Сайт издательства «Медиа Сфера»
содержит материалы, предназначенные исключительно для работников здравоохранения. Закрывая это сообщение, Вы подтверждаете, что являетесь дипломированным медицинским работником или студентом медицинского образовательного учреждения.

Акимова Е.В.

Тюменский кардиологический научный центр, филиал ФГБНУ «Томский национальный исследовательский медицинский центр» РАН

Акимов М.Ю.

ФГБОУ ВО «Тюменский индустриальный университет»

Петелина Т.И.

Тюменский кардиологический научный центр ФГБНУ «Томский национальный исследовательский медицинский центр» РАН

Распространенность компонентов метаболического синдрома у мужчин открытой городской популяции по разным критериям оценки

Авторы:

Акимова Е.В., Акимов М.Ю., Петелина Т.И.

Подробнее об авторах

Прочитано: 999 раз


Как цитировать:

Акимова Е.В., Акимов М.Ю., Петелина Т.И. Распространенность компонентов метаболического синдрома у мужчин открытой городской популяции по разным критериям оценки. Профилактическая медицина. 2021;24(2):37‑43.
Akimova EV, Akimov MYu, Petelina TI. Prevalence of metabolic syndrome components in men of an open urban population according to different assessment criteria. Russian Journal of Preventive Medicine. 2021;24(2):37‑43. (In Russ.)
https://doi.org/10.17116/profmed20212402137

Рекомендуем статьи по данной теме:
Осо­бен­нос­ти пер­вич­ных и пов­тор­ных ише­ми­чес­ких ин­суль­тов у муж­чин в воз­рас­те 18—50 лет. Жур­нал нев­ро­ло­гии и пси­хи­ат­рии им. С.С. Кор­са­ко­ва. Спец­вы­пус­ки. 2024;(12-2):65-74

Введение

На основании данных мировых исследований установлено, что метаболический синдром (МС) и его компоненты являются факторами риска (ФР) развития сердечно-сосудистых заболеваний (ССЗ) атеросклеротического генеза [1, 2]. Анализ результатов экспериментальных и клинических исследований показал, что наличие единого связующего звена между компонентами МС и формирование кластеров увеличивают атерогенный потенциал каждого компонента, что в конечном итоге в 2—3 раза ускоряет развитие атеросклероза [3].

Кросс-секционные исследования, касающиеся анализа распространенности компонентов МС, за последние два десятилетия выполнялись в США, в большинстве крупных европейских стран, а также в части стран Латинской Америки, Азии, Австралии [1, 2, 4, 5]. Определены региональные и этнические особенности формирования кластеров МС, на основании проведенных эпидемиологических исследований на разных популяциях показаны существенные вариации по окружности талии (ОТ), являющиеся предиктором возникновения кардиометаболических расстройств [3]. Необходимость дальнейшего изучения возможности и вариабельности развития осложнений со стороны сердечно-сосудистой системы при разных кластерах МС, а также при доминировании отдельных его компонентов широко обсуждается в научной литературе [1, 6, 7]. В рамках одномоментных и проспективных эпидемиологических исследований на российских популяциях за период с конца прошлого до начала нынешнего веков были изучены конвенционные и неконвенционные ФР ССЗ, их ассоциации с риском сердечно-сосудистой смерти [8—10]. Вместе с тем распространенность компонентов МС на популяционном уровне определялась преимущественно на контингентах, ограниченных возрастом и критериями оценки МС, либо на селективных выборках населения, в связи с чем проведение корректных эпидемиологических исследований на открытых популяциях трудоспособного возраста по изучению распространенности компонентов МС по разным критериям оценки в российских популяциях представляется крайне актуальным [11].

Цель исследования — определение распространенности компонентов МС у мужчин открытой городской популяции по разным критериям оценки (на модели Тюмени).

Материал и методы

Кросс-секционное исследование проводилось среди лиц мужского пола Центрального административного округа Тюмени. Репрезентативная выборка была сформирована из избирательных списков среди мужчин 25—64 лет методом «случайных чисел» и составила 1000 человек (по 250 человек в четырех десятилетиях жизни), отклик — 85,0%.

Для анализа были использованы следующие критерии оценки компонентов МС: NCEP ATP III (2004), IDF (2005), ВНОК (2009).

По критериям оценки NCEP ATP III, IDF, ВНОК — артериальное давление 130/85 мм рт.ст. и выше; NCEP ATP III — ОТ>102 см, IDF, ВНОК — ОТ³94 см; NCEP ATP III, IDF — гликемия 5,6 ммоль/л и выше, ВНОК — гликемия 6,1 ммоль/л и выше; NCEP ATP III, IDF, ВНОК — триглицериды 1,7 ммоль/л и выше; NCEP ATP III, ВНОК — липопротеиды высокой плотности (ХС ЛПВП) менее 1,0 ммоль/л, IDF — ХС ЛПВП<1,03 ммоль/л; ВНОК — липопротеиды низкой плотности (ХС ЛПНП) более 3,0 ммоль/л.

Исследование было выполнено в соответствии с принципами Хельсинкской декларации. Протокол исследования одобрен этическими комитетами всех участвующих центров. До включения в исследование у всех респондентов было получено письменное информированное согласие.

Статистическая обработка данных проводилась с применением базового пакета прикладных программ по медицинской информации IBM SPSS Statistics 21.0. Стандартизация данных по возрасту проведена прямым методом стандартизации с использованием повозрастной структуры городского населения 25—64 лет РФ. Анализ данных проводился между показателями в возрастных десятилетиях жизни и стандартизованным по возрасту показателем (СП). Для оценки статистически значимых различий показателей между группами использовался критерий Пирсона χ2. Статистически значимыми считались значения p<0,05.

Результаты

СП распространенности АГ у мужчин 25—64 лет открытой городской популяции (на модели Тюмени) составил 61,3%. По разным критериям оценки МС (IDF, NCEP ATP и ВНОК) в возрастном диапазоне была установлена статистически значимая положительная связь с возрастом распространенности артериальной гипертонии (АГ) в младших и старших возрастных группах. Показатель увеличился в 2,3 раза соответственно в возрастных группах 35—44 и 55—64 года. Существенные различия с СП определялись в крайних возрастных категориях. Так, в третьем десятилетии жизни распространенность АГ была существенно ниже, чем в популяции в целом, в шестом десятилетии, напротив, существенно выше общепопуляционного показателя. По средним возрастным категориям распространенность АГ практически не различалась с общепопуляционным показателем (рис. 1).

Рис. 1. Распространенность артериальной гипертонии у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям IDF, NCEP ATP, ВНОК.

Здесь и на рис. 2—4, 8: слева — статистически значимые различия показателей с каждой последующей возрастной группой; справа — статистически значимые различия показателей с общей популяцией. * — p<0,05; ** — p<0,01; *** — p<0,001.

Fig. 1. Prevalence of arterial hypertension in men aged 25-64 years in the open population of Tyumen according to the criteria of IDF, NCEP ATP, RSSC.

Here and in Fig. 2—4, 8: on the left — statistically significant differences in indicators with each subsequent age group; on the right — statistically significant differences in indicators with the general population. * — p<0.05; ** — p<0.01; *** — p<0.001.

СП распространенности абдоминального ожирения (АО) в популяции по критериям NCEP ATP составил 17,9%, по критериям IDF — 42,6%, по критериям ВНОК — 38,8% (рис. 2). По трем десятилетиям жизни распространенность абдоминального ожирения по разным критериям оценки МС формировала последовательный возрастной тренд у мужчин тюменской популяции. Согласно критериям IDF, распространенность АО существенно нарастала в возрастном диапазоне от третьего до пятого десятилетия жизни и увеличилась за период 25—64 лет в 2,5 раза. По критериям NCEP ATP также отмечался существенный рост показателя с увеличением возраста от третьего до пятого десятилетия жизни, повозрастной рост показателя в диапазоне 25—64 лет составил 3,5. Показатель аналогично существенно нарастал по критериям ВНОК с 21,4% в третьем десятилетии жизни до 49,5% в пятом десятилетии жизни, повозрастной рост распространенности АО в диапазоне 25—64 лет составил 2,5 (см. рис. 2).

Рис. 2. Распространенность абдоминального ожирения у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям IDF, NCEP ATP, ВНОК.

Fig. 2. Prevalence of abdominal obesity in men aged 25-64 years in the open population of Tyumen according to the criteria of IDF, NCEP ATP, RSSC.

По СП в трех возрастных категориях были выявлены статистически значимые различия распространенности АО согласно критериям IDF и ВНОК. В третьем десятилетии жизни распространенность АО была существенно ниже СП, в возрастных десятилетиях 45—54 и 55—64 года — существенно выше. По критериям NCEP ATP существенные различия с общепопуляционным показателем АО отмечались в крайних возрастных группах (см. рис. 2).

По идентичным критериям IDF и NCEP ATP СП распространенности гипергликемии составил 17,4%, по критериям ВНОК — 7,7%. Независимо от критериев оценки в популяции имел место существенный рост распространенности показателя по возрасту в младших и старших возрастных категориях. Так, показатель значимо нарастал в возрастных категориях 25—34 и 35—44 года, а также 45—54 и 55—64 года, увеличиваясь за возрастной период в 3,2 раза (рис. 3). По критериям ВНОК аналогично наблюдалось существенное нарастание показателя в те же возрастные периоды (25—34 и 35—44 года, 45—54 и 55—64 года), темп прироста показателя по возрасту был еще более выраженным — распространенность гипергликемии возросла в 7,8 раза (рис. 4).

Рис. 3. Распространенность гипергликемии у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям IDF, NCEP ATP.

Fig. 3. Prevalence of hyperglycemia in men aged 25—64 years in the open population of Tyumen according to the criteria of IDF, NCEP ATP.

Рис. 4. Распространенность гипергликемии у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям ВНОК.

Fig. 4. Prevalence of hyperglycemia in men 25—64 years old in the open population of Tyumen according to the criteria of the RSSC.

В крайних возрастных группах также независимо от критериев оценки определялись статистически значимые различия по распространенности гипергликемии с общепопуляционным показателем. В возрастной группе 25—34 лет встречаемость гипергликемии была существенно ниже, чем в популяции 25—64 лет, как по идентичным критериям IDF и NCEP ATP, так и по критериям ВНОК. В возрастной группе 55—64 лет — существенно выше СП по всем критериям оценки МС (см. рис. 3, 4).

Распространенность гипертриглицеридемии (ГТГ) у мужчин тюменской популяции по критериям IDF, NCEP ATP и ВНОК составила 10,5% (СП). Распространенность ГТГ не формировала последовательного возрастного тренда в популяции — на протяжении всего возрастного диапазона колебания показателя были несущественными, определялась статистически незначимая тенденция к росту распространенности ГТГ с возрастом (p>0,05). Вместе с тем динамика распространенности ГТГ за обозначенный возрастной период 25—64 лет была достаточно выраженной — отмечался рост показателя с увеличением возраста от 5,6% в третьем десятилетии жизни до 14,8% в старшей возрастной группе, распространенность ГТГ за весь возрастной период возросла в 2,6 раза. По СП и возрастным группам также не определялось статистически значимых различий в распространенности ГТГ (рис. 5).

Рис. 5. Распространенность гипертриглицеридемии у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям IDF, NCEP ATP, ВНОК.

Fig. 5. Prevalence of hypertriglyceridemia in men aged 25—64 years in the open population of Tyumen according to the criteria of IDF, NCEP ATP, RSSC.

По критериям IDF СП распространенности гипо-ХС ЛПВП в популяции составил 4,6%, по критериям NCEP ATP и ВНОК — 4,4%. Показатель не формировал последовательного возрастного тренда в популяции, однако за анализируемый возрастной период по критериям IDF показатель вырос в 2,8 раза, по критериям NCEP ATP и ВНОК — в 2,5 раза. Не было выявлено значимых различий по распространенности гипо-ХС ЛПВП в возрастных группах сравнительно с общепопуляционным показателем по анализируемым критериям, распространенность гипо-ХС ЛПВП в популяции и в возрастных группах оказалась весьма низкой (рис. 6, 7).

Рис. 6. Распространенность гипо-ХС ЛПВП у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям IDF.

Fig. 6. Prevalence of HDL hypo-cholesterol in men 25—64 years old in the open population of Tyumen according to IDF criteria.

Рис. 7. Распространенность гипо-ХС ЛПВП у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям NCEP ATP, ВНОК.

Fig. 7. Prevalence of HDL hypo-cholesterol in men 25—64 years old in the open population of Tyumen according to the criteria of NCEP ATP, RSSC.

Установлена высокая распространенность гипер-ХС ЛПНП в популяции: СП по критериям ВНОК — 50,1%. Показатель существенно нарастал с увеличением возраста, начиная с возрастной категории 25—34 лет до возрастной категории 45—54 лет, темп прироста гипер-ХС ЛПНП за весь анализируемый возрастной период 25—64 лет составил 2,2. В каждой возрастной группе выявлялись существенные различия по распространенности показателя сравнительно с СП в популяции. В младших возрастных категориях (25—34 и 35—44 года) имела место более низкая распространенность гипер-ХС ЛПНП сравнительно с общей возрастной категорией 25—64 лет, в старших возрастных категориях (45—54 и 55—64 года) — более высокая частота встречаемости гипер-ХС ЛПНП сравнительно с общей возрастной категорией 25—64 года (рис. 8).

Рис. 8. Распространенность гипер-ХС ЛПНП у мужчин 25—64 лет открытой популяции Тюмени по критериям NCEP ATP, ВНОК.

Fig. 8. Prevalence of hyper-LDL cholesterol in men aged 25—64 years in the open population of Tyumen according to the criteria of NCEP ATP, RSSC.

Обсуждение

При изучении распространенности отдельных компонентов МС наибольшая частота была обнаружена для АГ. Распространенность АГ как компонента МС среди мужчин более старшей возрастной категории (25—74 года) в ранее изученной когорте в Санкт-Петербурге, Калининграде и Оренбурге была выше, в Курске — ниже, чем у мужчин Тюмени [12]. Популяционное исследование по МС, проведенное на новосибирской мужской популяции в возрастной категории 45—69 лет, показало, что наибольшая распространенность среди компонентов МС была выявлена для АГ и гипер-ХС-ЛПНП [13]. Эти результаты оказались сопоставимыми с данными настоящего исследования, где на первый план также вышли эти два компонента, хотя для мужчин Тюмени наиболее частой была АГ.

ОТ, являясь клиническим маркером инсулинорезистентности, представляет собой важный компонент МС. Характер распределения жировой ткани имеет большое значение для развития ССЗ. Абдоминальный тип ожирения с избыточной локализацией жировой ткани в области живота признан наиболее опасным в отношении кардиоваскулярного прогноза и рисков [14]. Данные парижского проспективного исследования показали, что только наличие АО сопровождается существенным ростом кардиоваскулярного риска, сопоставимым с МС в целом [1]. По данным федерального проекта НИКА, распространенность АО, по разным критериям МС, среди мужчин 25—74 лет была наиболее высокой в Калининграде и Оренбурге, ниже — в Санкт-Петербурге и Курске [12]. Результаты исследования на примере тюменской популяции оказались аналогичными новосибирскому исследованию, где АО по частоте встречаемости также оказалось третьим компонентом МС [13]. Аналогичные данные в отношении степени значимости АО среди компонентов МС были опубликованы по взрослой популяции Чебоксар, где в отличие от тюменского исследования наиболее частыми компонентами МС оказались ГТГ и низкий уровень ХС ЛПВП, а только на третьем месте — АО [15]. Базовое эпидемиологическое исследование в Тюмени по изучению конвенционных ФР ишемической болезни сердца (ИБС) показало, что среднее значение индекса массы тела в тюменской популяции составило 26,0±0,3 кг/м2, с 90% отрезной точкой, приходящейся на 31,0 кг/м2. Частота ожирения среди мужчин Тюмени выявлена в 13,1% случаев, избыточной массы тела — в 54,2% [16]. По результатам представленного исследования распространенность АО у мужчин 25—64 лет по разным критериям оценки варьировала от 17,0 до 42,6%, т.е. оказалась несколько ниже распространенности избыточной массы тела, но значительно выше распространенности ожирения без учета его локализации.

В отношении распространенности гипергликемии результаты, полученные среди мужчин Тюмени, оказались сопоставимыми с данными крупных отечественных и мировых исследований. Так, по результатам исследования ARIC, у мужчин 45—64 лет в четырех штатах США распространенность гипергликемии натощак составила от 8 до 15% в различных расовых группах, что явилось сопоставимым с показателями тюменской популяции (7,7—17,4% по разным критериям оценки) [4]. В то же время, по данным федеральной программы НИКА, в четырех городах России определялась значительно большая распространенность гипергликемии натощак (от 21,0% у мужчин Курска до 84,7% у мужчин. Калининграда), что, возможно, связано с увеличенным на десятилетие сравнительно с тюменским исследованием возрастным диапазоном [12]. Значительно меньшая частота гипергликемии в нашем исследовании по сравнению с доминирующими компонентами МС была аналогична другим мировым и российским исследованиями [3, 12]. Тем не менее значимость изолированной гипергликемии в отношении риска развития ССЗ доказана результатами крупных мировых исследований. Так, в ходе Европейского проекта Botnia study выявлен риск развития ИБС в зависимости от состояния углеводного обмена. Риск был максимален у больных с сахарным диабетом (СД), но повышен также и в группе лиц с гипергликемией натощак [17]. По данным новосибирских исследователей, в случаях гипергликемии натощак и при наличии СД намного чаще, чем при нормогликемии, диагностировались другие проявления МС [13].

В литературе показаны разнонаправленные результаты о месте ГТГ среди компонентов МС. Так, в одних исследованиях этот показатель находится в тройке наиболее распространенных компонентов МС [12, 15], в других, так же как и в тюменском исследовании, входит в тройку наименее распространенных [13]. Во взрослой популяции 30—69 лет Чебоксар имела место значительно большая распространенность низкого уровня ХС ЛПВП по критериям ATP III, в этом же исследовании наиболее частым компонентом МС являлся гипо-ХС ЛПВП [15]. В четырех российских городах в рамках федеральной программы НИКА в случайной выборке мужчин 25—74 лет также отмечались преимущественно низкие уровни ХС ЛПВП. Распространенность низкого уровня ХС ЛПВП по критериям IDF составила от 29,0% в Курске до 62,1% в Оренбурге; по критериям ATP III — от 30,5% в Курске до 62,1% в Оренбурге [12]. Вместе с тем ситуация, аналогичная тюменской в отношении распространенности гипо-ХС ЛПВП в мужской популяции, наблюдалась в Новосибирске, где среди мужчин 45—69 лет открытой популяции как по критериям IDF, так и ATP III частота выявления показателя достигала лишь 4,1% [13]. Характерные для тюменских мужчин высокие уровни ХС ЛПНП и в то же время низкие уровни ХС ЛПВП, вероятно, можно объяснить разнонаправленным профилем факторов риска ССЗ в популяции: с одной стороны, атерогенным характером питания у мужчин Тюмени, высокой распространенностью избыточной массы тела по индексу Кетле, низкой информированностью о конвенционных факторах риска ССЗ, в частности о гиперхолестеринемии, с другой стороны — преимущественно позитивным отношением к профилактике, снижением распространенности курения, повышением ответственности за свое здоровье среди мужчин трудоспособного возраста [16, 18].

Результаты сравнительного межпопуляционного анализа отражают известный факт о том, что уровни и распространенность ФР подвержены большим колебаниям среди населения, даже проживающего на сравнительно близких в географическом отношении территориях. В свою очередь, это обстоятельство исключает целесообразность переноса полученных результатов на других популяциях и обусловливает необходимость изучения профиля ФР в конкретных условиях, без чего невозможно прогнозировать эффективность научно обоснованных превентивных мероприятий в регионе.

Выводы

1. В открытой городской популяции (на модели Тюмени) среди мужчин 25—64 лет выявлена высокая распространенность АГ и АО по разным критериям оценки, определена положительная связь заболеваний с возрастом.

2. От третьего до пятого десятилетия жизни сформирован последовательный возрастной тренд по распространенности гипер-ХС ЛПНП и гипергликемии; установлено, что показатели распространенности гипо-ХС ЛПВП не формируют возрастного тренда в популяции.

Участие авторов: концепция и дизайн, сбор и обработка материала, написание текста — Е.В. Акимова; статистическая обработка данных — М.Ю. Акимов; редактирование — Т.И. Петелина.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

The authors declare no conflicts of interest.

Литература / References:

  1. Sjostrom L, Rissanen A, Andersen T, Boldrin M, Golay A, Koppeschaar H PF, Krempf M. Randomized, placebo-controlled trial of orlistat for weight loss and prevention of weight regain in obese patients. Lancet. 1998;352:167-172.  https://doi.org/10.1016/s0140-6736(97)11509-4
  2. Chrysohoou C, Pitsavos C, Skoumas J, Masoura C, Katinioti A, Panagiotakos D, Stefanadis C. The emerging anti-inflammatory role of HDL-cholesterol, illustrated in cardiovascular disease free population; the ATTICA study. Int J Cardiol. 2007;122(1):29-33.  https://doi.org/10.1016/j.ijcard.2006.11.010
  3. Simmons RK, Alberti KG, Gale EA, Colagiuri S, Tuomilehto J, Qiao Q, Ramachandran A, Tajima N, Brajkovich Mirchov I, Ben-Nakhi A, Reaven G, Hama Sambo B, Mendis S, Roglic G. The metabolic syndrome: useful concept or clinical tool? Report of a WHO Expert Consultation. Diabetologia. 2010;53(4):600-605.  https://doi.org/10.1007/s00125-009-1620-4
  4. Rodriguez-Colon SM, Mo J, Duan Y, Liu J, Caulfield JE, Jin X, Liao D. Metabolic syndrome clusters and the risk of incident stroke: the atherosclerosis risk in communities (ARIC) study. Stroke. 2009;40(1):200-205.  https://doi.org/10.1161/STROKEAHA.108.523035
  5. Hao C, Zhang C, Chen W, Shi Z. Prevalence and risk factors of diabetes and impaired fasting glucose among university applicants in Eastern China: findings from a population-based study. Diabet Med. 2014;31(10):1194-1198. https://doi.org/10.1111/DME.12473
  6. Груздева О.В., Паличева Е.И., Максимов С.А., Дылева Ю.А., Жиляева Т.П., Макаров С.А. Метаболические факторы риска развития болезней системы кровообращения в разных возрастных группах. Клиническая медицина. 2017;11:1035-1041. https://doi.org/10.18821/0023-2149-2017-95-11-1035-1041
  7. Акимова Е.В., Гакова Е.И., Каюмов Р.Х., Смазнов В.Ю., Каюмова М.М., Загородных Е.Ю., Бессонова М.И., Гафаров В.В., Кузнецов В.А. Некоторые компоненты метаболического синдрома у молодых мужчин открытой популяции Тюмени. Сибирский медицинский журнал. 2011;26(2):140-143. 
  8. Демкина А.Е., Бойцов С.А. Жиры или углеводы укорачивают наши жизни? Что говорит исследование PURE? Российский кардиологический журнал. 2018;6:202-206. 
  9. Каюмова М.М., Горбунова Т.Ю., Гакова Е.И., Акимов А.М. Частота ассоциации соматических факторов риска ИБС и личностной тревожности у мужчин. Врач. 2018;29(4):40-43.  https://doi.org/10.29296/25877305-2018-04-07
  10. Бойцов С.А., Деев А.Д., Шальнова С.А. Смертность и факторы риска неинфекционных заболеваний в России: особенности, динамика, прогноз. Терапевтический архив. 2017;89(1):5-13.  https://doi.org/10.17116/terarkh20178915-13
  11. Шляхто Е.В., Конради А.О., Ротарь О.П., Солнцев В.Н. К вопросу о критериях метаболического синдрома. Значение выбора критерия для оценки распространенности. Артериальная гипертензия. 2009;15(4):409-412. 
  12. Ротарь О.П., Либис Р.А., Исаева Е.Н., Ерина А.М., Шавшин Д.А., Могучая Е.В., Колесова Е.П., Бояринова М.А., Морошкина Н.В., Яковлева О.И., Солнцев В.Н., Конради А.О., Шляхто Е.В. Распространенность метаболического синдрома в разных городах РФ. Российский кардиологический журнал. 2012;2(94):55-62. 
  13. Мустафина С.В., Щербакова Л.В., Козупеева Д.А., Малютина С.К., Рагино Ю.И., Рымар О.Д. Распространенность метаболически здорового ожирения по данным эпидемиологического обследования выборки 45—69 лет г. Новосибирска. Ожирение и метаболизм. 2018;4:31-37.  https://doi.org/10.14341/omet9615
  14. Ахмеджанов Н.М., Бутрова С.А., Дедов И.И., Звенигородская Л.А., Кисляк О.А., Кошельская О.А., Кузнецова И.В., Кухарчук В.В., Литвин А.Ю., Медведева И.В., Мкртумян А.М., Мычка В.Б., Небиеридзе Д.В., Недогода С.В., Оганов Р.Г., Огарков М.Ю., Подзолков В.И., Перепеч Н.Б., Сметник В.П., Сусеков А.В., Титов В.Н., Тюрина Т.В., Фурсов А.Н., Хирманов В.Н., Чазова И.Е., Чукаева И.И., Шестакова М.В., Шубина А.Т. Консенсус российских экспертов по проблеме метаболического синдрома в Российской Федерации: определение, диагностические критерии, первичная профилактика и лечение. Профилактическая медицина. 2010;5:27-32. 
  15. Токарева З.Н., Мамедов М.Н., Деев А.Д., Евдокимова А.А., Оганов Р.Г. Распространенность и особенности проявлений метаболического синдрома во взрослой городской популяции. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2010;9(1):10-14. 
  16. Акимова Е.В., Акимов А.М., Гакова Е.И., Каюмова М.М., Гафаров В.В., Кузнецов В.А. Поведенческие факторы риска сердечно-сосудистых заболеваний у мужчин различного характера труда: результаты одномоментного эпидемиологического исследования. Профилактическая медицина. 2016;3:49-53.  https://doi.org/10.17116/PROFMED201619349-53
  17. Isomaa B, Almgren P, Tuomi T, Forsén B, Lahti K, Nissén M, Taskinen MR, Groop L. Cardiovascular morbidity and mortality associated with the metabolic syndrome. Diabetes Care. 2001;24:683-689. 
  18. Гакова Е.И., Акимов М.Ю., Каюмова М.М., Кузнецов В.А. Гендерные особенности отношения к табакокурению при разных уровнях образования и семейного статуса у мужчин и женщин трудоспособного возраста г. Тюмени. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2017;16(5):57-62.  https://doi.org/10.15829/1728-8800-2017-5

Подтверждение e-mail

На test@yandex.ru отправлено письмо со ссылкой для подтверждения e-mail. Перейдите по ссылке из письма, чтобы завершить регистрацию на сайте.

Подтверждение e-mail

Мы используем файлы cооkies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cооkies. Чтобы ознакомиться с нашими Положениями о конфиденциальности и об использовании файлов cookie, нажмите здесь.