Ассоциация содержания витамина D с полиморфизмами генов CYP27B1 и CYP24A1 у больных рассеянным склерозом в Алтайском крае

Читать метаданные

ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ

Оценить связь содержания витамина D с полиморфизмами генов ферментов метаболизма витамина D CYP27B1 (rs703842) и CYP24A1 (rs2248359) у больных рассеянным склерозом (РС).

МАТЕРИАЛ И МЕТОДЫ

В исследовании участвовали европеоиды, родившиеся и проживающие в Алтайском крае Российской Федерации, среди которых 90 больных с ремиттирующим течением РС и 87 добровольцев, не страдающих РС. Уровень 25-гидроксивитамина D (25(OH)D) в сыворотке крови измеряли иммуноферментным методом. Генотипирование проводили методом TaqMan-зондов.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Уровень 25(OH)D менее 30 нг/мл встречался чаще среди больных РС по сравнению с контролем. Выявлена связь риска РС с TC генотипом CYP27B1 (rs703842). В группе больных РС и контрольной группе GA генотип CYP24A1 (rs2248359) ассоциирован с уровнем 25(OH)D менее 30 нг/мл.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Высокая распространенность дефицита витамина D у больных РС может быть связана с генетически детерминированными особенностями CYP27B1.

Ключевые слова:

рассеянный склероз

витамин D

CYP27B1

CYP24A1

Авторы:

Смагина И.В.

ФГБОУ ВО «Алтайский государственный медицинский университет» Минздрава России

ORCID: 0000-0002-7947-4529

Лунев К.В.

ФГБОУ ВО «Алтайский государственный медицинский университет» Минздрава России

ORCID: 0000-0002-1875-3890

Ельчанинова С.А.

ФГБОУ ВО «Алтайский государственный медицинский университет» Минздрава России

ORCID: 0000-0003-2730-615X

Дата поступления:

08.04.2020

Дата принятия в печать:

09.04.2020

Список литературы:

Бойко А.Н., Гусев Е.И. Современные алгоритмы диагностики и лечения рассеянного склероза, основанные на индивидуальной оценке состояния пациента. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2017;117(2):92-106. https://doi.org/10.17116/jnevro20171172292-106
Jagannath V, Filippini G, Di Pietrantonj C, Asokan GV, Robak EW, Whamond L, Robinson SA. Vitamin D for the management of multiple sclerosis. Cochrane Database of Systematic Reviews. 2018;9(9):CD008422. https://doi.org/10.1002/14651858.CD008422.pub3
Pierrot-Deseilligny C, Souberbielle JC. Vitamin D and multiple sclerosis: an update. Multiple Sclerosis and Related Disorders. 2017;14:35-45. https://doi.org/10.1016/j.msard.2017.03.014
Christakos S, Dhawan P, Verstuyf A, Verlinden L, Carmeliet G. Vitamin D: Metabolism, Molecular Mechanism of Action, and Pleiotropic Effects. Physiological Reviews. 2016;96(1):365-408. https://doi.org/10.1152/physrev.00014.2015
Alharbi FM. Update in vitamin D and multiple sclerosis. Neurosciences (Riyadh). 2015;20(4):329-335. https://doi.org/10.17712/nsj.2015.4.20150357
Belbasis L, Bellou V, Evangelou E, Ioannidis JPA, Tzoulaki I. Environmental risk factors and multiple sclerosis: an umbrella review of systematic reviews and meta-analyses. The Lancet Neurology. 2015;14:263-273. https://doi.org/10.1016/S1474-4422(14)70267-4
Tuckey RC, Cheng CYS, Slominski AT. The serum vitamin D metabolome: What we know and what is still to discover. The Journal of Steroid Biochemistry and Molecular Biology. 2019;186:4-21. https://doi.org/10.1016/j.jsbmb.2018.09.003
Christakos S. In search of regulatory circuits that control the biological activity of vitamin D. The Journal of Biological Chemistry. 2017;292(42):17559-17560. https://doi.org/10.1074/jbc.H117.806901
Ramagopalan SV, Maugeri NJ, Handunnetthi L, Lincoln MR, Orton SM, Dyment DA, DeLuca GC, Herrera BM, Chao MJ, Sadovnick AD, Ebers GC, Knight JC. Expression of the multiple sclerosis-associated MHC class II Allele HLA-DRB1*1501 is regulated by vitamin D. Public Library of Science. 2009;5(2):e1000369. https://doi.org/10.1371/journal.pgen.1000369
Sawcer S, Hellenthal G, Pirinen M, Spencer CC, Patsopoulos NA, Moutsianas L, Dilthey A, Su Z, Freeman C, Hunt SE, Edkins S, Gray E, Booth DR, Potter SC, Goris A, Band G, Oturai AB, Strange A, Saarela J, Bellenguez C, Fontaine B, Gillman M, Hemmer B, Gwilliam R, Zipp F, Jayakumar A, Martin R, Leslie S, Hawkins S, Giannoulatou E, D’alfonso S, Blackburn H, Martinelli Boneschi F, Liddle J, Harbo HF, Perez ML, Spurkland A, Waller MJ, Mycko MP, Ricketts M, Comabella M, Hammond N, Kockum I, McCann OT, Ban M, Whittaker P, Kemppinen A, Weston P, Hawkins C, Widaa S, Zajicek J, Dronov S, Robertson N, Bumpstead SJ, Barcellos LF, Ravindrarajah R, Abraham R, Alfredsson L, Ardlie K, Aubin C, Baker A, Baker K, Baranzini SE, Bergamaschi L, Bergamaschi R, Bernstein A, Berthele A, Boggild M, Bradfield JP, Brassat D, Broadley SA, Buck D, Butzkueven H, Capra R, Carroll WM, Cavalla P, Celius EG, Cepok S, Chiavacci R, Clerget-Darpoux F, Clysters K, Comi G, Cossburn M, Cournu-Rebeix I, Cox MB, Cozen W, Cree BA, Cross AH, Cusi D, Daly MJ, Davis E, de Bakker PI, Debouverie M, D’hooghe MB, Dixon K, Dobosi R, Dubois B, Ellinghaus D, Elovaara I, Esposito F, Fontenille C, Foote S, Franke A, Galimberti D, Ghezzi A, Glessner J, Gomez R, Gout O, Graham C, Grant SF, Guerini FR, Hakonarson H, Hall P, Hamsten A, Hartung HP, Heard RN, Heath S, Hobart J, Hoshi M, Infante-Duarte C, Ingram G, Ingram W, Islam T, Jagodic M, Kabesch M, Kermode AG, Kilpatrick TJ, Kim C, Klopp N, Koivisto K, Larsson M, Lathrop M, Lechner-Scott JS, Leone MA, Leppä V, Liljedahl U, Bomfim IL, Lincoln RR, Link J, Liu J, Lorentzen AR, Lupoli S, Macciardi F, Mack T, Marriott M, Martinelli V, Mason D, McCauley JL, Mentch F, Mero IL, Mihalova T, Montalban X, Mottershead J, Myhr KM, Naldi P, Ollier W, Page A, Palotie A, Pelletier J, Piccio L, Pickersgill T, Piehl F, Pobywajlo S, Quach HL, Ramsay PP, Reunanen M, Reynolds R, Rioux JD, Rodegher M, Roesner S, Rubio JP, Rückert IM, Salvetti M, Salvi E, Santaniello A, Schaefer CA, Schreiber S, Schulze C, Scott RJ, Sellebjerg F, Selmaj KW, Sexton D, Shen L, Simms-Acuna B, Skidmore S, Sleiman PM, Smestad C, Sørensen PS, Søndergaard HB, Stankovich J, Strange RC, Sulonen AM, Sundqvist E, Syvänen AC, Taddeo F, Taylor B, Blackwell JM, Tienari P, Bramon E, Tourbah A, Brown MA, Tronczynska E, Casas JP, Tubridy N, Corvin A, Vickery J, Jankowski J, Villoslada P, Markus HS, Wang K, Mathew CG, Wason J, Palmer CN, Wichmann HE, Plomin R, Willoughby E, Rautanen A, Winkelmann J, Wittig M, Trembath RC, Yaouanq J, Viswanathan AC, Zhang H, Wood NW, Zuvich R, Deloukas P, Langford C, Duncanson A, Oksenberg JR, Pericak-Vance MA, Haines JL, Olsson T, Hillert J, Ivinson AJ, De Jager PL, Peltonen L, Stewart GJ, Hafler DA, Hauser SL, McVean G, Donnelly P, Compston A. Genetic risk and a primary role for cell-mediated immune mechanisms in multiple sclerosis. Nature. 2011;476(7359):214-219. https://doi.org/10.1038/nature10251
Polman CH, Reingold SC, Banwell B, Clanet M, Cohen JA, Filippi M, Fujihara K, Havrdova E, Hutchinson M, Kappos L, Lublin FD, Montalban X, O’Connor P, Sandberg-Wollheim M, Thompson AJ, Waubant E, Weinshenker BG, Wolinsky JS. Diagnostic criteria for multiple sclerosis: 2010 Revisions to the McDonald criteria. Annals of Neurology. 2011;69(2):292-302. https://doi.org/10.1002/ana.22366
Смагина И.В., Ельчанинова Е.Ю., Лунев К.В., Симонова О.Г., Назарчук Е.А. Статус витамина D и полиморфизмы генов рецепторов кальцитриола VDR (rs1544410, rs2228570) у больных рассеянным склерозом с дебютом заболевания в детском возрасте. Неврологический журнал. 2018;23(3):138-143.
Kurtzke JF. Rating neurologic impairment in multiple sclerosis: an expanded disability status scale (EDSS). Neurology. 1983;33(11):1444-1452. https://doi.org/10.1212/WNL.33.11.1444
Пигарова Е.А., Рожинская Л.Я., Белая Ж.Е., Дзеранова Л.К., Каронова Т.Л., Ильин А.В., Мельниченко Г.А., Дедов И.И. Клинические рекомендации Российской ассоциации эндокринологов по диагностике, лечению и профилактике дефицита витамина D у взрослых. Проблемы Эндокринологии. 2016;62(4):60-84. https://doi.org/10.14341/probl201662460-84
Mazdeh M, Seifirad S, Kazemi N, Seifrabie MA, Dehghan A, Abbasi H. Comparison of vitamin D3 serum levels in new diagnosed patients with multiple sclerosis versus their healthy relatives. Acta Med Iran. 2013;51(5):289-292.
Simon KC, Munger KL, Kraft P, Hunter DJ, De Jager PL, Ascherio A. Genetic predictors of 25-hydroxyvitamin D levels and risk of multiple sclerosis. Journal of Neurology. 2011;258(9):1676-1682. https://doi.org/10.1007/s00415-011-6001-5
Orton SM, Morris AP, Herrera BM, Ramagopalan SV, Lincoln MR, Chao MJ, Vieth R, Sadovnick AD, Ebers GC. Evidence for genetic regulation of vitamin D status in twins with multiple sclerosis. The American Journal of Clinical Nutrition. 2008;88(2):441-447. https://doi.org/10.1093/ajcn/88.2.441
Jiang T, Li L, Wang Y, Zhao C, Yang J, Ma D, Guan Y, Zhao D, Bao Y, Wang Y, Yang J. The Association Between Genetic Polymorphism rs703842 in CYP27B1 and Multiple Sclerosis: A Meta-Analysis. Medicine (Baltimore). 2016;95(19):e3612. https://doi.org/10.1097/MD.0000000000003612
Zhuang JC, Huang ZY, Zhao GX, Yu H, Li ZX, Wu ZY. Variants of CYP27B1 are associated with both multiple sclerosis and neuromyelitis optica patients in Han Chinese population. Gene. 2015;25;557(2):236-239. https://doi.org/10.1016/j.gene.2014.12.045
Simon KC, Munger KL, Xing Yang, Ascherio A. Polymorphisms in vitamin D metabolism related genes and risk of multiple sclerosis. Multiple Sclerosis Journal. 2010;16(2):133-138. https://doi.org/10.1177/1352458509355069
Pytel V, Matías-Guiu JA, Torre-Fuentes L, Montero‐Escribano P, Maietta P, Botet J, Álvarez S, Gómez‐Pinedo U, Matías‐Guiu J. Exonic variants of genes related to the vitamin D signaling pathway in the families of familial multiple sclerosis using whole-exome next generation sequencing. Brain and Behavior. 2019;9(4):e01272. https://doi.org/10.1002/brb3.1272
Sadeghi H, Taheri M, Sajadi E, Movafagh A, Arsang Jang S, Sayad A. VDR and CYP24A1 expression analysis in Iranian relapsing-remitting multiple sclerosis patients. Cell Journal. 2017;19(3):352-360. https://doi.org/10.22074/cellj.2017.4192
Ramasamy A, Trabzuni D, Forabosco P, Smith C, Walker R, Diliman A, Sveinbjornsdottir S, Hardly J, Weale ME, Ryten M. Genetic evidence for a pathogenic role for the vitamin D3 metabolizing enzyme CYP24A1 in multiple sclerosis. Multiple Sclerosis and Related Disorders. 2014;3(2):211-219. https://doi.org/10.1016/j.msard.2013.08.009
Smolders J, Thewissen M, Theunissen R, Peelen E, Knippenberg S, Menheere P, Cohen Tervaert JW, Hupperts R, Damoiseaux J. Vitamin D-related gene expression profiles in immune cells of patients with relapsing remitting multiple sclerosis. Journal of Neuroimmunology. 2011;235(1-2):91-97. https://doi.org/10.1016/j.jneuroim.2011.03.012
Ryu J, Woo J, Shin J, Ryoo H, Kim Y, Lee C. Profile of differential promoter activity by nucleotide substitution at GWAS signals for multiple sclerosis. Medicine (Baltimore). 2014;93(28):e281. https://doi.org/10.1097/MD.0000000000000281
Herrmann M, Farrell CL, Pusceddu I, Fabregat-Cabello N, Cavalier E. Assessment of vitamin D status — a changing landscape. Clinical Chemistry and Laboratory Medicine (CCLM). 2017;55(1):3-26. https://doi.org/10.1515/cclm-2016-0264

Закрыть метаданные

Рассеянный склероз (РС) — дизиммунно-нейродегенеративное заболевание ЦНС, риск и особенности течения которого формируются комбинацией генетических и внешних факторов [1]. В последние годы интенсивно исследуется связь риска и течения РС с витамином D [2, 3]. Стимулом для исследований в этом направлении стали данные о большой распространенности дефицита/недостаточности этого витамина у больных РС практически во всех обследованных популяциях [3], а также полученные недавно доказательства иммуномодулирующих эффектов витамина D [4], предположительно, связанных с иммунопатогенезом РС [5].

По заключениям метаанализа и систематических обзоров пока недостаточно данных для доказательных выводов о влиянии дефицита витамина D на риск РС [3, 6], а также о лечебном эффекте препаратов этого витамина при РС [2]. Ожидается, что ответ на эти вопросы дадут результаты проспективных контролируемых наблюдений. В то же время исследуются связанные с особенностями метаболизма причины и механизмы развития дефицита витамина D при РС. В качестве внешнего фактора риска дефицита витамина D рассматривается недостаточность получения солнечной радиации [4, 7], поскольку основным источником этого витамина для человека являются биосинтез витамина D3 (холекальциферола) из 7-дегидрохолестерина в коже под воздействием ультрафиолетовой части спектра солнечного излучения [4, 7].

Все больше данных появляется и о ферментах метаболизма витамина D при РС и системах их регуляции [5, 8]. Известно, что витамин D окисляется, главным образом, в печени ферментом CYP2R1 (витамин D 25-гидроксилаза) до 25-гидроксивитамина D (25(OH)D), который определяют в плазме крови для оценки содержания витамина D [4, 7]. Последующее окисление этого метаболита ферментом CYP27B1 (25-гидроксивитамин D-1-альфа-гидроксилаза) ведет к образованию наиболее активной формы витамина D — кальцитриолу (1,25-дигидроксивитамин D), который, как и другие стероидные гормоны, оказывает рецептор-опосредованные эффекты преимущественно через геном клеток-мишеней, в частности ген HLA-DRB1 [5, 9]. Окислительная инактивация кальцитриола и некоторых других биоактивных метаболитов витамина D до кальцитроевой кислоты происходит при участии фермента CYP24А1 (1,25-дигидроксивитамин D-24-гидроксилаза) [7].

Полногеномным анализом показана связь РС у европеоидов с полиморфизмами генов, кодирующих CYP27B1 и CYP24А1 [10]. Поэтому предполагается, что биосинтез и/или регуляция активности ферментов метаболизма витамина D у больных РС могут иметь генетически детерминированные особенности.

Цель исследования — оценить связь содержания витамина D у больных РС в Алтайском крае с полиморфизмами генов ферментов метаболизма витамина D — CYP27B1 (rs703842) и CYP24A1 (rs2248359).

Материал и методы

Одномоментное контролируемое исследование проведено с участием 90 больных с ремиттирующим типом течения РС с дебютом заболевания в возрасте после 18 лет (группа РС) и 87 добровольцев, не страдающих РС (группа контроля). Для диагностики РС использовали критерии McDonald 2010 г. [11]. Критериями невключения в исследование были аутоиммунные заболевания, помимо РС, бариатрические вмешательства, хронические заболевания почек, печени, а также прием лекарственных средств или пищевых добавок, содержащих витамин D или его активные метаболиты, на протяжении 3 мес до включения в исследование, неврологические нарушения >6 баллов по расширенной шкале инвалидизации (Expanded Disability Status Scale, EDSS), обострение РС в сроки <6 мес до включения в исследование.

Все участники исследования родились и постоянно проживали в Алтайском крае Российской Федерации, по фенотипическим признакам — европеоиды, по самоидентификации этнической принадлежности — русские. Большая часть больных РС получали лечение препаратами, изменяющими течение рассеянного склероза (ПИТРС). Характеристика групп участников исследования дана в табл. 1.

Таблица 1. Характеристика групп участников исследования

Показатель	Группа РС (n=90)	Группа контроля (n=87)	Значимость различий, p
Возраст, годы (M±SD)	34,8±8,4	34,6±12,2	0,269
Пол, м:ж	36:54	41:46	0,364
Возраст дебюта заболевания, годы (M±SD)	28,3±8,0	—	—
Длительность заболевания, годы (M±SD)	6,8±6,4	—	—
EDSS, баллы (M±SD)	1,9±1,3	—	—
Число пациентов, получающих лекарственные препараты для лечения РС (абс., %):
ПИТРС:	60 (66,7)	—		—
терифлуномид	2 (2,2)	—		—
интерферон бета-1b	7 (7,8)	—		—
глатирамера ацетат	24 (26,7)	—		—
интерферон бета-1a	27 (30,0)	—		—
Препараты, не относимые к ПИТРС	30 (33,3)	—		—
Число участников исследования, обследованных в периоды года с разными уровнями солнечной инсоляции в Алтайском крае:
в период высокой инсоляции (апрель-сентябрь), абс. (%)	39 (43,3)	27 (31,0)		0,107
в период низкой инсоляции (октябрь—март) абс. (%)	51 (56,7)	60 (69,0)		0,106
Время пребывания на открытом для солнечного излучения пространстве на протяжении 6 мес до включения в исследование, ч/сут	2,6±1,7	2,9±2,0		0,200

Группы были сопоставимы по относительному количеству участников исследования, обследованных в периоды года с разной суммарной солнечной радиацией в Алтайском крае, выделенные как сообщалось ранее [12], а также по оцененной методом опроса продолжительности пребывания на открытом для солнца пространстве на протяжении 6 мес до включения в исследование (см. табл. 1).

Для установления тяжести клинического состояния и степени инвалидизации использовали оценочную систему Куртцке [13]. Содержание витамина D оценивали по концентрации 25(OH)D, измеренной в сыворотке венозной крови методом иммуноферментного анализа с использованием и по протоколам наборов реагентов производства «Euroimmun AG» (ФРГ). Оценку содержания витамина D проводили в соответствии с рекомендациями Российской ассоциации эндокринологов [14]. Молекулярно-генетические исследования выполнены методом TaqMan-зондов на амплификаторе iCycler iQ5 (Bio-Rad, США). Генотипирование было проведено у 89 больных РС по технической причине: аналитической непригодности пробы крови одного из больных, выявленной на этапе проведения генотипирования серии проб группы больных.

Статистический анализ результатов исследования проводили в программе Statistica 13.0 («Stat. Soft, Inc.», США). Различия количественных переменных двух независимых групп оценивали по U-критерию Манна—Уитни, трех независимых групп и более — по H-критерию Краскела—Уоллиса, различия категориальных переменных — по двустороннему точному критерию Фишера, связи между переменными — по отношению шансов (ОШ), рассчитанному методом логистического регрессионного анализа. Соответствие распределения генотипов равновесию Харди—Вайнберга проверяли по критерию χ² в программе DeFinetti на сайте Института генетики человека (Мюнхен, ФРГ) https://ihg.helmholtz-muenchen.de/cgi-bin/hw/hwa1.pl. По результатам проверки в обследованных выборках отсутствовали отличия распределения генотипов от распределения Харди—Вайнберга (для генотипов CYP24A1 (rs2248359) p=0,826 и p=0,255; для генотипов CYP27B1 (rs703842) p=0,336 и p=0,191 в группе контроля и группе РС соответственно). Для количественных переменных результаты представлены в виде выборочного среднего арифметического (М) и стандартного отклонения (SD), в отдельных, указанных в тексте случаях, 95% доверительного интервала (95% ДИ).

Исследование разрешено этическим комитетом ФГБОУ ВО «Алтайский государственный медицинский университет» Минздрава России.

Результаты

Выявлены различия по концентрации 25(OH)D в сыворотке крови больных РС и группы контроля. Уровень этого метаболита витамина D был ниже в группе больных РС по сравнению с контролем (26,1±7,0 и 33,4±8,9 нг/мл соответственно, p<0,001). Дефицит, а также недостаточность витамина D зарегистрированы у нескольких участников исследования в обеих группах (табл. 2). Однако в группе больных РС чаще по сравнению с контролем встречался уровень 25(OH)D, соответствующий дефициту или недостаточности витамина D (72,2% у больных РС и 36,8% в контроле) (см. табл. 2). Обнаружена связь снижения уровня 25(OH)D с РС (ОШ 4,31; 95% ДИ 2,29—8,12; p<0,001).

Таблица 2. Распределение участников исследования по содержанию витамина D

Уровень витамина D	Концентрация 25(OH)D в сыворотке крови, нг/мл	Группа РС, абс. (%) n=90	Группа контроля, абс. (%) n=87	P
Дефицит	10—20	17 (18,9)	7 (8,0)	0,029
Недостаточность	20—30	48 (53,3)	25 (28,8)	<0,001
Адекватный (норма)	> 30	25 (27,8)	55 (63,2)	<0,001

Логистическим регрессионным анализом установлено, что с риском РС ассоциирован генотип TC полиморфизма CYP27B1 (rs703842), тогда как генотип TТ этой же специфичности связан с протективным влиянием в отношении предрасположенности к РС (табл. 3). Не найдено такого рода связей ни для одного из генотипов или аллелей CYP24A1 (rs2248359) (см. табл. 3).

Таблица 3. Ассоциация РС с генотипами и аллелями CYP24A1 (rs2248359) и CYP27B1 (rs703842)

Генотипы, аллели	Количество аллелей, генотипов, абс. (%)		ОШ (95% ДИ)	p
Генотипы, аллели	группа РС (n=89)	группа контроля (n=87)	ОШ (95% ДИ)	p
CYP24A1 (rs2248359):
GG	38 (42,7)	31 (35,6)	1,35 (0,73—2,48)	0,338
GA	36 (40,4)	41 (47,1)	0,76 (0,42—1,39)	0,373
AA	15 (16,9)	15 (17,2)	0,97 (0,52—1,83)	0,932
G	112 (62,9)	103 (59,2)	1,17 (0,76—1,80)	0,475
A	66 (37,1)	71 (40,8)	0,85 (0,56—1,32)	0,474
CYP27B1 (rs703842):
TT	27 (30,3)	42 (48,3)	0,48 (0,26—0,89)	0,019
TC	50 (56,2)	30 (34,5)	2,39 (1,29—4,42)	0,005
CC	12 (13,5)	15 (17,2)	0,74 (0,32—1,69)	0,470
T	104 (58,4)	114 (65,5)	0,78 (0,51—1,20)	0,253
C	74 (41,6)	60 (34,5)	1,35 (0,88—2,09)	0,172

Примечание. Частоту аллели (доля аллели от всех имеющихся аллелей, %) для исследованного двухаллельного однонуклеотидного полиморфизма в выборке считали по формуле: частота аллели, % = абс. количество аллелей/сумма всех аллелей в выборке ·100%.

Не обнаружено различий средних значений уровней 25(OH)D в сыворотке крови участников исследования — носителей разных генотипов CYP24 A1 (rs2248359) и CYP27 B1 (rs703842) (табл. 4).

Таблица 4. Концентрация 25(OH)D в сыворотке крови носителей разных генотипов CYP24 A1 (rs2248359) и CYP27 B1 (rs703842)

Генотип	Концентрация 25(OH)D, нг/мл	Значимость различий между носителями аллелей
CYP24A1 (rs2248359) больные РС, n=89
GG	26,1±6,8	H=0,26; p=0,878
GA	27,0±6,5
AA	24,7±8,5
CYP24A1 (rs2248359) группа контроля, n=87
GG	34,1±7,4	H=4,37; p=0,113
GA	31,3±9,7
AA	37,4±8,4
CYP27B1 (rs703842) больные РС, n=89
TT	24,8±6,6	H=1,82; p=0,403
TC	26,5±7,3
CC	28,3±6,3
CYP27B1 (rs703842) группа контроля, n=87
TT	33,6±8,6	H=0,50; p=0,778
TC	33,5±8,3
CC	31,8±7,5

В то же время при анализе связи частоты встречаемости снижения 25(OH)D с исследованными полиморфизмами генов установлено, что как в группе контроля, так и в группе РС генотип GA CYP24A1 (rs2248359) ассоциирован с дефицитом/недостаточностью витамина D (табл. 5). С полиморфизмом CYP27B1 (rs703842) связи содержания витамина D не обнаружено.

Таблица 5. Ассоциация дефицита/недостаточности витамина D с генотипами и аллелями CYP24A1 (rs2248359) и CYP27B1 (rs703842) у участников исследования

Генотип, аллель	Количество аллелей, генотипов, абс. (%)		ОШ (95% ДИ)	p
Генотип, аллель	подгруппа 25(OH)D 10—30 нг/мл	подгруппа 25(OH)D >30 нг/мл	ОШ (95% ДИ)	p
CYP24A1 (rs2248359) группа РС
	n=65	n=25
GG	24 (37,5)	14 (56,0)	0,40 (0,15—1,05)	0,059
GA	31 (48,4)	5 (20,0)	3,76 (1,24—11,42)	0,018
AA	9 (14,1)	6 (24,0)	0,52 (0,16—1,67)	0,265
G	79 (61,7)	33 (66,0)	0,76 (0,38—1,52)	0,434
A	49 (38,3)	17 (34,0)	1,20 (0,60—2,40)	0,595
CYP24A1 (rs2248359) группа контроля
	n=32	n=55
GG	9 (28,1)	22 (40,0)	0,57 (0,22—1,48)	0,241
GA	21 (65,6)	20 (36,4)	3,25 (1,28—8,21)	0,012
AA	2 (6,3)	13 (23,6)	0,23 (0,05—1,15)	0,069
G	39 (60,9)	64 (58,2)	1,06 (0,53—2,09)	0,874
A	25 (39,1)	46 (41,8)	0,95 (0,48—1,87)	0,874
CYP27 B1 (rs703842) группа РС
	n=64	n=25
TT	21 (32,8)	6 (24,0)	1,55 (0,53—4,51)	0,418
TC	35 (54,7)	15 (60,0)	0,80 (0,31—2,09)	0,650
CC	8 (12,5)	4 (16,0)	0,75 (0,20—2,81)	0,665
T	77 (60,2)	27 (54,0)	1,29 (0,66—2,50)	0,454
C	51 (39,8)	23 (46,0)	0,78 (0,40—1,51)	0,454
CYP27B1 (rs703842) группа контроля
	n=32	n=55
TT	13 (40,6)	29 (52,7)	0,61 (0,25—1,50)	0,277
TC	12 (37,5)	18 (32,7)	1,27 (0,50—3,23)	0,610
CC	7 (21,9)	8 (14,5)	1,58 (0,50—4,94)	0,429
T	38 (59,4)	76 (69,1)	0,66 (90,34—1,27)	0,209
C	26 (40,6)	34 (30,9)	1,51 (0,79—2,90)	0,209

Обсуждение

Выявленная в Алтайском крае большая распространенность неадекватной обеспеченности витамином D у больных ремиттирирующим РС по сравнению с лицами, не страдающими этим заболеванием, согласуется с результатами обследования больных РС, проживающих на других территориях [5, 15].

Маловероятно, что этот феномен обусловлен варьированием солнечной радиации — основного внешнего фактора биосинтеза витамина D3. Влияние этого фактора на группы больных РС и контроля было, насколько возможно, стандартизовано невключением в исследование пациентов с низкой двигательной активностью, формированием групп с сопоставимой численностью обследованных в периоды высокой и низкой инсоляции и продолжительностью пребывания на открытом для солнца пространстве. Кроме того, как показано ранее, при сезонном варьировании солнечной радиации в Алтайском крае уровень 25(ОН)D у больных РС и лиц, не имеющих этого заболевания, изменяется конгруэнтно с сохранением более низких значений у больных РС [11].

Обнаруженная в исследовании ассоциация CYP27B1 (rs703842) с РС указывает на вовлеченность этого полиморфизма в формирование генетически детерминированных особенностей метаболизма витамина D у больных РС и согласуется с результатами полногеномного анализа ассоциаций с риском РС [10], а также с результатами обследования больных РС в ряде других популяций [16—19]. Отметим, что имеются отдельные сообщения об отсутствии ассоциаций РС с CYP27B1 (rs703842) [20, 21]. Для выявления фенотипических проявлений этой ассоциации, возможно, следует оценивать концентрацию в плазме крови не только 25(OH)D, но и кальцитриола, образующегося из этого метаболита с участием фермента CYP27B1.

Установленная связь сниженного до неадекватного уровня 25(ОН)D с GA генотипом CYP24A1 (rs2248359) свидетельствует о повышенном риске дефицита витамина D у носителей этого генотипа среди не только больных РС, но и жителей Алтайского края, не страдающих этим заболеванием. Гипотетически эта связь может проявляться повышенной экспрессией и/или активностью фермента CYP24A1, участвующего в окислительной инактивации как 25(OH)D, так и кальцитриола. Маловероятно, что только полиморфизмом CYP24A1 (rs2248359) может объясняться повышенная распространенность дефицита/недостаточности витамина D среди больных РС. Полагаем, что для объяснения этого явления рациональна оценка комплекса факторов гомеостаза кальцитриола. Логичность этого предположения подтверждается ростом количества публикаций, касающихся особенностей экспрессии генов ферментов метаболизма витамина D в разных тканях, включая клетки иммунной системы [22—26], влияния на статус витамина Д возраста, пола, массы жировой ткани [5], а также новых методических подходов к оценке содержания витамина D [26].

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

The authors declare no conflicts of interest.