Сайт издательства «Медиа Сфера»
содержит материалы, предназначенные исключительно для работников здравоохранения. Закрывая это сообщение, Вы подтверждаете, что являетесь дипломированным медицинским работником или студентом медицинского образовательного учреждения.

Сергеев О.В.

ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет)

Волчкова Е.В.

ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет)

Дарвина О.В.

ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет)

Белая О.Ф.

ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет)

Новые вирусные инфекции — новые вызовы

Авторы:

Сергеев О.В., Волчкова Е.В., Дарвина О.В., Белая О.Ф.

Подробнее об авторах

Журнал: Профилактическая медицина. 2024;27(7): 114‑119

Прочитано: 969 раз


Как цитировать:

Сергеев О.В., Волчкова Е.В., Дарвина О.В., Белая О.Ф. Новые вирусные инфекции — новые вызовы. Профилактическая медицина. 2024;27(7):114‑119.
Sergeyev OV, Volchkova EV, Darvina OV, Belaia OF. New viral infections — new challenges. Russian Journal of Preventive Medicine. 2024;27(7):114‑119. (In Russ.)
https://doi.org/10.17116/profmed202427071114

Рекомендуем статьи по данной теме:
Эпи­де­ми­оло­гия M. geni­talium-ин­фек­ции. Что из­вес­тно?. Кли­ни­чес­кая дер­ма­то­ло­гия и ве­не­ро­ло­гия. 2025;(2):143-152
Те­ра­пев­ти­чес­кий по­тен­ци­ал квер­це­ти­на и его про­из­вод­ных про­тив COVID-19. Жур­нал нев­ро­ло­гии и пси­хи­ат­рии им. С.С. Кор­са­ко­ва. 2025;(5):44-50
Эк­зос­ке­лет кис­ти в сов­ре­мен­ной аби­ли­та­ции и ре­аби­ли­та­ции (ана­ли­ти­чес­кий об­зор). Опе­ра­тив­ная хи­рур­гия и кли­ни­чес­кая ана­то­мия (Пи­ро­гов­ский на­уч­ный жур­нал). 2025;(3):53-61

За последнее столетие эмерджентные инфекционные заболевания (emerging infectious diseases) привели к многочисленным вспышкам и большому количеству смертей. Большинство таких заболеваний имело зоонозное происхождение (от животных к человеку), причем некоторые достигли масштабов пандемии. Повышенная частота возникновения новых инфекций обусловлена многими факторами: эволюцией микробов, ростом численности населения и популяции домашних животных, практикой землепользования, изменением климата, расширением интерфейсов человек — животные — окружающая среда, путешествиями и торговлей [1, 2].

Этиологическими агентами большинства проблемных эмерджентных заболеваний являются РНК-содержащие вирусы. Данный факт объясняется тем, что вирусы в целом представляют собой динамично эволюционирующую форму жизни. Множество вирусов, особенно РНК-вирусы, имеет короткий период размножения и повышенную частоту мутаций (одна точечная мутация или более на геном за один раунд репликации РНК-вируса). Такая частота мутаций вместе с естественным отбором позволяет РНК-вирусам быстро адаптироваться к изменениям в окружающей среде. Это делает эволюцию вирусов важной темой не только для вирусологов, но и для врачей, медсестер, работников здравоохранения, а вместе с ними и для всего населения. Лучшее понимание динамики передачи возбудителей зоонозов в их природных резервуарах может помочь предвидеть вспышки в популяции человека и предотвратить крупные потери.

В последние четыре десятилетия в мире произошли вспышки заболеваний человека, этиологическими агентами которых были новые вирусы: вирус Хендра (Hendra virus, HeV), вирус Нипах (Nipah virus, NiV), коронавирус тяжелого острого респираторного синдрома (severe acute respiratory syndrome coronavirus, SARS-CoV), коронавирус ближневосточного респираторного синдрома (Middle East respiratory syndrome coronavirus, MERS-CoV) и второй коронавирус SARS (SARS-CoV-2), называемый также вирусом COVID-19. По скорости возникновения и распространения все перечисленные вирусы подходят под определение эмерджентных. Их геномы представлены однонитевой РНК. Геномы HeV и NiV имеют негативную полярность (минус РНК). Эти вирусы входят в род Henipavirus семейства Paramyxoviridae. Геномы коронавирусов имеют позитивную полярность (плюс РНК). Коронавирусы SARS и MERS являются представителями рода Betacoronavirus семейства Coronaviridae [3].

Все вирусы, рассматриваемые в этой публикации, в человеческую популяцию попали от разных видов млекопитающих, наиболее важными являются представители отряда рукокрылых (Chiroptera): летучие мыши и летучие лисицы.

HeV и NiV стабильно существуют в популяциях летучих лисиц. HeV впервые выделен из маточной жидкости беременной самки сероголовой летучей лисицы (Pteropus poliocephalus), объединенных проб печени и легких плодов того же вида и из легкого новорожденного Pteropus alecto (черная летучая лисица). Геном HeV регулярно обнаруживали в пробах мочи летучих лисиц рода Pteropus [4]. Аналогично резервуар NiV существует среди нескольких южноазиатских видов летучих лисиц рода Pteropus [5—7]. Антитела к обоим вирусам часто обнаруживали у летучих лисиц разных видов в Австралии и Азии [8].

Все случаи инфицирования человека HeV произошли от лошадей, которые, предположительно, инфицированы от летучих лисиц [9—12]. Инкубационный период при инфекции HeV у людей составляет, предположительно, 9—16 дней. Клиническая манифестация начинается гриппоподобным заболеванием, затем могут поражаться различные органы, в том числе головной мозг. Летальность среди людей на данный момент составляет 57% (4 случая из 7 подтвержденных случаев инфицирования), при этом смерть 1 из пациентов связана с поражением многих органов, включая легкие (интерстициальная пневмония), а остальных 3 — с энцефалитом [13]. У 1 из умерших за 13 мес до энцефалита был менингит, и тогда пациент, по-видимому, полностью выздоровел [9]. Вместе с тем, все выжившие, вероятно, не являются носителями вируса в латентной форме [12, 14], но у 2 из 3 выживших развился хронический энцефалит [11, 15].

HeV продолжает эволюционировать. Его новые варианты с модифицированным геномом выделены от летучих лисиц в 2021—2022 гг. [16—18]. Известны случаи полевого инфицирования собак вирусом Хендра от лошадей [13]. Вирус HeV за пределами Австралии до текущего момента не обнаружен.

Патогенез вируса Хендра изучен в основном на экспериментально инфицированных животных: кошках, хорьках, хомяках, свиньях и морских свинках. Каждый из этих видов проявляет заболевание, в целом сходное с тем, что наблюдается у лошадей, при этом хорьки и хомяки нашли применение для оценки эффективности вакцинных и терапевтических препаратов [19—22]. Было также сообщение об энцефалите у инфицированных HeV лабораторных мышей дикого типа при отсутствии значимой системной инфекции. Эта модель имеет большие перспективы в качестве инструмента для исследования неврологических осложнений инфекции HeV, которые являются специфическим признаком заболевания человека [23].

Случаи инфицирования человека NiV в течение последних 25 лет происходили в Малайзии, Сингапуре, Бангладеш, Индии и Филиппинах. Летальность варьирует от 40 до 100%. Инкубационный период составляет от 4 до 21 дня, в среднем 9,5 дня [24—30]. Вирус имеет тропизм к клеткам эпителия кровеносных сосудов, поэтому воспаление сосудов происходит во многих органах, но особенно в головном мозге, легких, сердце и почках [31]. Клинические проявления разнообразны. Наиболее тяжелыми являются атипичная пневмония, острый респираторный дистресс-синдром (ARDS) и фатальный энцефалит. Бывают также бессимптомные случаи инфекции [28—30]. Интересно, что в Малайзии в основном имелись случаи энцефалита [32], тогда как в Индии и Бангладеш у 70—80% пациентов выявлены респираторные заболевания [25, 27, 33]. Большинство лиц, выживших после энцефалита, испытывают долгосрочные неврологические последствия [31, 32]. Уникальной и интересной особенностью инфекции NiV является развитие рецидивирующего энцефалита, а также энцефалита с поздним началом. Некоторые рецидивы возникали через месяцы или годы после перенесенного острого энцефалита с полным выздоровлением. В небольшом количестве случаев, когда первоначальная инфекция не имела неврологических проявлений, энцефалит развивался спустя годы, в 1 случае — через 11 лет [29].

NiV имеет несколько характеристик, которые делают его серьезной угрозой для здоровья людей и животных: 1) резервуарные хозяева, летучие лисицы, широко распространены по всей Юго-Восточной Азии и встречаются в плотных популяциях людей и домашнего скота, что приводит к широко распространенным частым вспышкам; 2) передается человеку как непосредственно летучими лисицами, так и через домашних животных-посредников; 3) передается от человека к человеку; 4) вызывает высокую смертность среди людей; 5) в настоящее время нет вакцин или средств терапии [33—35]. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) включила NiV в список 10 самых приоритетных возбудителей для разработки медицинских контрмер [36].

Аналогично HeV NiV в экспериментальных условиях можно инфицировать различных животных: хорьков, золотистых хомяков, свиней, кошек и приматов. Хорьки и хомяки воспроизводят особенности патогенеза, характерные для NiV-инфекции человека [37—41]. Однако мыши устойчивы к инфекции NiV, если генетически не модифицированы (как мыши с нокаутом рецептора интерферона I типа IFNAR), несмотря на то, что экспрессируют клеточные рецепторы, узнаваемые NiV [42].

В отличие от хенипавирусов пандемические бетакоронавирусы как таковые не существуют в популяциях рукокрылых. Однако близкородственные коронавирусы (сходство последовательностей геномов >90%) существуют у летучих мышей как минимум четырех родов. Значит, для эволюции бетакоронавирусов, способных инфицировать человека, необходимы животные-посредники (промежуточные хозяева) [3, 43].

Поверхностный гликопротеин вириона S, имеющий сайт связывания с рецептором, опосредует вход коронавирусов в клетки. SARS-CoV и SARS-CoV-2 узнают один и тот же рецептор на поверхности клеток-мишеней, ангиотензинпревращающий фермент 2 (АПФ2, или ACE2). Вход в клетку активируется протеазами человека, такими как сериновая протеаза TMPRSS2 и лизосомальные катепсины [44].

Первые случаи заболевания людей SARS-CoV выявлены в провинции Гуандун на юге Китая в ноябре 2002 г. Затем вирус завезен в Гонконг врачом, который лечил пациентов с «атипичной пневмонией». Из Гонконга вирус распространился в 26 стран мира. Всего зарегистрировано 8096 подтвержденных случаев с 774 (9,6%) летальными исходами. Животными-посредниками в передаче вируса от летучих мышей человеку считаются пальмовая циветта и енотовидная собака [3].

Рецептором для MERS-CoV служит дипептидил-пептидаза 4 (DPP4) [45, 46]. MERS-CoV впервые выделен в 2012 г. в Саудовской Аравии от пациентов с острой пневмонией. Промежуточными хозяевами MERS-CoV являются одногорбые верблюды. От них выделены несколько линий вируса, в том числе линия, почти идентичная изолятам из клинических образцов [47, 48]. Описаны многочисленные случаи передачи вируса от человека к человеку как на Аравийском полуострове, так и в странах Европы и Восточной Азии в 2012—2019 гг. [3]. Инфекция MERS-CoV у людей приводит к тяжелой пневмонии с летальностью около 35%, тогда как у верблюдов вызывает легкое заболевание верхних дыхательных путей. Это объясняется преимущественной экспрессией DPP4 эпителиальными клетками бронхов и легких человека и клетками эпителия носоглотки верблюда [45]. Репликация MERS-CoV в легких человека объясняет, почему передача этого вируса между людьми происходит нечасто. Тем не менее частота спорадических вспышек указывает на то, что MERS остается серьезной угрозой [3].

SARS-CoV-2 впервые выделен в Ухане (КНР) в конце 2019 г. Благодаря предыдущему опыту с SARS этиологический агент быстро идентифицирован как новый бетакоронавирус, названный SARS-CoV-2. Большинство инфицированных SARS-CoV-2 имели контакты с дикими животными на «влажном» рынке (wet market), но в организмах продававшихся там животных (в том числе панголинов) этот вирус не обнаружен. Поэтому ни животные-посредники, ни точный механизм передачи от летучих мышей к человеку для SARS-CoV-2 неизвестны [3].

Гликопротеин S SARS-CoV-2 имеет уникальную особенность: вставку четырех аминокислот (PRRA) между субъединицами S1 и S2. Эта вставка создает многоосновный сайт расщепления, узнаваемый протеазой фурином. Подобная вставка (хотя и без сайта расщепления фурином) известна в белке S бетакоронавируса летучих мышей RmYN02. Вставка нуклеотидов указывает на пластичность генома бетакоронавирусов, в частности последовательности гена рецептор-связывающего белка. Такая пластичность создает возможность генерации мутаций в сайте связывания рецептора и, как результат, появления новых вариантов вируса [49].

Подобно SARS-CoV и MERS-CoV, SARS-CoV-2 инфицирует эпителиальные клетки нижних дыхательных путей и вызывает атипичную пневмонию. Однако его патогенез этим далеко не ограничивается. Он также может обусловливать острое заболевание верхних дыхательных путей, пневмонию с гипоксемией, ARDS, септический шок, сердечную недостаточность, острое повреждение почек, гиперкоагуляцию и энцефалопатию. ARDS является причиной большинства летальных исходов. Он развивается на фоне интенсивного системного воспалительного ответа, известного как «цитокиновый шторм», который проявляется в бесконтрольном выбросе провоспалительных цитокинов и хемокинов [50].

К концу 2021 г. ВОЗ определила 5 штаммов SARS-CoV-2 как варианты, вызывающие озабоченность, поскольку их характеристики предполагают эффективную передачу, высокую вирулентность или уклонение от иммунитета: Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Омикрон. Последние два штамма последовательно возникли в середине — конце 2021 г., каждый из них вытеснил предыдущий и увеличил количество инфекций, случаев госпитализации и смерти. Будущее неопределенно, поскольку все больше трансмиссивных вариантов Омикрона появляются и распространяются по всему миру. Согласно отчетам ВОЗ, свыше 760 млн случаев инфекции и свыше 6,9 млн случаев смерти во всем мире подтверждено на 9 августа 2023 г. Реальные потери от заболеваний, связанных с инфекцией SARS-CoV-2, значительно больше: свыше 15 млн [51]. Большинство умерших — это пациенты с ослабленным иммунитетом: пожилые люди или лица с сопутствующими заболеваниями, такими как гипертония, заболевания легких, сердечно-сосудистые заболевания, рак и диабет [52, 53]. У детей симптомы, как правило, более легкие. Однако опубликовано сообщение о редком мультисистемном воспалительном синдроме у детей (MISC), который имеет некоторые общие симптомы с болезнью Кавасаки [54].

ВОЗ включила все три описываемых бетакоронавируса в список 10 самых приоритетных возбудителей для разработки медицинских контрмер [36].

Вирусы, рассматриваемые в данном обзоре, проявляют сходство в использовании рецепторов на клетках-мишенях для специфического связывания. Они используют молекулы, широко распространенные в различных тканях, включая центральную нервную систему (ЦНС), среди нескольких видов-хозяев, причем межвидовая гомология тех молекул очень высокая. Этот факт объясняет, почему эти вирусы имеют такой широкий круг хозяев с потенциалом дальнейшего расширения, а также системный характер инфекции, вызываемой данными вирусами, и интенсивный патогенез как результат инфекции.

ACE2 экспрессируют клетки эпителия верхних дыхательных путей, легких, почек, кишечника и в меньшей степени головного мозга, эти органы SARS-CoV-2 поражает [55]. Напротив, DPP4 экспрессируют в основном клетки эпителия бронхов и легких, поэтому репликация MERS-CoV у человека лимитирована этими органами [45].

HeV и NiV специфически связываются с молекулами эфрина-В2, NiV также узнает эфрин-В3. В организме человека высокий уровень экспрессии эфрина-В2 отмечен в головном мозге, легких, плаценте и предстательной железе. Эфрин-В3 в основном экспрессируется в ЦНС, а также в сердце и предстательной железе. HeV и NiV поражают эти органы, причем как у человека, так и у других видов, включая лабораторные модели [56]. Остается неясным, почему в организмах рукокрылых эти вирусы, эволюционировав до узнавания тех же рецепторов, не обусловливают какой-либо значительный патогенез.

Известно, что на ранних стадиях инфекции вирусы обходят действие факторов иммунитета, прежде всего, подавляя индукцию интерферона типов I и III. Рассматриваемые здесь вирусы используют несколько механизмов для достижения этой цели [57]. Возможно, вирусы NiV и SARS-CoV-2 в ходе своей эволюции приобрели как минимум один сходный механизм: продукцию неструктурного белка, участвующего в блокировании транслокации и фосфорилировании регуляторного фактора интерферона 3 (IRF3), который участвует в регуляции синтеза интерферона. Если в случае SARS-CoV-2 эту функцию выполняет Nsp3, гомологичный неструктурным белкам других коронавирусов, то в случае NiV (и HeV) данную функцию выполняет неструктурный белок W, уникальный для хенипавирусов продукт альтернативной рамки считывания гена P [56, 57].

Показана способность SARS-CoV-2 вызывать цитокиновый шторм. Она обусловлена сохранением функции другого регуляторного белка, ядерного фактора-κB (NF-κB), на фоне блокирования индукции интерферона [57]. NF-κB отвечает за индукцию провоспалительных цитокинов, синтез которых выходит из-под контроля [50]. Неясно, какое преимущество это явление дает вирусу, но не исключено, что это отражает еще одну общую тенденцию эволюции вирусов в целом.

Инфекционные заболевания будут продолжать появляться или возникать вновь. РНК-вирусы с высоким потенциалом мутаций и/или рекомбинаций из числа штаммов, поражающих несколько видов-хозяев, представляют собой настоящую эпидемиологическую опасность. Новые варианты SARS-CoV-2 продолжают эволюционировать в результате изменений в геноме и расширения круга хозяев: белохвостые олени, норки [58]. HeV также генерирует новые варианты генома [16—18] и расширяет круг хозяев [13]. Такие вирусы способны вызывать как локальные вспышки (часто происходящие на большой территории), так и пандемии. В обоих вариантах развития событий вследствие высокой контагиозности вирусов заболевания распространяются стремительно, охватывая одновременно большое число людей. Подобные ситуации требуют незамедлительного принятия противоэпидемических мер, направленных на прерывание цепочек передачи инфекции и создание коллективного иммунитета. Для этого параллельно идет создание антивирусных вакцин и средств специфической антивирусной терапии.

На текущий момент известно несколько вакцинных препаратов против как SARS-CoV-2, так и NiV. Если первые во время недавней пандемии интенсивно применяли для людей с целью как доконтактной, так и постконтактной профилактики, вторые в основном применяют в экспериментах с животными моделями [59].

Поскольку разработка вакцин занимает долгое время, а проводить вакцинопрофилактику следует заблаговременно, так как для создания иммунитета требуется срок, антивирусная терапия имеет большое значение для предупреждения вспышки инфекции. В настоящее время накоплен опыт использования терапевтических препаратов из числа существующих и создания новых. В частности, применение препаратов ремдезивир и фавипиравир дало позитивный эффект против как SARS-CoV-2, так и NiV. Накоплен позитивный опыт использования плазмы крови переболевших против SARS-CoV-2, а против NiV создано моноклональное антитело m102.4 [37, 41]. Правда, из всех применяемых против SARS-CoV-2 препаратов ни один не одобрен FDA [59].

Гибким подходом для оперативного контроля распространения нового вируса могло бы стать использование малых интерферирующих РНК (миРНК) [60]. Применяемые миРНК должны быть направлены как на вирусные целевые гены, так и на клеточные, связанные с репликацией вируса, так как последние мутируют медленнее.

Для эффективного противоэпидемического контроля существуют три основных подхода. Первый — координированный эпиднадзор с оценкой риска для животных и людей. Он должен быть ориентирован на местности сообщества и взаимодействия животных и человека, где есть вероятность появления новых болезней. Второй — проведение исследований с целью выявления приоритетных патогенов, повышения готовности к пандемии и разработки лучших прототипных вакцин и терапевтических средств. И третий — совершенствование структуры управления и административных мер для предотвращения эмерджентных инфекционных болезней, направленных на уменьшение влияния факторов, которые приводят к риску распространения инфекции от диких животных к людям. Такой комплекс мер и структур получил название «единое здоровье» (One Health) [58].

Участие авторов: концепция и дизайн исследования — О.В. Сергеев; сбор и обработка материала — О.В. Сергеев, Е.В. Волчкова, О.В. Дарвина; написание текста — О.В. Сергеев, Е.В. Волчкова; редактирование — О.Ф. Белая.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Литература / References:

  1. Allen T, Murray KA, Zambrana-Torrelio C, et al. Global hotspots and correlates of emerging zoonotic diseases. Nature Communications. 2017;8:1124. https://doi.org/10.1038/s41467-017-00923-8
  2. Jones BA, Grace D, Kock R, et al. Zoonosis emergence linked to agricultural intensification and environmental change. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 2013;110:8399-8404. https://doi.org/10.1073/pnas.1208059110
  3. Tian J, Sun J, Li D, et al. Emerging viruses: Cross-species transmission of coronaviruses, filoviruses, henipaviruses, and rotaviruses from bats. Cell Reports. 2022;39:1-21.  https://doi.org/10.1016/j.celrep.2022.110969
  4. Goldspink LK, Edson DW, Vidgen ME, et al. Natural Hendra virus infection in flying-foxes — tissue tropism and risk factors. PloS One. 2015;10(6): e0128835. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0128835
  5. Reynes JM, Counor D, Ong S, et al. Nipah virus in Lyle’s flying foxes, Cambodia. Emerging Infectious Diseases. 2005;11(7):1042-1047. https://doi.org/10.3201/eid1107.041350
  6. Sendow I, Ratnawati A, Taylor T, et al. Nipah virus in the fruit bat Pteropus vampyrus in Sumatera, Indonesia. PLoS One. 2013;8(7):e69544. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0069544
  7. Rahman SA, Hassan L, Epstein JH, et al. Risk factors for Nipah virus infection among pteropid bats, peninsular Malaysia. Emerging Infectious Diseases. 2013;19:51-60.  https://doi.org/10.3201/eid1901.120221
  8. Epstein JH, Anthony SJ, Islam A, et al. Nipah virus dynamics in bats and implications for spillover to humans. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 2020;117(46):29190-29201. https://doi.org/10.1073/pnas.2000429117
  9. O’Sullivan JD, Allworth AM, Paterson DL, et al. Fatal encephalitis due to novel paramyxovirus transmitted from horses. Lancet (London, England). 1997;349:93-95.  https://doi.org/10.1016/s0140-6736(96)06162-4
  10. Barclay AJ, Paton DJ. Hendra (equine morbillivirus). Veterinary Journal (London, England: 1997). 2000;160(3):169-176.  https://doi.org/10.1053/tvjl.2000.0508
  11. Playford EG, McCall B, Smith G, et al. Human Hendra virus encephalitis associated with equine outbreak, Australia, 2008. Emerging Infectious Diseases. 2010;16(2):219-223.  https://doi.org/10.3201/eid1602.090552
  12. Queensland Gov. Summary of Hendra virus incidents in horses. Queensland Government. 2019. Accessed May 13, 2024. https://www.business.qld.gov.au/industries/service-industries-professionals/service-industries/veterinary-surgeons/guidelines-hendra/incident-summary
  13. Middleton D. Hendra virus. The Veterinary clinics of North America. Equine practice. 2014;30(3):579-589.  https://doi.org/10.1016/j.cveq.2014.08.004
  14. Taylor C, Playford EG, McBride WJ, et al. No evidence of prolonged Hendra virus shedding by 2 patients, Australia. Emerging Infectious Diseases. 2012;18(12):2025-2027. https://doi.org/10.3201/eid1812.120722
  15. Wong KT, Tan CT. Clinical and pathological manifestations of human henipavirus infection. Current Topics in Microbiology and Immunology. 2012; 359:95-104.  https://doi.org/10.1007/82_2012_205
  16. Wang J, Anderson DE, Halpin K, et al. A new Hendra virus genotype found in Australian flying foxes. Virology Journal. 2021;18(1):197-209.  https://doi.org/10.1186/s12985-021-01652-7
  17. Annand EJ, Horsburgh BA, Xu K, et al. Novel Hendra Virus Variant Detected by Sentinel Surveillance of Horses in Australia. Emerging Infectious Diseases. 2022;28(3):693-704.  https://doi.org/10.3201/eid2803.211245
  18. Peel AJ, Yinda CK, Annand EJ, et al. Novel Hendra Virus Variant Circulating in Black Flying Foxes and Grey-Headed Flying Foxes, Australia. Emerging Infectious Diseases. 2022;28(5):1043-1047. https://doi.org/10.3201/eid2805.212338
  19. Westbury HA, Hooper PT, Brouwer SL, Sellecket PW. Susceptibility of cats to equine morbillivirus. Australian Veterinary Journal. 1996;74(2):132-134.  https://doi.org/10.1111/j.1751-0813.1996.tb14813.x
  20. Hooper PT, Westbury HA, Russell GM. The lesions of experimental equine morbillivirus disease in cats and guinea pigs. Veterinary Pathology. 1997; 34(4):323-329.  https://doi.org/10.1177/030098589703400408
  21. Guillaume V, Wong KT, Looi RY, et al. Acute Hendra virus infection: analysis of the pathogenesis and passive antibody protection in the hamster model. Virology. 2009;387(2):459-465.  https://doi.org/10.1016/j.virol.2009.03.001
  22. Li M, Embury-Hyatt C, Weingartl HM. Experimental inoculation study indicates swine as a potential host for Hendra virus. Veterinary Research. 2010;41:33.  https://doi.org/10.1051/vetres/2010005
  23. Dups J, Middleton D, Yamada M, et al. A new model for Hendra virus encephalitis in the mouse. PLoS One. 2012;7(7):e40308. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0040308
  24. Chua KB, Bellini WJ, Rota PA, et al. Nipah virus: a recently emergent deadly paramyxovirus. Science (New York, N.Y.). 2000;288(5470):1432-1435. https://doi.org/10.1126/science.288.5470.1432
  25. Chadha MS, Comer JA, Lowe L, et al. Nipah virus-associated encephalitis outbreak, Siliguri, India. Emerging Infectious Diseases. 2006;12(2):235-240.  https://doi.org/10.3201/eid1202.051247
  26. Ching PK, de los Reyes VC, Sucaldito MN, et al. Outbreak of henipavirus infection, Philippines, 2014. Emerging Infectious Diseases. 2015;21(2):328-331.  https://doi.org/10.3201/eid2102.141433
  27. Arunkumar G, Chandni R, Mourya DT, et al. Outbreak investigation of Nipah virus disease in Kerala, India, 2018. The Journal of Infectious Diseases. 2019;219:1867-1878. https://doi.org/10.1093/infdis/jiy612
  28. Rockx B, Winegar R, Freiberg AN. Recent progress in henipavirus research: molecular biology, genetic diversity, animal models. Antiviral Research. 2012;95(2):135-149.  https://doi.org/10.1016/j.antiviral.2012.05.008
  29. Ang BSP, Lim TCC, Wang L. Nipah Virus Infection. Journal of Clinical Microbiology. 2018;56:e01875-e17.  https://doi.org/10.1128/JCM.01875-17
  30. Pelissier R, Iampietro M, Horvat B. Recent advances in the understanding of Nipah virus immunopathogenesis and anti-viral approaches. F1000Research. 2019;8:1763. https://doi.org/10.12688/f1000research.19975.1
  31. Wong KT, Shieh WJ, Kumar S, et al. Nipah virus infection: pathology and pathogenesis of an emerging paramyxoviral zoonosis. The American Journal of Pathology. 2002;161(6):2153-2167. https://doi.org/10.1016/S0002-9440(10)64493-8
  32. Goh KJ, Tan CT, Chew NK, et al. Clinical features of Nipah virus encephalitis among pig farmers in Malaysia. The New England Journal of Medicine. 2000;342(17):1229-1233. https://doi.org/10.1056/NEJM200004273421701
  33. Hossain MJ, Gurley ES, Montgomery JM, et al. Clinical presentation of Nipah virus infection in Bangladesh. Clinical Infectious Diseases. 2008;46(7): 977-984.  https://doi.org/10.1086/529147
  34. Nikolay B, Salje H, Hossain MJ, et al. Transmission of Nipah virus — 14 years of investigations in Bangladesh. The New England Journal of Medicine. 2019;380:1804-1814. https://doi.org/10.1056/NEJMoa1805376
  35. Gurley ES, Spiropoulou CF, de Wit E. Twenty years of Nipah virus research: where do we go from here? The Journal of Infectious Diseases. 2020;221: S359-362.  https://doi.org/10.1093/infdis/jiaa078
  36. World Health Organization. List of Blueprint Priority Diseases. Accessed 4 March 2020. Accessed May 13, 2024. https://www.who.int/blueprint/prioritydiseases/en/
  37. Bossart KN, Zhu Z, Middleton D, et al. A neutralizing human monoclonal antibody protects against lethal disease in a new ferret model of acute nipah virus infection. PLoS Pathogens. 2009;5:e1000642. https://doi.org/10.1371/journal.ppat.1000642
  38. Rockx B, Brining D, Kramer J, et al. Clinical outcome of henipavirus infection in hamsters is determined by the route and dose of infection. Journal of Virology. 2011;85:7658-7671. https://doi.org/10.1128/jvi.00473-11
  39. Middleton DJ, Westbury HA, Morrissy CJ, et al. Experimental Nipah virus infection in pigs and cats. Journal of Comparative Pathology. 2002;126: 124-136.  https://doi.org/10.1053/jcpa.2001.0532
  40. Geisbert TW, Daddario-DiCaprio KM, Hickey AC, et al. Development of an acute and highly pathogenic nonhuman primate model of Nipah virus infection. PLoS One. 2010;5:e10690. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0010690
  41. Mire CE, Satterfield BA, Geisbert JB, et al. Pathogenic differences between Nipah virus Bangladesh and Malaysia strains in primates: implications for antibody therapy. Scientific Reports. 2016;6:30916. https://doi.org/10.1038/srep30916
  42. Dhondt KP, Mathieu C, Chalons M, et al. Type I interferon signaling protects mice from lethal henipavirus infection. Journal of Infectious Diseases. 2013;207:142-151.  https://doi.org/10.1093/infdis/jis653
  43. Ge XY, Li JL, Yang XL, et al. Isolation and characterization of a bat SARS-like coronavirus that uses the ACE2 receptor. Nature. 2013;503:535-538.  https://doi.org/10.1038/nature12711
  44. Ou X, Liu Y, Lei X, et al. Characterization of spike glycoprotein of SARS-CoV-2 on virus entry and its immune cross-reactivity with SARS-CoV. Nature Communications. 2020;11(1):1620. https://doi.org/10.1038/s41467-020-15562-9
  45. Widagdo W, Sooksawasdi Na Ayudhya S, Hundie GB, Haagmans BL. Host determinants of MERS-CoV transmission and pathogenesis. Viruses. 2019;11:280.  https://doi.org/10.3390/v11030280
  46. Cui J, Li F, Shi ZL. Origin and evolution of pathogenic coronaviruses. Nature Reviews Microbiology. 2019;17:181-192.  https://doi.org/10.1038/s41579-018-0118-9
  47. Haagmans BL, Al Dhahiry SH, Reusken CB, et al. Middle East respiratory syndrome coronavirus in dromedary camels: an outbreak investigation. The Lancet. Infectious diseases. 2014;14:140-145.  https://doi.org/10.1016/s1473-3099(13)70690-x
  48. Sabir JS, Lam TT, Ahmed MM, et al. Cocirculation of three camel coronavirus species and recombination of MERS-CoVs in Saudi Arabia. Science. 2016;351:81-84.  https://doi.org/10.1126/science.aac8608
  49. Zhou H, Chen X, Hu T, et al. A novel bat coronavirus closely related to SARS-CoV-2 contains natural insertions at the S1/S2 cleavage site of the spike protein. Current Biology: CB. 2020;30:3896. https://doi.org/10.1016/j.cub.2020.09.030
  50. Channappanavar R, Perlman S. Pathogenic human coronavirus infections: causes and consequences of cytokine storm and immunopathology. Seminars in Immunopathology. 2017;39(5):529-539.  https://doi.org/10.1007/s00281-017-0629-x
  51. Carabelli AM, Peacock TP, Thorne LG, et al. SARS-CoV-2 variant biology: immune escape, transmission and fitness. Nature Reviews Microbiology. 2023;21:162-177.  https://doi.org/10.1038/s41579-022-00841-7
  52. Sanyaolu A, Okorie C, Marinkovic A, et al. Comorbidity and its Impact on Patients with COVID-19. SN Comprehensive Clinical Medicine. 2020;2(8): 1069-1076. https://doi.org/10.1007/s42399-020-00363-4
  53. Abdulamir AS, Hafidh RR. The Possible Immunological Pathways for the Variable Immunopathogenesis of COVID—19 Infections among Healthy Adults, Elderly and Children. Electronic Journal of General Medicine. 2020; 17:em202. https://doi.org/10.29333/ejgm/7850
  54. Shah SK, Munoz AC. Multisystem Inflammatory Syndrome in Children in COVID-19 Pandemic. Indian Journal of Pediatrics. 2020;87(9):671-673.  https://doi.org/10.1007/s12098-020-03440-7
  55. Shi Y, Wang Y, Shao C, et al. COVID-19 infection: the perspectives on immune responses. Cell Death and Differentiation. 2020;27(5):1451-1454. https://doi.org/10.1038/s41418-020-0530-3
  56. Lawrence P, Escudero-Pérez B. Henipavirus Immune Evasion and Pathogenesis Mechanisms: Lessons Learnt from Natural Infection and Animal Models. Viruses. 2022;14:936.  https://doi.org/10.3390/v14050936
  57. Minkoff JM, tenOever B. Innate immune evasion strategies of SARS-CoV-2. Nature Reviews Microbiology. 2023;21(3):178-194.  https://doi.org/10.1038/s41579-022-00839-1
  58. Keusch GT, Amuasi JH, Anderson DE, et al. Pandemic origins and a One Health approach to preparedness and prevention: Solutions based on SARS-CoV-2 and other RNA viruses. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. 2022;119(42):e2202871119. https://doi.org/10.1073/pnas.2202871119
  59. Dixon DCK, Ratan C, Nair B, et al. RNA Sensors as a Mechanism of Innate Immune Evasion among SARSCoV2, HIV and Nipah Viruses. Current Protein Peptide Science. 2021;22:273-289.  https://doi.org/10.2174/1389203722666210322142725
  60. Gallicano GI, Casey JL, Fu J, Mahapatra S. Molecular targeting of vulnerable RNA sequences in SARS CoV-2: identifying clinical feasibility. Gene Therapy. 2020;12:1-8.  https://doi.org/10.1038/s41434-020-00210-0

Подтверждение e-mail

На test@yandex.ru отправлено письмо со ссылкой для подтверждения e-mail. Перейдите по ссылке из письма, чтобы завершить регистрацию на сайте.

Подтверждение e-mail

Мы используем файлы cооkies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cооkies. Чтобы ознакомиться с нашими Положениями о конфиденциальности и об использовании файлов cookie, нажмите здесь.