Введение
Процесс адаптации к обучению в вузе сопровождается значительными изменениями в привычном образе жизни и социальной среде, что ассоциировано с высоким уровнем психоэмоциональных нагрузок и способствует более частому формированию тревоги и депрессии среди студентов по сравнению с населением в целом [1]. В отчете «Глобальное бремя болезней» за 2013 г. указано, что депрессивное расстройство занимает второе место по количеству потерянных лет жизни вследствие инвалидности [2]. Депрессия — важная проблема общественного здравоохранения, от которой, по оценкам экспертов, страдают более 350 млн человек во всем мире. Кроме того, депрессия часто сопровождается тревожными расстройствами, также являющимися существенным бременем для общества [2, 3]. Результаты проведенного под эгидой Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) масштабного исследования ментального здоровья студентов колледжей показали широкую распространенность среди обследованных депрессивных (18,5%) и тревожных (16,7%) расстройств [4]. Этот факт вызывает особую озабоченность, поскольку именно в этот период формируются устойчивые привычки образа жизни, а любые психологические нарушения, возникающие в молодом возрасте, могут сохраняться в последующем, оказывая негативное влияние на здоровье в целом [5].
Ключевой составляющей здорового образа жизни является рациональное питание. Характер питания и пищевые привычки могут меняться с течением времени под действием разнообразных факторов, в том числе психосоциальных. По данным эпидемиологических исследований, студенты вузов и колледжей подвергаются повышенному риску формирования нерационального питания и развития расстройств пищевого поведения именно в результате широкой распространенности среди них тревожно-депрессивных расстройств [5]. Изменение привычного образа жизни, сложившегося в школьные годы, само по себе является стрессом, что может приводить к ухудшению состава и качества диеты. Так, по данным исследовательской программы National Health and Nutrition Examination Survey (NHANES), проведенной Национальным центром статистики здравоохранения для оценки состояния здоровья и питания взрослых и детей в США, в рационе молодых людей в возрасте 12—39 лет сахаросодержащие напитки и кондитерские изделия составляют наибольший процент от общего количества продуктов с высоким содержанием энергетической ценности по сравнению с другими возрастными группами [6]. Кроме того, для молодых людей характерно низкое потребление овощей и фруктов на фоне избыточного потребления насыщенных жиров и продуктов быстрого приготовления [7].
Нерациональное питание в молодом возрасте может привести не только к увеличению массы тела, но и к развитию целого ряда хронических заболеваний, прежде всего гастроэнтерологического профиля [8—10]. С этой точки зрения крайне актуальным представляется выделение факторов, которые могут повлиять на выбор диеты на этом этапе жизни, учитывая долгосрочные последствия и потенциальные риски для организма нерационального питания.
Общепризнано, что эмоции и психологический профиль личности в значительной степени определяют характер питания и пищевые предпочтения [11]. В литературе имеются сведения о связи диеты с тревогой и депрессией [11—14]. Показано, что среди лиц, придерживающихся средиземноморской диеты, реже выявляются депрессивные расстройства, в то время как западная диета обычно ассоциирована с более высоким уровнем депрессии [14]. Уменьшение депрессивных симптомов на фоне соблюдения средиземноморской диеты объясняют достаточным потреблением продуктов, содержащих фолиевую кислоту, полиненасыщенные жирные кислоты и клетчатку [11]. Обнаружено, что избыточное потребление красного мяса связано с симптомами тревоги у женщин, а бобовых — у мужчин [12]. Кроме того, в условиях стресса для женщин более характерно пристрастие к сладкой пище, для мужчин — к мясу [13].
С учетом значимого влияния тревоги и депрессии на режим и структуру питания, а следовательно, на риск развития хронических заболеваний и качество жизни, актуальность дальнейшего проведения подобных исследований не вызывает сомнения.
Цель исследования — оценить роль тревоги и депрессии в формировании диетических предпочтений среди студентов.
Материал и методы
Проведено анонимное анкетирование посредством заполнения онлайн-форм опросников WHO CINDI program questionnaire, сокращенного многофакторного опросника для исследования личности (мини-мульт, СМИЛ), GSRS среди обучающихся Омского медицинского университета, давших информированное согласие на участие в исследовании.
Объем выборки составил 53% (3634 респондента) от общего числа обучающихся (6899 студентов) в возрасте от 17 до 34 лет (средний возраст 20,34±3,68 года). Выборка являлась репрезентативной, не отличалась от генеральной совокупности по полу, возрасту и основным медико-социальным характеристикам. Среди респондентов были 709 (19,51%) студентов мужского и 2925 (80,49%) женского пола; 2379 (65,47%) студентов обучались по программам высшего образования в медицинском университете, 1255 (34,53%) — по программам среднего профессионального образования; 2474 (68,08%) студента имели показатели индекса массы тела (ИМТ), соответствующие норме, у 623 (17,14%) был выявлен дефицит массы тела, у 537 (14,78%) — избыточная масса тела или ожирение.
Структуру рациона, пищевые предпочтения и доступность различных продуктов питания среди анкетируемых анализировали по опроснику WHO CINDI program questionnaire, рекомендованному для проведения социологических исследований здоровья населения [15]. Для оценки распространенности гастроинтестинальных симптомов использовали русскоязычную версию опросника GSRS, состоящего из 15 вопросов, которые преобразуются в 5 шкал: абдоминальная боль, рефлюкс-синдром, диарейный синдром, синдром диспепсии, синдром запоров [16]. Наличие и выраженность тревоги и депрессии оценивали на основе результатов, полученных с помощью опросника мини-мульт, который содержит 71 вопрос, 11 шкал, в том числе шкалы ипохондрии (Hs), депрессии (D), истерии (Hy), психопатии (Pd), паранойяльности (Pa), психастении (Pt), шизоидности (Se) и гипотонии (Ma). С помощью оценочных шкал — лжи (L), достоверности (F) и коррекции (K) — оценивали искренность испытуемого, степень достоверности результатов тестирования и величину коррекции, вносимую чрезмерной осторожностью [17]. В качестве высоких оценок по всем шкалам после построения профиля личности принимали оценки, превышающие 70 баллов, в качестве низких — менее 40 баллов.
Из сравнительного анализа были исключены данные 232 респондентов, набравших более 70 баллов по шкале L (недостоверный профиль ответов), и 352 респондентов — по шкале F (сомнительный профиль ответов).
Для достижения поставленной цели все студенты, принявшие участие в исследовании, были разделены на четыре группы в зависимости от наличия признаков тревоги и/или депрессии. Респонденты, имеющие признаки тревоги (по шкале Pt более 70 баллов), составили 1-ю группу (164 студента), депрессии (по шкале D более 70 баллов) — 2-ю группу (54 студента), сочетания тревоги и депрессии (более 70 баллов по шкалам Pt и D) — 3-ю группу (60 студентов). Респонденты, у которых значения по всем базисным шкалам находились в диапазоне 30—70 баллов, вошли в группу «контроля» — группа 0 (2772 студента).
Материалы исследования были подвергнуты статистической обработке с использованием пакета Statistica 6.1 и возможностей MS Excel. В связи с отсутствием нормального распределения или равенства генеральных дисперсий применялись непараметрические статистические методы. Для всех количественных признаков производили оценку средних величин (M), медианы (Me), определение 25 и 75% процентилей ([Q25; Q75]) Качественные данные выражены в процентах. Во всех процедурах статистического анализа критический уровень значимости (p) принимали равным 0,05. Поскольку для анализа были выделены 4 группы, то для решения проблемы множественных сравнений проводили одновременное сравнение всех групп между собой: для количественных признаков — с использованием критерия Краскела—Уоллиса (H), для качественных — информационной статистики Кульбака (2I). Если по какому-либо признаку эти критерии показывали наличие статистически значимых различий, то дальше проводилось попарное сравнение групп только по этому признаку: для количественных данных — по критерию Манна—Уитни (U), для качественных — 2I.
Результаты и обсуждение
При проведении сравнительного анализа полученных результатов между группами статистически значимых различий по полу, возрасту, месту и курсу обучения выявлено не было.
При анализе антропометрических данных было установлено, что студены 2-й группы имели более высокие показатели ИМТ, чем студенты других групп (H=46 799,5; p=0,001). Аналогичный факт описан в целом ряде других исследований, в которых показано, что люди, находящиеся в депрессии, потребляют больше калорий, а следовательно, имеют более высокий ИМТ [18]. Во многом эта связь объясняется изменением структуры и качества питания. В опубликованных ранее работах показано, что более здоровые диеты, в частности средиземноморская, обычно имеют более низкую энергетическую ценность и связаны с меньшим количеством депрессивных симптомов [19]. Основные показатели, оцениваемые среди проанкетированных студентов по группам, представлены в таблице. Различия по ИМТ между группами даны на рис. 1.
Основные показатели, оцениваемые среди студентов (Me [Q25; Q75])
Показатель | Контрольная группа (n=2772) | 1-я группа (n=164) | 2-я группа (n=54) | 3-я группа (n=60) |
ИМТ, кг/м2 | 21,57 [19,14; 23,18] | 21,36 [18,89; 23,38] | 23,18 [19,10; 25,71] | 21,99 [19,16; 23,55] |
Кофе, чашек в день | 1,11 [0,00; 2,00] | 1,10 [0,00; 2,00] | 1,49 [0,00; 2,00] | 1,67 [0,00; 2,50] |
Чай, чашек в день | 2,83 [2,00; 4,00] | 2,77 [1,00; 4,00] | 2,74 [1,00; 3,00] | 3,43 [2,00; 5,00] |
Частота приемов пищи, раз в день | 3,29 [3,00; 4,00] | 3,15 [2,00; 4,00] | 2,96 [2,00; 4,00] | 2,88 [2,00; 3,50] |
Овощи, мг/сут | 156,27 [40,00; 250,00] | 132,61 [35,71; 214,29] | 85,34 [17,86; 107,14] | 98,64 [26,67; 107,14] |
Фрукты, мг/сут | 233,32 [71,43; 300,00] | 177,09 [35,71; 285,71] | 133,13 [35,71; 150,00] | 199,37 [35,71; 300,00] |
Овощи + фрукты, мг/сут | 389,54 [143,86; 583,33] | 309,70 [100,83; 437,50] | 218,47 [53,57; 278,57] | 298,01 [71,43; 443,69] |
Абдоминальная боль, баллы | 2,08 [1,00; 3,00] | 2,45 [1,00; 3,50] | 3,00 [2,00; 4,00] | 3,38 [2,00; 4,50] |
Синдром диспепсии, баллы | 2,01 [1,25; 2,50] | 2,37 [1,50; 3,00] | 2,72 [1,75; 3,75] | 2,93 [1,75; 3,75] |
Рефлюкс-синдром, баллы | 1,44 [1,00; 1,67] | 1,78 [1,00; 2,00] | 2,25 [1,33; 3,00] | 2,26 [1,17; 3,50] |
Синдром диареи, баллы | 1,34 [1,00; 1,33] | 1,55 [1,00; 1,67] | 1,83 [1,00; 2,33] | 1,94 [1,00; 2,17] |
Синдром запора, баллы | 1,43 [1,00; 1,67] | 1,64 [1,00; 1,67] | 1,74 [1,00; 2,33] | 2,02 [1,00; 2,33] |
Общий балл по GSRS | 1,65 [1,13; 2,00] | 1,95 [1,30; 2,40] | 2,29 [1,53; 2,80] | 2,48 [1,60; 2,93] |
Рис. 1. Показатели индекса массы тела среди студентов по группам.
При выборе продуктов питания студенты контрольной группы чаще ориентировались на качество продуктов (2I=31,32; p<0,05), 1-й группы — на свои желания (2I=8,28; p=0,079), тогда как респонденты 2-й и 3-й групп — на возможности семейного бюджета (2I=33,36; p<0,05). Необходимо отметить, что все студенты 1—3-й групп были недовольны разнообразием (H=174 754,0; p=0,000) и количеством потребляемой пищи (U=171 367,0; p=0,000).
При ответе на вопрос «Если бы Вы имели дополнительные средства на покупку продуктов питания, на что бы Вы их потратили?» студенты 1-й группы статистически значимо чаще выбирали ответ «кондитерские изделия» (U=196 051,0; p=0,003), 2-й группы — «алкоголь» (U=62 787,5; p=0,042), 3-й группы — «кондитерские изделия» и «алкоголь» (U=70 166,0; p=0,024 и U=69 531,0; p=0,03 соответственно).
При анализе рациона питания выявлено, что респонденты 2-й и 3-й групп питались достоверно реже, чем респонденты контрольной и 1-й групп (2I=42,04; p<0,01). Статистической разницы по частоте приемов пищи между студентами 2-й и 3-й групп, а также контрольной и 1-й групп получено не было (U=1546,5; p=0,802 и U=207 852,5; p=0,068 соответственно). Различия по частоте приемов пищи между группами представлены на рис. 2.
Рис. 2. Частота приемов пищи среди студентов по группам (раз в сутки).
Студенты 2-й и 3-й групп сообщили об ограничении времени на прием пищи (2I=12,13; p<0,01), студенты 1-й и 3-й групп — о частом переедании (2I=21,74; p<0,001). В литературе также имеются сведения о том, что тревожные расстройства ассоциированы с частым перееданием. Результаты исследования S. Brown и соавт. [20] показали, что мужчины чаще, чем женщины, склонны к перееданию при тревоге. Кроме того, имеются данные, свидетельствующие об ассоциации тревожных расстройств со снижением аппетита, что в большей степени выражено у женщин [21]. Вместе с тем респонденты 1—3-й групп статистически значимо чаще указывали на наличие у них нерегулярного питания и отсутствие возможности принимать пищу в одно и то же время, чем студенты контрольной группы (2I=26,48; p<0,001).
При анализе пищевых предпочтений у студентов 1-й группы выявлено пристрастие к жирной (2I=3,84; p=0,05) и соленой пище (2I=5,16; p<0,05), среди респондентов 2-й группы — к соленой (2I=6,88; p<0,01) и сладкой пище (2I=7,05; p<0,01). Одновременно с этим 56,7±3,9% студентов 1-й группы и 50,0±6,8% 2-й группы сообщили о привычке досаливать уже приготовленную пищу, даже не пробуя ее. Согласно данным литературы, диета с высоким содержанием жиров и соли может повысить уровень кортизола и чувствительность гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой системы к стрессу, а следовательно, усилить тревожное поведение [22]. Более того, показано негативное влияние диеты, богатой насыщенными жирами или добавленным сахаром, на процессы обучения и памяти за счет воздействия на такие области мозга, как гиппокамп и префронтальная кора [23].
Примечательно, что молодые люди с признаками как тревоги, так и депрессии потребляют малое количество овощей и фруктов ежедневно (см. таблицу). Причем самое малое количество потребления этих продуктов по сравнению с контрольной группой наблюдалось среди респондентов 2-й группы (U=44 715,0; p=0,000). При попарном сравнении различий более выраженная статистически значимая связь была обнаружена между депрессией и низким потреблением овощей (рис. 3), что не противоречит результатам других популяционных исследований. В поперечном исследовании, проведенном T. Miki и соавт. [24], выявлено, что более высокое потребление пищевых волокон было связано с меньшей распространенностью депрессивных симптомов у японских рабочих, даже после корректировки на широкий спектр других потенциально важных факторов, включая дефицит фолиевой кислоты, витаминов группы B, ω-3-полиненасыщенных жирных кислот, магния, цинка, гиподинамию и непродолжительный сон. Другими авторами доказано, что модификация диеты в виде увеличения потребления пищевых волокон может изменить профиль кишечной микробиоты, которая оказывает непосредственное влияние на функционирование оси «кишечник—мозг», а также психологический статус и поведение человека посредством синтеза биологически активных веществ и нейроактивных метаболитов, в частности серотонина [25]. В данной работе убедительно показано, что именно пищевые волокна овощей и фруктов обладают бо́льшим потенциалом в плане улучшения настроения, чем пищевые волокна зерновых культур. Авторы объяснили этот феномен более легкой степенью ферментируемости пищевых волокон овощей и фруктов, по сравнению с зерновыми волокнами. Кроме того, известно, что образующиеся в результате бактериальной ферментации короткоцепочечные жирные кислоты (КЦЖК) способствуют уменьшению воспаления — важного механизма, лежащего в основе депрессии [26]. Из хорошо растворимой клетчатки овощей и фруктов бактерии кишечника могут синтезировать большее количество КЦЖК.
Рис. 3. Количество потребляемых овощей среди студентов по группам (г/сут).
Несмотря на то что респонденты 1-й группы существенно меньше, чем в контрольной группе, ели овощей (U=204 909,0; p=0,034) и фруктов (U=182 332,5; p=0,002), представления о необходимом количестве потребления свежих овощей и фруктов у них и студентов контрольной группы не отличались. Среди студентов 2-й и 3-й групп при ответе на вопрос «Как Вы думаете, какое количество свежих овощей и фруктов нужно употреблять ежедневно?» количество 300—330 г/сут считали достаточным 84 и 81% респондентов соответственно.
Отличительной особенностью студентов с признаками депрессии (2-я и 3-я группы) оказалось избыточное потребление кофе (U=68 313,0; p=0,019 и U=75 621,0; p=0,004 соответственно). Среднее количество чашек кофе, употребляемое проанкетированными студентами ежедневно, представлено на рис. 4. Скорее всего, полученный при опросе результат связан с тем, что кофе используется лицами с депрессивным фоном настроения в качестве своего рода стимулирующего средства. Известно, что кофеин обладает мощным психостимулирующим действием и модулирует дофаминергическую нейротрансмиссию как неселективный антагонист аденозиновых рецепторов в головном мозге [27]. Антагонистический эффект в отношении аденозина обусловлен стимуляцией высвобождения ацетилхолина и серотонина под действием кофеина [28]. Выявленный факт не согласуется с данными проведенных ранее исследований о протективном влиянии кофе на риск развития депрессии. Так, результаты исследования N. Pham и соавт. [29] показали, что более высокое потребление кофе (≥2 чашек в день) на 39% снижает распространенность депрессивных симптомов у японских мужчин и женщин в возрасте 20—68 лет. В 10-летнем проспективном исследовании M. Lucas и соавт. [30] продемонстрировано, что среди женщин, которые пили кофе с кофеином не менее, чем 4 чашки в день (≥550 мг кофеина), риск возникновения депрессии был на 20% ниже, чем у женщин, которые пили кофе с кофеином не более 1 чашки в день (<100 мг кофеина). Кофе без кофеина, независимо от употребляемого количества, не влиял на фон настроения и риск развития депрессии. К сожалению, в настоящем исследовании не было учтено, какой кофе употребляли студенты — растворимый или свежемолотый, содержащий кофеин или декофеинизированный.
Рис. 4. Количество употребляемого кофе среди студентов по группам (чашек в день).
Закономерным является тот факт, что респонденты 1—3-й групп достоверно чаще, чем контрольная группа, предъявляли жалобы на наличие абдоминальной боли (2I=34,23; p<0,001), диспепсии (2I=12,09; p<0,01), рефлюкса (2I=61,28; p<0,001), диареи (2I=10,74; p<0,05) и запора (2I=16,19; p<0,01). Общий балл по опроснику GSRS в этих же группах также оказался достоверно выше, чем в группе контроля (2I=9,16; p<0,05). Следует отметить, что максимальная выраженность симптомов по всем шкалам наблюдалась во 2-й и 3-й группах, общей чертой которых был депрессивный фон настроения. При этом при попарном сравнении суммарных баллов по шкалам более характерными синдромами для лиц с депрессией являлись абдоминальная боль и рефлюкс-синдром. Дискутабельным остается вопрос о том, является ли выраженная клиническая симптоматика фактором, усугубляющим проявления тревоги и депрессии, или же, напротив, сами тревожно-депрессивные расстройства приводят к искажению объективного восприятия ощущений человеком [31].
Несмотря на то что студенты 1-й и 2-й групп испытывали пристрастие к соленой пище, в течение последнего года пытались сократить потребление соли лишь респонденты 1-й группы (2I=3,85; p<0,05). Студенты 2-й группы достоверно чаще других прибегали к использованию диет для снижения массы тела (2I=3,85; p<0,05). Респонденты 1-й группы чаще пытались повысить свою физическую активность (2I=5,03; p<0,05), тогда как респонденты 2-й и 3-й групп редко прибегали к занятиям спортом (2I=10,44; p<0,01 и 2I=6,19; p<0,05 соответственно).
Заключение
Результаты проведенного исследования демонстрируют важную роль симптомов тревоги и депрессии в прогнозировании диетического выбора у студентов. Примечательно, что как тревога, так и депрессия ассоциированы с высоким риском развития гастроинтестинальных симптомов, выраженность которых достигает максимума среди лиц, у которых признаки депрессии и тревоги сочетаются. Полученные результаты обосновывают необходимость скрининга психологических расстройств среди молодых лиц, учитывая их долговременные последствия для поведенческого образа жизни и здоровья.
Исследование поддержано Грантом Президента РФ для государственной поддержки молодых российских ученых — кандидатов наук МК-1679.2020.7 (соглашение №075-15-2020-138 от 17 марта 2020 года) «Разработка превентивной индивидуализированной стратегии ведения больных с синдромом раздраженного кишечника».
Участие авторов: концепция и дизайн исследования — М.А. Ливзан; сбор и обработка материала — О.В. Гаус, Д.В. Попелло; статистическая обработка данных — Д.В. Турчанинов; написание текста — О.В. Гаус; редактирование — М.А. Ливзан.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
The authors declare no conflicts of interest.