при МРТ, как протрузия МД, сдавление спинномозгового корешка, стеноз позвоночного канала, нестабильность вследствие дисковой (дегенерация межпозвонкового диска) или внедисковой (артроз фасеточных суставов, спондилолистез) патологии [31—33]. Однако следует учитывать, что выпячивание МД, артропатия фасеточных суставов при МРТ полностью не соотносятся с интенсивностью, длительностью и локализацией болевого синдрома [34].

В настоящее время отсутствуют какие-либо лабораторные показатели, которые могут иметь существенное значение для оценки риска развития дегенеративных изменений позвоночника.

Цель исследования — выявить клинические и лабораторные показатели, связанные с развитием хронического скелетно-мышечного болевого синдрома при дегенеративных изменениях позвоночника у пациентов молодого и среднего возраста.

Материал и методы

В исследование были включены 103 пациента, 59 (57,2%) женщин и 44 (42,7%) мужчины в возрасте 42 [36; 47] лет с хронической более 12 нед скелетно-мышечной болью в спине. Основную группу составили 83 пациента с хронической скелетно-мышечной болью и дегенеративными изменениями позвоночника без признаков компрессии спинномозговых нервов и стеноза позвоночного канала по данным МРТ. В группу сравнения вошли 20 пациентов с жалобами на хроническую скелетно-мышечную боль в спине и отсутствием дегенеративной патологии позвоночника при МРТ.

Критерии включения: возраст от 18 до 60 лет; хроническая скелетно-мышечная боль в спине; подписанное информированное согласие на проведение обследования и лечения, а также обработку персональных данных.

Критерии невключения: компрессионная радикулопатия и стеноз позвоночного канала; опухоль спинного мозга; травма позвоночника; воспалительные заболевания позвоночника и спинного мозга; ортопедическая патология позвоночника; остеопороз; воспалительные и дегенеративные изменения суставов; заболевания внутренних органов с отраженной болью в спине; соматическая патология в стадии декомпенсации; стоматологические заболевания и вмешательства в течение последних 3 мес; избыточное употребление алкоголя; беременность и кормление.

У всех пациентов проводился тщательный анализ анамнестических сведений. Оценивались выраженность, локализация и характер болевого синдрома, провоцирующие или усиливающие факторы, вредные привычки, трудовой анамнез, применение эстрогенсодержащих гормональных препаратов у женщин, наличие других хронических заболеваний.

Неврологический осмотр был направлен на выявление двигательных, чувствительных, тазовых нарушений, корешкового синдрома, мышечно-тонического синдрома, триггерных болевых точек. При соматическом обследовании дополнительно оценивали рост, индекс массы тела (ИМТ), а также клинические признаки дисплазии соединительной ткани [35].

Интенсивность сенсорной составляющей болевого синдрома измерялась с помощью ВАШ: от 1 до 3 баллов — слабая боль; от 4 до 6 — умеренная; от 7 до 10 — сильная [36]. Выявление нейропатического компонента болевых ощущений проводилось с помощью опросников DN4 (Douleur Neuropathique 4) и painDETECT [37, 38]. Положительный ответ на 4 вопроса и более из 10 пунктов опросника DN4 интерпретируется как нейропатический болевой синдром. Общий балл по painDETECT от 0 до 12 соответствует отсутствию нейропатического компонента, от 13 до 18 — неопределенному результату, от 19 до 38 — нейропатическому болевому синдрому.

Для оценки астенических нарушений использовалась шкала MFI-20 (Multidimensional Fatigue Inventory-20) [39], тревоги и депрессии — шкала Спилбергера [40] и шкала Монтгомери—Асберг [41]. В норме общий балл по шкале MFI-20 не превышает 20—30. Балл по одному из разделов шкалы более 12 соответствует астеническому синдрому. По шкале Спилбергера показатели реактивной и личностной тревоги менее 30 баллов соответствуют низкой степени, от 31 до 45 — средней, более 46 — высокой. Сумма баллов по шкале Монтгомери—Асберг расценивается следующим образом: менее 15 — отсутствие депрессии; 16—25 — легкая депрессия; 26—30 — умеренная; более 30 — тяжелая.

Для определения характера дегенеративных изменений позвоночника, а также исключения другой патологии каждому пациенту проводили МРТ на аппаратах Magnetom Symphony («Siemens»; Германия), Magnetom Verio («Siemens»; Германия) с величиной магнитного поля 1,5 и 3,0 Тл соответственно.

Уровни глюкозы, мочевины, креатинина, билирубина, холестерина, общего белка, С-реактивного белка, ионизированного кальция и фосфора измеряли на автоматическом биохимическом анализаторе Konelab 30I («ThermoFisher», Финляндия) с использованием наборов реагентов Randox (Великобритания) и ион-селективного кальциевого электрода ThermoFisher (Финляндия). Уровни остеокальцина, паратиреоидного гормона, тиреотропного гормона в крови определяли на иммунохемилюминесцентном анализаторе Immulite 2000 («Siemens», Германия) с помощью диагностических наборов этого же производителя. Определение витамина D в крови проводили на иммунохимическом анализаторе Architect i2000SR («Abbott», США) с использованием наборов реагентов этого же производителя. Витамин PP (никотинамид) и 17-гидроксипрогестерон (17-OH) в крови измеряли методом ELISA сэндвич-типа на плашечном ридере VICTOR 2 («Perkin Elmer», США) с помощью комплекта реагентов Cloud Clone Corparation (США, Китай). Уровни цитокинов 1β (ИЛ-1β), ИЛ-6, ИЛ-8 и фактора некроза опухоли альфа (ФНО-α) в крови определяли твердофазным иммуноферментным методом (ELISA) на плашечном ИФА-анализаторе Реал-бест (Россия) с использованием наборов реагентов Cloud Clone Corparation (США, Китай).

Всем пациентам был рекомендован прием миорелаксантов (толперизон) в течение 3 нед, были проведены курсы массажа и ЛФК.

Статистический анализ проводили с использованием программы Statistica 12.0. Сравнительный анализ количественных данных осуществляли с использованием непараметрического U-критерия Манна—Уитни. Качественные данные анализировали путем вычисления абсолютных частот и процентных долей. Номинальные показатели в несвязанных совокупностях сравнивали с помощью точного критерия Фишера, порядковые данные — путем расчета критерия χ2 Пирсона. Различия считали достоверными при p<0,05.

Результаты

Возраст пациентов в основной группе составил 42 [38; 46] года, в группе сравнения — 40 [34; 47] лет (p=0,24). Боль в задней шейной области беспокоила 29 (35%) пациентов из основной группы и 14 (70%) — из группы сравнения. на боль в межлопаточной области жаловался только 1 (5%) пациент из группы сравнения. Боль в пояснично-крестцовом отделе позвоночника отмечалась у 54 (65%) пациентов из основной группы и 5 (25%) — из группы сравнения. У 34 (41%) пациентов основной группы и 4 (20%) — группы сравнения были указания на семейный анамнез хронической боли в спине у близких родственников.

В группе пациентов с хронической болью и дегенеративными изменениями позвоночника боль носила ноющий, тянущий и колющий характер. В 56 (67,5%) случаях болевой синдром наблюдался в середине дня, в 9 (10,8%) — возникал в вечернее время и в 18 (21,7%) — не зависел от времени суток. В большинстве случаев боль и усталость мышц спины усиливались после физической нагрузки или длительного пребывания в вынужденной позе (офисная работа за компьютером). У 78 (94%) пациентов боль купировалась в состоянии физического покоя, при смене положения тела и проведении массажа, у 5 (6%) — после приема нестероидных противовоспалительных средств. При неврологическом осмотре выявлялись болезненность остистых отростков, надостистых и межостистых связок, локальное напряжение паравертебральных мышц, триггерные области в мышцах с паттернами отраженной боли, болезненные уплотнения и тяжи в мышцах спины. Мышечно-тонический синдром с напряжением разгибателей спины и уплощением поясничного лордоза наблюдался у 54 (65,1%) пациентов основной группы. У 16 (19,3%) пациентов был умеренный сколиоз. У 18 (21,7%) пациентов определялась гипотония мышц ягодицы и задней группы мышц бедра. При МРТ были обнаружены дегенеративные изменения позвоночника, соответствующие остеохондрозу, в 77 (92,8%) случаях, множественные протрузии дисков величиной от 2 до 4 мм без компрессии спинномозговых корешков в 55 (66,3%) случаях.

Группа пациентов с хронической болью в спине и отсутствием дегенеративных изменений позвоночника при МРТ характеризовалась наличием ноющей и тупой боли средней интенсивности, усиливающейся при статической и физической нагрузках.

Пациенты обеих групп (табл. 1) одинаково часто были заняты физическим трудом, требующим значительных усилий при поднятии и переноске тяжестей, трудом, который не требовал значительных усилий, однако выполнялся в вынужденном положении тела в условиях статико-динамических нагрузок, и не заняты физическим трудом (офисная работа в положении сидя за компьютером). Для пациентов основной группы были характерны малоподвижный образ жизни и низкая физическая активность (72,3%). Пациенты группы сравнения регулярно занимались спортом (лыжи, фигурное катание, теннис, плавание в бассейне) или танцами (70%).

Таблица 1. Характер труда у пациентов с хронической скелетно-мышечной болью в спине

Характер труда

Основная группа (n (%))

Группа сравнения (n (%))

p

Занятые физическим трудом, требующим значительных усилий при поднятии и переноске тяжестей

8 (9,6)

1 (5)

1,00

Занятые физическим трудом в условиях статико-динамических перегрузок

11 (13,3)

1 (5)

0,45

Не занятые физическим трудом (офисная сидячая работа)

64 (77,1)

18 (90)

0,35

Рост пациентов составил в основной группе 167 [155; 179] см, в группе сравнения 171 [160; 183] см (p=0,63). ИМТ оказался более высоким в основной группе по сравнению с группой сравнения (32,4 [28,2; 36,6] против 25,2 [22,9; 27,7] (p=0,01). Комбинированные оральные контрацептивы женщины обеих групп не использовали. Курение табака отмечено у 40 (48,2%) пациентов основной группы и у 5 (25%) — группы сравнения (p=0,080).

Частота встречаемости признаков дисплазии соединительной ткани у пациентов обследованных групп была сопоставимой (табл. 2).

Таблица 2. Частота встречаемости признаков дисплазии соединительной ткани у пациентов с хронической скелетно-мышечной болью в спине

Признак дисплазии соединительной ткани

Основная группа (n (%))

Группа сравнения (n (%))

p

Гипермобильный синдром

15 (20,5)

5 (25)

0,76

Плоскостопие

23 (27,7)

6 (30)

1,00

Сколиоз позвоночника

24 (28,9)

8 (40)

0,42

Пролапс митрального клапана

7 (8,4)

2 (10)

1,00

Симптом запястья

30 (36,1)

7 (35)

0,92

Приросшие мочки ушей

22 (26,5)

6 (30)

0,78

Близорукость

23 (27,7)

6 (30)

1,00

Астигматизм

15 (18,1)

5 (25)

0,53

Интенсивность боли у пациентов обеих групп при оценке с помощью ВАШ соответствовала умеренной степени. При оценке нейропатического компонента болевых ощущений по опросникам DN4 и painDETECT результат в обеих группах расценивался как отрицательный (суммарное количество баллов менее 4 и менее 13 соответственно) (табл. 3).

Таблица 3. Результаты оценки хронического скелетно-мышечного болевого синдрома в спине с помощью шкал и опросников

Общий балл Me [Q1; Q3]

Основная группа (n=83)

Группа сравнения (n=20)

p

ВАШ

5,0 [3,0; 6,5]

4,0 [2,5; 5,5]

0,113

Опросник DN4

3,0 [1,5; 4,0]

1,0 [0,0; 2,0]

0,001

Опросник по боли (painDETECT)

9,0 [6,0; 12,0]

5,5 [3,5; 9,5]

0,005

В период обследования пациентов каких-либо тяжелых психотравмирующих ситуаций не наблюдалось. Пациенты отличались в целом общительностью, широтой интересов и уверенностью в себе. По шкале MFI-20 уровень астении был повышен у всех пациентов основной группы и группы сравнения (57 [35; 80] и 55,5 [32; 79] баллов, p>0,05). При оценке по шкале Спилбергера в основной группе ситуативная тревожность была низкой у 8 (9,6%) пациентов, умеренной у 31 (37,3%), высокой у 44 (53%). В группе сравнения ситуативная тревожность была низкой у 1 (5%) пациента, умеренной у 9 (45%) и высокой у 10 (50%). Уровень личностной тревожности в основной группе был низким у 5 (6%) пациентов, умеренным у 42 (50,6%), высоким у 36 (43,3%). Личностная тревожность в группе сравнения была умеренной у 14 (70%) пациентов и высокой у 6 (30%). Согласно результатам оценки пациентов по шкале Монтгомери—Асберг, легкая депрессия (суммарная оценка от 16 до 25 баллов) выявлена у 20 (24,1%) пациентов основной группы и 3 (15%) — группы сравнения (p=0,552).

При исследовании биохимических показателей крови в группе пациентов с хронической болью и дегенеративными изменениями позвоночника, по сравнению с группой сравнения, выявлено повышение уровней провоспалительных факторов (С-реактивного белка, ФНО-α, ИЛ-1β, ИЛ-6 и ИЛ-8), а также снижение уровня остеокальцина (табл. 4).

Таблица 4. Биохимические показатели крови у пациентов с хронической скелетно-мышечной болью в спине

Показатель Me [Q1; Q3]

Основная группа (n=83)

Группа сравнения (n=20)

p

Глюкоза, ммоль/л

5,4 [4,3; 9,4]

5,1 [4,2; 6,6]

0,098

Билирубин общий, мкмоль/л

11,6 [4,6; 28,2]

10,2 [5,3; 30,9]

0,195

Креатинин, мкмоль/л

79 [49; 120]

75 [54; 94]

0,342

Холестерин общий, ммоль/л

5,5 [3,4; 6,9]

5,1 [3,5; 6,1]

0,055

Кальций ионизированный (Ca2+), ммоль/л

1,20 [0,14; 2,3]

1,20 [0,81; 2,42]

0,761

Фосфор, ммоль/л

1,20 [0,78, 2,13]

1,20 [0,81; 2,42]

0,761

Остеокальцин, нг/мл

11,6 [2,4; 38,0]

9,5 [2,1; 30,4]

0,026

Витамин PP (никотинамид), нг/мл

72,9 [30,0; 192,0]

70,9 [26,0; 158,0]

0,692

Витамин D, нг/мл

21,4 [3,0; 40,0]

26,8 [9,0; 65,0]

0,333

Паратгормон, пг/мл

39,1 [11,1; 267,0]

31,8 [5,6; 91,7]

0,110

Тиреотропный гормон, мМе/л

2,1 [0; 8,19]

1,9 [0,01; 4,80]

0,796

17-OH, нмоль/л

Мужчины — 1,7 [1,3; 2,2]

Женщины — 1,5 [0,7; 2,4]

Мужчины — 1,91 [1,80; 2,52]

Женщины — 2,04 [0,40; 3,71]

0,207

С-реактивный белок, мг/мл

9,6 [5,8; 13,5]

3,5 [2,7; 4,4]

0,010

ФНО-α, пг/мл

13,4 [9,0; 17,8]

6,1 [3,3; 8,7]

0,023

ИЛ-1β, пг/мл

4,7 [3,4; 5,8]

3,3 [2,5; 4,2]

0,544

ИЛ-6, пг/мл

9,3 [5,9; 12,8]

4,9 [3,5; 6,5]

0,039

ИЛ-8, пг/мл

48,6 [10,1; 86,3]

23,7 [5,5; 41,8]

0,037

Обсуждение

Основными причинами возникновения скелетно-мышечной боли у 83 пациентов в возрасте 42 [38; 46] лет были дегенеративные изменения позвоночника без признаков компрессии спинномозговых нервов и стеноза позвоночного канала по данным МРТ (основная группа) и у 20 пациентов в возрасте 40 [34; 47] лет — функциональные нарушения (группа сравнения). По характеру трудовой деятельности пациенты обеих групп не различались. Однако пациенты с дегенеративными изменениями позвоночника чаще вели малоподвижный образ жизни, имели повышенный ИМТ, а пациенты группы сравнения регулярно занимались спортом или танцами и характеризовались нормостенической конституцией. Курение табака отмечено у 48,2% пациентов основной группы и 25% — группы сравнения (p=0,080).

Выраженность боли у пациентов обеих групп характеризовалась умеренной степенью, нейропатический компонент болевых ощущений не выявлен. Уровни астении, ситуативной и личностной тревожности были умеренными или повышенными в обеих группах пациентов.

В проблеме дегенеративных изменений позвоночника еще много спорных и нерешенных вопросов, к которым, в частности, относятся вопросы их патогенеза. На протяжении жизни человека скорость и направленность костного гомеостаза меняются. В возрасте 35—40 лет баланс ремоделирования костной ткани сдвигается в сторону повышения процесса резорбции [42, 43]. К факторам риска развития дегенеративной патологии позвоночника относятся генетические факторы, регулирующие биосинтез коллагена и других биогенных белковых и низкомолекулярных веществ, низкая или избыточная физическая активность, недостаточное потребление продуктов, содержащих кальций и витамин D, курение, избыточное потребление кофеина и алкоголя, гормональные факторы, хроническое воспаление [44—49].

Остеохондроз — дегенеративное изменение МД [50, 51]. МД состоит из пульпозного ядра, наружного фиброзного кольца и хрящевых концевых пластинок. Пульпозное ядро находится в центральной части гидрофильного студенистого экстрацеллюлярного матрикса и состоит из коллагена II типа и агрекана [51]. Дегенерация МД является хроническим процессом, характеризующимся усиленным распадом студенистого матрикса, потерей протеогликанов, разрушением структуры диска, уменьшением высоты МД. Подобные изменения в конечном итоге активируют воспалительную реакцию с повышением уровней ИЛ-1α, ИЛ-1β, ФНО-α, факторов роста эндотелия сосудов и нервов, а также периферическую сенсибилизацию ноцицепторов МД, межпозвонковых фасеточных суставов, связочного аппарата, мышц и фасций [52]. Более того, повышенная экспрессия ИЛ-1β, ИЛ-1α, ФНО-α, фактора роста эндотелия сосудов и его рецептора, а также основного фактора роста фибробластов в дегенерированном МД наряду с усилением неоваскуляризации ускоряет катаболизм, снижает продукцию протеогликанов и усиливает экспрессию матриксных металлопротеиназ [53]. Полученные данные свидетельствуют, что протеогликаны предотвращают рост кровеносных сосудов и нервов в направлении пульпозного ядра. Чрезмерная деградация экстрацеллюлярного матрикса и активация металлопротеиназ могут стимулировать неоваскуляризацию МД, что усиливает чувствительность сенсорных нервных волокон. Повышенный уровень фактора роста нервов, мозгового нейротрофического фактора и воспалительный процесс могут активировать процесс прорастания нервных волокон спинномозгового узла в фиброзное кольцо и пульпозное ядро, что в конечном итоге приводит к развитию болевого синдрома [52—54].

В крови выявляется преобладание моноцитов М1-типа, дисбаланс между про- и противовоспалительными цитокинами (снижение уровня ИЛ-10 и повышение уровня ИЛ-6), снижение способности макрофагов М2-типа к секреции опиоидов [54]. Показано, что повышение уровней С-реактивного белка и ИЛ-6 связано с тяжестью неспецифической боли в спине, в то время как повышение ФНО-α — с наличием неспецифической боли в спине [55]. Было обнаружено, что повышение уровня ИЛ-6 активирует образование ФНО-α в нейронах спинномозговых узлов и усиливает гипералгезию [56]. Выявленное нами повышение уровней провоспалительных факторов (С-реактивного белка, ФНО-α, ИЛ-1β, ИЛ-6 и ИЛ-8) в крови подтверждает роль воспалительных реакций в патогенезе дегенеративных изменений позвоночника и связанного с ними скелетно-мышечного болевого синдрома.

Остеокальцин — неколлагеновый K-зависимый белок, синтезируемый остеобластами при формировании кости. Его концентрация в крови является биохимическим маркером остеосинтеза и отражает темпы минерализации костного матрикса [57]. В проведенном исследовании снижение уровня остеокальцина при нормальном содержании паратиреоидного гормона в крови в группе пациентов с дегенеративными изменениями позвоночника, по-видимому, связано с нарушением ремоделирования и активацией резорбции костной ткани.

Заслуживает внимания роль наследственной предрасположенности или приобретенной функциональной недостаточности соединительной ткани [50]. В проведенном исследовании в обеих группах пациентов со скелетно-мышечной болью выявлены признаки дисплазии соединительной ткани (синдром гипермобильности суставов, плоскостопие, сколиоз позвоночника, симптом запястья, пролапс митрального клапана, приросшие мочки ушей, близорукость и астигматизм), частота которых была сопоставимой.

Значительный интерес вызывает аутоиммунная теория патогенеза дегенеративных изменений позвоночника. Цитокины — растворимые вещества полипептидной структуры, вырабатываемые большинством клеток организма, которые за счет связывания со специфическими рецепторами осуществляют передачу разнообразных межклеточных сигналов, активирующих или тормозящих ряд клеточных функций. Некоторые из цитокинов, такие как ИЛ-1, ИЛ-6, ИЛ-11, ФНО-α, колониестимулирующие факторы, образуются в остеобластах и, как полагают, участвуют во взаимодействии между остеобластами и остеокластами [53, 58].

Заключение

Выявленное в крови повышение уровней провоспалительных факторов (С-реактивного белка, ФНО-α, ИЛ-1β, ИЛ-6 и ИЛ-8) подтверждает роль воспалительных реакций в патогенезе дегенеративных изменений позвоночника и связанного с ними скелетно-мышечного болевого синдрома. Снижение уровня остеокальцина при нормальном содержании паратиреоидного гормона в крови у пациентов с дегенеративной патологией позвоночника, по-видимому, связано с нарушением ремоделирования и активацией резорбции костной ткани. Дальнейшее углубление знаний о биохимических маркерах развития и прогрессирования дегенеративной патологии позвоночника позволит разработать подходы к эффективной терапии.

Работа выполнена в рамках государственного задания ФГБНУ НЦН.

The study was performed as a part of the public assignment of the Research Center of Neurology.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Литература / References:

  1. Global Burden of Disease Study 2013 Collaborators. Global, regional, and national incidence, prevalence, and years lived with disability for 301 acute and chronic diseases and injuries in 188 countries, 1990—2013: a systematic analysis for the Global Burden of Disease Study 2013. Lancet. 2015;386(9995):743-800.  https://doi.org/10.1016/S0140-6736(15)60692-4
  2. Balagué F, Mannion AF, Pellisé F, et al. Non-specific low back pain. Lancet. 2012;379(9814):482-491.  https://doi.org/10.1016/S0140-6736(11)60610-7
  3. Institute for Health Metrics and Evaluation (IHME). Findings from the Global Burden of Disease Study 2017. Seattle, WA: IHME; 2018.
  4. Ma VY, Chan L, Carruthers KJ. Incidence, prevalence, costs, and impact on disability of common conditions requiring rehabilitation in the United States: stroke, spinal cord injury, traumatic brain injury, multiple sclerosis, osteoarthritis, rheumatoid arthritis, limb loss, and back pain. Arch Phys Med Rehabil. 2014;95(5):986-995.e1.  https://doi.org/10.1016/j.apmr.2013.10.032
  5. Clark S, Horton R. Low back pain: a major global challenge. Lancet. 2018;391(10137):2302. https://doi.org/10.1016/S0140-6736(18)30725-6
  6. Hartvigsen J, Hancock MJ, Kongsted A, et al. Lancet Low Back Pain Series Working Group. What low back pain is and why we need to pay attention. Lancet. 2018;391(10137):2356-2367. https://doi.org/10.1016/S0140-6736(18)30480-X
  7. Hoy D, Brooks P, Blyth F, et al. The Epidemiology of low back pain. Best Pract Res Clin Rheumatol. 2010;24(6):769-781.  https://doi.org/10.1016/j.berh.2010.10.002
  8. Smith AJ, O’Sullivan P, Beales D, et al. Back pain beliefs are related to the impact of low back pain in 17 year old. Phys Ther. 2012;92(10):1258-1267. https://doi.org/10.2522/ptj.20110396
  9. Trigueiro MJ, Massada L, Garganta R. Back pain in Portuguese schoolchildren: prevalence and risk factors. Eur J Public Health. 2013;23(3):499-503.  https://doi.org/10.1093/eurpub/cks105
  10. Urban J, Roberts S. Degeneration of the intervertebral disc. Arthritis Res Ther. 2003;5:120-130.  https://doi.org/10.1186/ar629
  11. Ohtori S, Inoue G, Miyagi M, et al. Pathomechanisms of discogenic low back pain in humans and animal models. Spine J. 2015;15(6):1347-1355. https://doi.org/10.1016/j.spinee.2013.07.490
  12. Bento TPF, Genebra CVDS, Maciel NM, et al. Low back pain and some associated factors: is there any difference between genders? Braz J Phys Ther. 2020;24(1):79-87.  https://doi.org/10.1016/j.bjpt.2019.01.012
  13. Nascimento PR, Costa LO. Low back pain prevalence in Brazil: a systematic review. Cad Saúde Pública. 2015;31(6):1141-1156. https://doi.org/10.1590/0102-311X00046114
  14. Shiri R, Karppinen J, Leino-Arjas P, et al. The association between smoking and low back pain: a meta-analysis. Am J Med. 2010;123(1):87.e7-35.  https://doi.org/10.1016/j.amjmed.2009.05.028
  15. Shiri R, Karppinen J, Leino-Arjas P, et al. The association between obesity and low back pain: a meta-analysis. Am J Epidemiol. 2010;171(2):135-154.  https://doi.org/10.1093/aje/kwp356
  16. Cabak A, Mikicin M, Łyp M, et al. Preventive chair massage with algometry to maintain psychosomatic balance in white — collar workers. Adv Exp Med Biol. 2017;1022:77-84.  https://doi.org/10.1007/5584_2017_45
  17. Curyło M, Bielańska A, Raczkowski JW. Evaluation of the lumbar spine pain syndromes frequency of occurrence among office and physical workers. Fizjoterapia Polska. 2017;17(1):28-36. 
  18. Pinheiro MB, Ferreira ML, Refshauge K, et al. Symptoms of depression and risk of new episodes of low back pain: a systematic review and meta-analysis. Arthritis Care Res (Hoboken). 2015;67(11):1591-1603. https://doi.org/10.1002/acr.22619
  19. Maher C, Underwood M, Buchbinder R. Non-specific low back pain. Lancet. 2017;389(10070):736-747.  https://doi.org/10.1016/S0140-6736(16)30970-9
  20. Bisson DG, Mannarino M, Racine R, et al. For whom the disc tolls: intervertebral disc degeneration, back pain and toll-like receptors. Eur Cell Mater. 2021;41:355-369.  https://doi.org/10.22203/eCM.v041a23
  21. Hestbaek L, Leboeuf-Yde C, Kyvik KO. Is comorbidity in adolescence a predictor for adult low back pain? A prospective study of a young population. BMC Musculoskelet Disord. 2006;7(1):29.  https://doi.org/10.1186/1471-2474-7-29
  22. Smith MD, Russell A, Hodges PW. Do incontinence, breathing difficulties, and gastrointestinal symptoms increase the risk of future back pain? J Pain. 2009;10(8):876-886.  https://doi.org/10.1016/j.jpain.2009.03.003
  23. Ha IH, Lee J, Kim MR, et al. The association between the history of cardiovascular diseases and chronic low back pain in South Koreans: a cross-sectional study. PLoS ONE. 2014;9(4):e93671. https://doi.org/10.1371/journ al.pone.00936 71
  24. Kim HJ, Yeom JS, Lee DB, et al. Association of benign joint hypermobility with spinal segmental motion and its clinical implication in active young males. Spine (Phila Pa 1976). 2013;(38916):1013-1019. https://doi.org/10.1097/BRS.0b013e31828ffa15
  25. Tobias JH, Deere K, Palmer S, et al. Joint hypermobility is a risk factor for musculoskeletal pain during adolescence: findings of a prospective cohort study. Arthritis Rheum. 2013;65:1107-1115. https://doi.org/10.1002/art.37836
  26. Patrick N, Emanski E, Knaub MA. Acute and chronic low back pain. Med Clin North Am. 2014;98(4):777-789, xii.  https://doi.org/10.1016/j.mcna.2014.03.005
  27. Hüllemann P, Keller T, Kabelitz M, et al. Pain Drawings Improve Subgrouping of Low Back Pain Patients. Pain Pract. 2017;17(3):293-304.  https://doi.org/10.1111/papr.12470
  28. Hemmer CR. Evaluation and Treatment of Low Back Pain in Adult Patients. Orthop Nurs. 2021;40(6):336-342.  https://doi.org/10.1097/NOR.0000000000000804
  29. Nijs J, Apeldoorn A, Hallegraeff H, et al. Low back pain: guidelines for the clinical classification of predominant neuropathic, nociceptive, or central sensitization pain. Pain Physician. 2015;18(3):333-346. PMID: 26000680.
  30. Li W, Gong Y, Liu J, et al. Peripheral and Central Pathological Mechanisms of Chronic Low Back Pain: A Narrative Review. J Pain Res. 2021;14:1483-1494. https://doi.org/10.2147/JPR.S306280
  31. Suri P, Hunter DJ, Rainville J, et al. Presence and extent of severe facet joint osteoarthritis are associated with back pain in older adults. Osteoarthritis Cartilage. 2013;21(9):1199-1206. https://doi.org/10.1016/j.joca.2013.05.013
  32. Määttä JH, Wadge S, MacGregor A, et al. ISSLS Prize Winner: Vertebral Endplate (Modic) Change is an Independent Risk Factor for Episodes of Severe and Disabling Low Back Pain. Spine (Phila Pa 1976). 2015;40(15):1187-1193. https://doi.org/10.1097/BRS.0000000000000937
  33. Mok FP, Samartzis D, Karppinen J, et al. Modic changes of the lumbar spine: prevalence, risk factors, and association with disc degeneration and low back pain in a large-scale population-based cohort. Spine J. 2016;16(1):32-41.  https://doi.org/10.1016/j.spinee.2015.09.060
  34. Boos N, Semmer N, Elfering A, et al. Natural history of individuals with asymptomatic disc abnormalities in magnetic resonance imaging: predictors of low back pain-related medical consultation and work incapacity. Spine (Phila Pa 1976). 2000;25(12):1484-1492. https://doi.org/10.1097/00007632-200006150-00006
  35. Mosca M, Tani C, Vagnani S, et al. The diagnosis and classification of undifferentiated connective tissue diseases. J Autoimmun. 2014;48-49:50-52.  https://doi.org/10.1016/j.jaut.2014.01.019
  36. Price DD, McGrath PA, Rafii A, et al. The validation of visual analogue scales as ratio scale measures for chronic and experimental pain. Pain. 1983;17(1):45-56.  https://doi.org/10.1016/0304-3959(83)90126-4
  37. Walsh J, Rabey MI, Hall TM. Agreement and correlation between the self-report leeds assessment of neuropathic symptoms and signs and Douleur Neuropathique 4 Questions neuropathic pain screening tools in subjects with low back-related leg pain. J Manipulative Physiol Ther. 2012;35(3):196-202.  https://doi.org/10.1016/j.jmpt.2012.02.001
  38. Freynhagen R, Baron R, Gockel U, et al. painDETECT: a new screening questionnaire to identify neuropathic components in patients with back pain. Curr Med Res Opin. 2006;22(10):1911-1920. https://doi.org/10.1185/030079906X132488
  39. Smets EM, Garssen B, Bonke B, et al. The Multidimensional Fatigue Inventory (MFI) psychometric qualities of an instrument to assess fatigue. J Psychosom Res. 1995;39(3):315-325.  https://doi.org/10.1016/0022-3999(94)00125-o
  40. Spielberger CD, Johnson EH, Russell SF, et al. The experience and expression of anger: construction and validation of an anger expression scale. In: Chesney M.A., Rosenman R.H., editors. Anger and hostility in cardiovascular and behavioral disorders. Hemisphere; New York: 1985;5-30. 
  41. Montgomery SA, Asberg M. A new depression scale designed to be sensitive to change. Br J Psychiatry. 1979;134:382-389.  https://doi.org/10.1192/bjp.134.4.382
  42. Nieminen LK, Pyysalo LM, Kankaanpää MJ, et al. Prognostic factors for pain chronicity in low back pain: a systematic review. Pain Rep. 2021;6(1):e919. https://doi.org/10.1097/PR9.0000000000000919
  43. Florencio-Silva R, Sasso GR, Sasso-Cerri E, et al. Biology of Bone Tissue: Structure, Function, and Factors That Influence Bone Cells. Biomed Res Int. 2015;2015:421746. https://doi.org/10.1155/2015/421746
  44. Ravichandran D, Pillai J, Krishnamurthy K. Genetics of intervertebral disc disease: A review. Clin Anat. 2022;35(1):116-120.  https://doi.org/10.1002/ca.23803
  45. Fontes RBV, Baptista JS, Rabbani SR, et al. Normal aging in human lumbar discs: An ultrastructural comparison. PLoS One. 2019;14(6):e0218121. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0218121
  46. Yang Q, Liu Y, Guan Y, et al. Vitamin D Receptor gene polymorphisms and plasma levels are associated with lumbar disc degeneration. Sci Rep. 2019;9(1):7829. https://doi.org/10.1038/s41598-019-44373-2
  47. Parenteau CS, Lau EC, Campbell IC, et al. Prevalence of spine degeneration diagnosis by type, age, gender, and obesity using Medicare data. Sci Rep. 2021;11(1):5389. https://doi.org/10.1038/s41598-021-84724-6
  48. Wong AYL, Karppinen J, Samartzis D. Low back pain in older adults: risk factors, management options and future directions. Scoliosis Spinal Disord. 2017;12:14.  https://doi.org/10.1186/s13013-017-0121-3
  49. Teraguchi M, Yoshimura N, Hashizume H, et al. Progression, incidence, and risk factors for intervertebral disc degeneration in a longitudinal population-based cohort: the Wakayama Spine Study. Osteoarthritis Cartilage. 2017;25(7):1122-1131. https://doi.org/10.1016/j.joca.2017.01.001
  50. Kos N, Gradisnik L, Velnar T. A brief review of the degenerative intervertebral disc disease. Med Arch. 2019;73(6):421-424.  https://doi.org/10.5455/medarh.2019.73.421-424
  51. Waxenbaum JA, Reddy V, Futterman B. Anatomy, back, intervertebral discs. 2021. In: StatPearls [Internet]. Treasure Island (FL): StatPearls Publishing; 2022 Jan. 2021 Aug 10. PMID: 29262063.
  52. Molinos M, Almeida CR, Caldeira J, et al. Inflammation in intervertebral disc degeneration and regeneration. J R Soc Interface. 2015;12(104):20141191. https://doi.org/10.1098/rsif.2014.1191
  53. Risbud MV, Shapiro IM. Role of cytokines in intervertebral disc degeneration: pain and disc content. Nat Rev Rheumatol. 2014;10(1):44-56.  https://doi.org/10.1038/nrrheum.2013.160
  54. Li Y, Liu J, Liu ZZ, Duan DP. Inflammation in low back pain may be detected from the peripheral blood: suggestions for biomarker. Biosci Rep. 2016;36(4):e00361. https://doi.org/10.1042/BSR20160187
  55. van den Berg R, Jongbloed EM, de Schepper EIT, et al. The association between pro-inflammatory biomarkers and nonspecific low back pain: a systematic review. Spine J. 2018;18(11):2140-2151. https://doi.org/10.1016/j.spinee.2018.06.349
  56. Murata Y, Rydevik B, Nannmark U, et al. Local application of interleukin-6 to the dorsal root ganglion induces tumor necrosis factor-α in the dorsal root ganglion and results in apoptosis of the dorsal root ganglion cells. Spine (Phila Pa 1976). 2011;36(12):926-932.  https://doi.org/10.1097/BRS.0b013e3181e7f4a9
  57. Alonso N, Meinitzer A, Fritz-Petrin E, et al. Role of vitamin K in bone and muscle metabolism. calcif tissue. Int. 2022 Feb 12.  https://doi.org/10.1007/s00223-022-00955-3
  58. Sun Z, Liu B, Luo ZJ. The immune privilege of the intervertebral disc: implications for intervertebral disc degeneration treatment. Int J Med Sci. 2020;17(5):685-692.  https://doi.org/10.7150/ijms.42238

Подтверждение e-mail

На test@yandex.ru отправлено письмо со ссылкой для подтверждения e-mail. Перейдите по ссылке из письма, чтобы завершить регистрацию на сайте.

Подтверждение e-mail

Мы используем файлы cооkies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cооkies. Чтобы ознакомиться с нашими Положениями о конфиденциальности и об использовании файлов cookie, нажмите здесь.