Сайт издательства «Медиа Сфера»
содержит материалы, предназначенные исключительно для работников здравоохранения. Закрывая это сообщение, Вы подтверждаете, что являетесь дипломированным медицинским работником или студентом медицинского образовательного учреждения.

Ройтман А.П.

ФГБОУ ДПО «Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования» Минздрава России

Кузнецова Т.Е.

ФГБОУ ДПО «Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования» Минздрава России;
ГБУЗ г. Москвы «Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского Департамента здравоохранения г. Москвы»

Беляев И.А.

ФКУ «Центральный военный клинический госпиталь им. П.В. Мандрыка Минобороны России

Бугров А.В.

ФГБОУ ДПО «Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования» Минздрава России

Тазина С.Я.

ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет)

Долгов В.В.

ФГБОУ ДПО «Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования» Минздрава России

Годков М.А.

ФГБОУ ДПО «Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования» Минздрава России;
ГБУЗ г. Москвы «Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского Департамента здравоохранения г. Москвы»

Лабораторные биомаркеры прогноза течения хронической сердечной недостаточности

Авторы:

Ройтман А.П., Кузнецова Т.Е., Беляев И.А., Бугров А.В., Тазина С.Я., Долгов В.В., Годков М.А.

Подробнее об авторах

Журнал: Лабораторная служба. 2024;13(3): 5‑16

Прочитано: 1248 раз


Как цитировать:

Ройтман А.П., Кузнецова Т.Е., Беляев И.А., Бугров А.В., Тазина С.Я., Долгов В.В., Годков М.А. Лабораторные биомаркеры прогноза течения хронической сердечной недостаточности. Лабораторная служба. 2024;13(3):5‑16.
Roytman AP, Kuznetsova TE, Belyaev IA, Bugrov AV, Tazina SYa, Dolgov VV, Godkov MA. Laboratory biomarkers for the prognosis of chronic heart failure. Laboratory Service. 2024;13(3):5‑16. (In Russ.)
https://doi.org/10.17116/labs2024130315

Рекомендуем статьи по данной теме:

Постановка диагноза хронической сердечной недостаточности (ХСН) подразумевает наличие симптомов и/или признаков сердечной недостаточности и объективных доказательств сердечной дисфункции. Сердечная недостаточность (СН) — это клинический синдром, состоящий из основных симптомов (одышка, отек лодыжек и утомляемость), которые могут сопровождаться и другими клиническими признаками (повышенное давление в яремной вене, легочные хрипы и периферические отеки). Однако симптомы и признаки, дополненные клинически значимыми лабораторными биомаркерами, позволят повысить точность диагностики ХСН [1].

ХСН является ведущей причиной смерти, госпитализации и расходов здравоохранения у лиц старше 65 лет [2]. По данным российских эпидемиологических исследований, распространенность ХСН в общей популяции составляет 7%, увеличиваясь от 0,3% в возрастной группе 20—29 лет до 70% у лиц старше 90 лет [3]. Среди пациентов с диагностированной ХСН более чем у 50% наблюдается сниженная фракция выброса левого желудочка (ХСНнФВ), а чуть менее 50% пациентов имеют сохраненную фракцию выброса левого желудочка (ХСНсФВ). Существуют эпидемиологические и этиологические различия между группами пациентов с ХСНнФВ и ХСНсФВ. В группу пациентов с ХСНсФВ входят в основном лица старше 60 лет женского пола с избыточной массой тела или ожирением, гипертонией или фибрилляцией предсердий, являющимися основной причиной их сердечной дисфункции. У пациентов этой группы чаще встречаются декомпенсация, резистентность к терапии и нарушение комплаентности [4]. Ишемическая болезнь сердца (ИБС), неконтролируемая артериальная гипертензия или недостаточность одного из сердечных клапанов чаще других заболеваний сердечно-сосудистой системы предшествуют развитию ХСНнФВ [5].

ХСН является многофакторным заболеванием и сопровождается активацией молекулярных, клеточных, нейрогуморальных и иных структурно-функциональных механизмов, направленных на поддержание функционирования сердца. Эти сложные сопряженные процессы приводят к чрезмерной объемной перегрузке, повышенной симпатической активности, перераспределению кровообращения, развитию и проявлению клинических признаков и симптомов.

Основные концепции патогенеза хронической сердечной недостаточности

Общеизвестный порочный круг в патогенезе ХСН предусматривает в первую очередь механизм нейрогуморальной дисрегуляции, активизирующийся на фоне ремоделирования камер сердца с последующей задержкой натрия и воды, активацией ренин-ангиотензин-альдостероновой системы, вазоконстрикцией и увеличением постнагрузки. В рамках диагностического поиска и оценки терапевтических подходов в данной ситуации рекомендовано исследование концентрации натрийуретических пептидов (НУП): это мозговой натрийуретический пептид (BNP), предсердный натрийуретический пептид (ANP), N-концевой пропептид натрийуретического гормона В-типа (NT-proBNP) [6, 7]. Выявлена прогностическая роль копептина — гликопротеида, являющегося карбокситерминальной частью вазопрессина, опосредованно индуцирующего задержку жидкости [8, 9].

В последние годы широко обсуждаются иные механизмы и концепции, вносящие весомый вклад в патогенез заболевания, что свидетельствует в пользу многофакторного генеза данной патологии.

Согласно дисметаболической концепции, в основе развития и прогрессирования ХСН лежат процессы атерогенеза и так называемого окислительного стресса [10, 11]. Установлена прямая корреляция ряда маркеров с тяжестью декомпенсации ХСН: это аполипопротеины (Апо-А1, Апо-В100), α-салусин, 8-изопростан, супероксиддисмутаза (SOD), продукты глубокого окисления белков (AOPPs). Установлена активная роль этих биологически активных веществ в механизмах дестабилизации атеросклеротической бляшки и окислительного повреждения эндотелия, чем и обусловлена их значимость в качестве предикторов неблагоприятного прогноза [12, 13].

В соответствии с иммуновоспалительной концепцией, дополняющей традиционные представления, существенное влияние на прогрессирование СН и декомпенсацию деятельности сердца оказывает увеличение секреции жировой тканью провоспалительных и вазоактивных веществ. Роль интерлейкина (IL)-6, IL-1β, IL-8, фактора некроза опухоли α (TNF-α), С-реактивного белка, хемокинов (фракталкина, неоптерина) и некоторых других маркеров продемонстрирована в поддержании процессов системного воспаления, в увеличении эндотелиальной дисфункции и в процессах внутрисосудистой воспалительной реакции, а также в прогрессировании процессов накопления внеклеточного коллагенового матрикса миокарда [14, 15].

Нарушение регуляции клеточного звена иммунной системы проявляется изменением активации регуляторных Т-лимфоцитов (Treg), заключающимся в нарушении отношения хелперных Т-лимфоцитов 1-го типа (Th1) к Treg и хелперных Т-лимфоцитов 17-го типа (Th17) к Treg в сторону Th1 и Th17, наблюдаемом при ХСН [16]. Открытие различных субпопуляций моноцитов и изучение фенотипа моноцитов у пациентов с ХСН позволило определить, что классические моноциты (M1) преобладают у пациентов с ХСНсФВ, а неклассические моноциты (M3) преобладают у пациентов с ХСНнФВ [17].

В последние годы исследователи делают особый акцент на изучении процесса фиброзообразования как одного из ведущих патогенетических звеньев ХСН, а также на поиске «идеального биомаркера фиброза» (фибротическая концепция) [18]. Это связано в первую очередь с увеличением доли пациентов с ХСНсФВ.

Увеличение интенсивности фиброзообразования и связанных с ним процессов принимает участие в патогенезе данной формы ХСН [19]. Главным звеном в процессах ремоделирования камер сердца является сердечный фиброз, его выраженность коррелирует с клиническими проявлениями ХСН у пациентов независимо от фракции выброса левого желудочка, а также имеет прогностическую значимость [20]. Ряд биомаркеров фиброзообразования, таких как галектин-3, С-терминальный пропептид проколлагена I типа (PICP), С-терминальный телопептид коллагена I типа (CITP) и их соотношение (PICP/CITP), N-терминальный пропептид проколлагена III типа (PIIINP), стимулирующий фактор роста, экспрессируемый геном 2 (ST2), семейство металлопротеиназ и их тканевые ингибиторы — матриксная металлопротеиназа-9 (ММР-9) и тканевый ингибитор металлопротеиназ-1 (TIMP-1), вероятно, имеют прогностическую значимость у больных ХСН [21—23].

Определение, классификация и критерии оценки биомаркеров

Биомаркер — определенная характеристика, измеряемая в качестве индикатора нормальных и патологических биологических процессов или реакций на вмешательство, включая терапевтические вмешательства [24]. Области приложения биомаркеров обширны. Они применяются в качестве индикаторов наличия/отсутствия заболевания, степени его тяжести, некоторые биомаркеры позволяют охарактеризовать эффективность, безопасность/токсичность лекарственного средства, судить об адекватности ответа на терапию [25].

В настоящее время единой и общепринятой системы классификации биомаркеров пока не разработано. Рабочая группа специалистов из Управления по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств (FDA) и Департамента здравоохранения США (NIH) разделила биомаркеры на 7 групп: диагностические, мониторинговые, фармакодинамические, предиктивные, прогностические, биомаркеры безопасности и чувствительности/риска [26].

Одними из самых важных характеристик идеального биомаркера являются надежность, доступность и высокая скорость анализа. Именно эти достоинства тропонина позволили ему произвести революцию в диагностике и лечении пациентов с острым коронарным синдромом в 1965 г. [27, 28]. В настоящее время применяются как отдельные биомаркеры, так и их сочетания (мультимаркерные шкалы) для прогнозирования развития отдаленных сердечно-сосудистых событий [29].

Перед применением лабораторных биомаркеров в клинической практике они должны пройти валидацию, т.е. должно быть установлено, что лабораторный тест приемлем для его целевого назначения. Полноценная валидация включает аналитическую и клиническую валидацию.

Аналитическая валидация — процесс установления приемлемости рабочих характеристик испытания, инструмента или прибора с точки зрения чувствительности, специфичности, правильности, прецизионности и других релевантных рабочих характеристик с использованием подробного технического протокола (который может предусматривать процедуры сбора, обработки и хранения образцов). Это валидация технической работы испытания, инструмента или прибора, но не валидация полезности биомаркера.

Клиническая валидация важна при использовании испытания, инструмента или прибора для любой цели, клинической или доклинической, например для выяснения этиологии или патофизиологии заболевания, для предсказания клинического течения (использование в качестве прогностического биомаркера), для выяснения «потенциальных ответчиков» при предиктивном обогащении либо для презентации клинической пользы (служит в качестве суррогатного биомаркера) [26]. В данную статью включены только биомаркеры, прошедшие аналитическую валидацию.

Перспективность клинического использования новых биомаркеров была сформулирована Morrow и de Lemos в 2007 г., они выделили:

1. Простоту измерения.

2. Привнесение реальной клинической информации.

3. Силу влияния на принятие решения [30].

Имеются данные о потенциале использования следующих групп лабораторных биомаркеров в отношении оценки и прогноза течения ХСН:

1. Гемодинамические и кардиальные маркеры — натрийуретические пептиды, адреномедуллин и среднерегиональный предшественник адреномедуллина, неприлизин, хромогранины А, В и С, растворимый ST2, копептин.

2. Маркеры эндотелиальной дисфункции и воспаления — матриксные металлопротеиназы и тканевые ингибиторы матриксных металлопротеиназ, фракталкин и неоптерин, растворимый CD146, эндотелиальные клетки-предшественники, галектин-3, IL-6.

3. Генетические маркеры — микроРНК, фактор дифференцировки роста-15. Гемодинамические и кардиальные биомаркеры.

В настоящее время выделяют три типа натрийуретических пептидов (НУП), вне зависимости от места их секреции: А-типа, B-типа и С-типа. Предсердный натрийуретический пептид (atrial natriuretic peptide — ANP) и мозговой натрийуретический пептид (brain natriuretic peptide — BNP) представляют собой гормоны, секретируемые миокардом в ответ на преднагрузку и постнагрузку. Они обладают многими физиологическими эффектами и участвуют во многих патофизиологических процессах [31]. Однако польза измерения С-концевого ANP или BNP в плазме ограничена их коротким временем полувыведения: 2—4 мин у ANP и около 20 мин у BNP. О секретируемых уровнях ANP и BNP судят по продуктам их протеолиза в крови, время полувыведения которых составляет около 90 мин, — среднерегионарному фрагменту предшественника НУП А-типа (mid-regional proANP — MR-proANP) и N-терминальному фрагменту предшественника НУП В-типа соответственно [32]. В международных и отечественных клинических рекомендациях BNP и NT-proBNP являются маркерами выбора для диагностики ХСН, острой декомпенсации сердечной недостаточности и контроля эффективности лечения [3, 33]. У женщин содержание BNP и ANP выше, чем у мужчин. CNP продуцируется эндотелием сосудов и действует как местный медиатор, потенциально выполняющий защитные ангиопротективные функции, в отличие от ANP и BNP не влияет на экскрецию жидкости и натрия [11, 32].

Повышение уровней НУП наблюдается с увеличением возраста и при наличии ряда заболеваний, таких как фибрилляция предсердий, хроническая болезнь почек и тяжелые заболевания печени, приводящих к значительному изменению объема циркулирующей крови и перегрузке камер сердца. Напротив, при ожирении и гипотиреозе сохраняются низкие концентрации НУП. При отсутствии предшествующего лечения концентрация НУП в пределах референтных значений исключает значимое поражение сердца.

Синтез адреномедуллина (ADM) и его среднерегионального предшественника (MR-proADM) происходит эндотелиальными и гладкомышечными клетками сосудов, кардиомиоцитами, эпителиоцитами слизистой, макрофагами, фибробластами и адипоцитами преимущественно в таких органах, как надпочечники, сосуды, легкие, сердце, почки и жировая ткань [34]. ADM обладает сосудорасширяющим, кардиопротекторным, натрийуретическим и инотропным действием. Уровень плазменного адреномедуллина увеличивается при ХСН, но его определение осложняется коротким периодом полувыведения и связыванием с белками-носителями. MR-proADM легче измеряется и применяется как прогностический маркер при ХСН. У 297 пациентов с ХСН, включенных в австралийско-новозеландское исследование ХСН, MR-proADM выше медианы предсказывал повышенный риск смерти и госпитализации по поводу ХСН через 1,5 года, независимо от клинических и эхокардиографических параметров. MR-proADM был лучшим предиктором 1-летней выживаемости, чем NT-proBNP в исследовании на 501 пациенте с ХСН [35]. Площадь под кривой (AUC) для MR-proADM составляет 0,68, диагностическая чувствительность — 0,80 [95% ДИ 0,75—0,84], специфичность — 0,60 [95% ДИ 0,56—0,64] [36].

Неприлизин представляет собой цинк-зависимую мембранную металллопептидазу с молекулярной массой 90 кДа, которая содержит участки гликозилирования. Неприлизин участвует в деградации натрийуретических пептидов, брадикинина, эндотелина-1, ангиотензина I и II, вещества Р. Высокие концентрации этого фермента экспрессируются в проксимальных канальцах почек, в легких, головном мозге, яичках, клетках эндотелия и гладкомышечных клетках сосудов, кардиомиоцитах, нейтрофилах и фибробластах. Измерение растворимого неприлизина дает сравнительно хорошее представление о течении ХСН, сердечно-сосудистых заболеваний, диабетической болезни почек и ожирения [37]. Повышенные уровни неприлизина наблюдаются при ХСН и острой декомпенсации ХСН [38, 39]. Ингибирование неприлизина оказывает положительное влияние на ремоделирование сердца и снижает заболеваемость и смертность пациентов с ХСНнФВ.

Хромогранин А (CgA), В (CgB) и С (CgC) — члены семейства граниновых гликопротеинов. Данные белки в изобилии экспрессируются в нейронах, эндокринных и нейроэндокринных клетках. У пациентов с гипертонической болезнью, ИБС и ХСН наблюдаются повышенные уровни CgA в плазме. Хромогранин А является предшественником нескольких функциональных пептидов, включая катестатин, снижающий артериальное давление. Расщепление хромогранина C происходит под действием протеаз PC1/3 и PC2 до 33-аминокислотного пептида секретоневрина. В несостоятельном миокарде активность этих протеаз увеличивается в 3 раза. Гипоксия увеличивает экспрессию секретоневрина в головном мозге, скелетных мышцах и миокарде.

CgA, CgB и CgC характеризуются:

1. Обилием кислых аминокислот.

2. Наличием сайтов связывания кальция.

3. Множественными потенциальными двухосновными участками расщепления.

4. Множеством посттрансляционных модификаций.

5. Тенденцией к самоагрегации при условиях низкого pH и высокого кальция. Хромогранины А и В регулируют уровень катехоламинов и артериальное давление, влияют на метаболизм глюкозы и инсулина. Период полураспада CgA относительно велик и составляет ~18,4 мин in vivo у человека. Циркулирующие концентрации CgA при патологических состояниях превышают 25—100 нг/мл.

Более высокие уровни CgA в циркулирующей крови регистрируются у пациентов с диабетом 1-го типа. Уровни CgA в плазме отражают симпатический тонус и активность адреномедуллярной системы, которые изменяются при ишемической болезни сердца, ХСН и гипертонии. У пациентов с ИБС уровни CgA в плазме повышаются до более высоких значений при наличии ХСН.

Отмечаются более высокие плазменные уровни CgA, CgB, катестатина, фактора, ингибирующего вазоконстрикцию (подавляет сосудосуживающий эффект ангиотензина II через рецептор AT2) и секретоневрина у пациентов с ХСН по сравнению с группами здоровых лиц. Как клинические биомаркеры CgA, CgB, CgC и производные полипептиды тесно связаны с атеросклеротическими сердечно-сосудистыми заболеваниями и диабетом [40].

Растворимый рецептор туморогенности 2 (soluble suppression of tumorigenicity — sST2) биомаркер «механического» (фиброз/гипертрофия/ремоделирование сердца) миокардиального стресса. Белок ST2 является членом суперсемейства рецепторов IL-1, принимающего участие в регуляции иммунного и противовоспалительного ответов. Ген ST2 располагается на хромосоме 2q12 и входит в состав более крупного кластера генов IL-1. В результате экспрессии гена образуются четыре изоформы, наиболее важными из которых являются трансмембранный рецептор (ST2L, или IL1RL1-b) и растворимый рецептор, который обнаруживается в сыворотке крови (sST2, или IL1RL1-a). Лигандом для мембраносвязанного рецептора ST2L служит IL-33, обладающий кардиопротективным эффектом. ST2L выступает в качестве «рецептора-ловушки», он блокирует системные биологические эффекты IL-33 [41]. Концентрация sST2 у женщин ниже, чем у мужчин [42]. В нескольких исследованиях sST2 показана его прогностическая ценность для стратификации риска у пациентов с ХСН в отношении их госпитализации и смертности от сердечно-сосудистых заболеваний [43—48]. AUC для sST2 составляет 0,83, диагностическая чувствительность — 0,81 [95% ДИ 0,79—0,82], специфичность — 0,76 [95% ДИ 0,74—0,78] [36].

Копептин (CT-proAVP) — гликопептид с молекулярной массой 4 кДа. Образуется из С-конца предшественника пре-про-вазопрессина, производного антидиуретического гормона, также известного как аргинин-вазопрессин (AVP). Ген, кодирующий С-концевой предшественник, располагается на коротком плече хромосомы 20 (20p13) [49, 50].

Синтез пре-про-вазопрессина происходит в магноцеллюлярных нейронах супраоптического и паравентрикулярного ядер гипоталамуса, аксоны которых образуют гипоталамо-гипофизарный тракт. Во время транспортировки предшественника пре-про-вазопрессина по тракту он расщепляется на копептин, нейрофизин II и аргинин-вазопрессин. Полный процесс синтеза, транспортировки занимает ~1—2 ч [51]. Повышенное осмотическое давление или уменьшение объема циркулирующей жидкости может стимулировать осморецепторы в гипоталамусе, что приводит к высвобождению AVP и копептина в близлежащие капилляры [52].

В кровотоке AVP активирует внутриклеточные эффекторные механизмы, связываясь с тремя подтипами рецепторов: V1a, V1b (V3) и V2 [53, 54]. Рецептор V1a расположен в основном на гладкомышечных сосудистых клетках, а рецептор V1b — в передней доле гипофиза и других областях головного мозга. Регуляция высвобождения адренокортикотропного гормона, который стимулирует синтез кортизола в коре надпочечников (гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковая ось), осуществляется через рецептор V1b [55—57]. Рецептор V2 встречается на мембране собирательных канальцев почек и опосредует встраивание аквапорина-2 в мембрану клеток собирательных протоков, вызывая реабсорбцию воды и поддерживая осмотический гомеостаз [58, 59].

Однако физиологическая функция копептина до сих пор неясна, не идентифицирован и специфический рецептор для копептина. Копептин рассматривается как суррогатный маркер AVP, имеющий более продолжительный период полувыведения (~26 мин) и являющийся более стабильным. В комбинации с другими биомаркерами (такими как высокочувствительный тропонин Т и NT-proBNP) копептин может служить прогностическим биомаркером течения ХСН [60, 61]. AUC для копептина составляет 0,70, диагностическая чувствительность — 0,57 [95% ДИ 0,50—0,63], специфичность — 0,74 [95% ДИ 0,69—0,79] [63].

Маркеры эндотелиальной дисфункции и воспаления

Группа матриксных металлопротеиназ (ММР), участвующих в деградации белков внеклеточного матрикса, и их антагонисты — тканевые ингибиторы матриксных металлопротеиназ (TIMP). Данная группа биомаркеров определяет атероматозные изменения стенок сосудов и степень их фиброза. Кроме того, TIMP-1 играет роль в развитии диастолической дисфункции и гипертрофии левого желудочка через уменьшение деградации коллагена I типа и увеличение жесткости и массы миокарда [21, 22]. Комбинация увеличения MMP-2, TIMP-4, PIIINP и снижения MMP-8 в исследовании V. Castiglione и соавт. предсказала наличие ХСНсФВ. Циркулирующие уровни этих молекул, вероятно, отражают степень ремоделирования миокарда, что, в свою очередь, может быть прогностически значимым [35]. AUC для TIMP-1 составляет 0,87 [95% ДИ 0,82—0,92] [64].

Фракталкин синтезируется преимущественно в активированных эндотелиальных клетках, гладкомышечных клетках и макрофагах. Данный метаболит принимает участие в процессах дестабилизации атеросклеротической бляшки, приводя к дисфункции эндотелия и воспалению в сосудистой стенке. Повышенные уровни фракталкина в сыворотке пациентов с ХСН являются независимым предиктором риска смерти. Также установлено увеличение уровня фракталкина при прогрессировании ХСН [65, 66]. Фундаментальные исследования показали, что фракталкин играет важную роль в развитии фиброза миокарда и в ремоделировании сердца [67].

Неоптерин — стабильный метаболит, результат биосинтеза биоптерина, принимающий участие в патогенезе заболеваний, ассоциированных с активацией клеточного звена иммунитета. Гиперпродукция неоптерина сопряжена с активаторным влиянием ряда цитокинов, таких как IL-10, TNF-α, IL-6, интерферон-γ (IFN-γ), на метаболизм иммунных клеток. Установлена корреляционная зависимость между увеличением концентрации неоптерина и изменением структуры левого желудочка с утяжелением функционального класса ХСН [68, 69]. Неоптерин продуцируется активированными моноцитами, макрофагами и дендритными клетками при стимуляции IFN-γ. Таким образом, уровни неоптерина отражают степень иммунной активации Т-хелперов 1-го типа. Моноциты, стимулируемые IFN-γ, также продуцируют активные формы кислорода одновременно с неоптерином, тем самым вызывая окислительный стресс, который также играет ключевую роль в прогрессировании ХСН. Более высокие уровни неоптерина позволяют прогнозировать неблагоприятный исход (смерть или госпитализацию из-за декомпенсации ХСН), независимо от возраста, пола и установленных предикторов при ХСН, таких как ФК по NYHA, NT-proBNP, расчетная скорость клубочковой фильтрации и фракция выброса левого желудочка [70].

Растворимый CD146 (sCD146) является компонентом эндотелия сосудов, экспрессируемым преимущественно эндотелиальными клетками и участвующим в контроле архитектуры клеток и тканей, в передаче сигналов клетками и в ангиогенезе. Различные исследования показывают, что sCD146 высвобождается из перегруженных объемом сосудов. Отсутствие различий между уровнями sCD146 в периферической венозной крови и в крови из коронарного синуса указывает на преобладающий внесердечный источник sCD146 у пациентов с ХСН. Для подтверждения использовалась экспериментальная модель венозного застоя у пациентов с сердечной недостаточностью. Уровень растворимого CD146 быстро и заметно увеличивался в перегруженной руке (повышенное венозное давление в руке через жгут) по сравнению с другой рукой [71].

Эндотелиальные клетки-предшественники (ЭКП) — клетки костного мозга, принимающие участие в сосудистой защите, восстановлении дисфункционального и поврежденного эндотелия, стимулировании ангиогенеза и регуляции сосудистого гомеостаза. Для количественной оценки ЭКП наиболее широко одобренным методом является использование моноклональных антител и анализа флуоресцентно-активированной сортировки клеток с помощью проточной цитометрии.

Клеточная популяция ЭКП неоднородна, она включает две основные группы: ранние, происходящие из костного мозга, и поздние, более зрелые. Основные различия между этими двумя популяциями заключаются в их форме, пиках роста и средней продолжительности жизни. По имеющимся данным, ЭКП могут быть идентифицированы как CD34+, или CD34+/VEGFR-2+, или CD34+/VEGFR-2+/CD133+, или CD34+/CD45+/VEGFR-2+/CD133+, в то время как зрелые эндотелиальные клетки могут быть идентифицированы как CD34+/CD45/VEGFR-2+ или CD34+/CD45/VEGFR-2+/CD133.

Рядом исследований показано, что количество ЭКП отражает восстановление сосудов и, таким образом, сниженное количество циркулирующих ЭКП может предсказать возникновение сердечно-сосудистых событий. Кроме того, ЭКП могут сильно и независимо прогнозировать смертность у пациентов с сердечно-сосудистыми сопутствующими заболеваниями и помочь идентифицировать пациентов с повышенным сердечно-сосудистым риском. Число циркулирующих эндотелиальных клеток-предшественников ниже у пациентов с сердечно-сосудистыми сопутствующими заболеваниями, включая сахарный диабет, гипертонию и гиперхолестеринемию [72].

Галектин-3 — маркер, принадлежащий к семейству β-галактозид-связывающих протеинов. Галектин-3 экспрессируется рядом клеток, включая нейтрофилы, макрофаги, лаброциты, фибробласты и остеокласты. Обладает множественными аутокринными и паракринными влияниями, является медиатором клеточной адгезии, апоптоза, воспаления и фиброзообразования в миокарде и сосудистой стенке [21, 73]. Галектин-3 способен как индуцировать, так и ингибировать рост и дифференцировку клеток.

Уровни галектина-3 в сыворотке крови у пациентов с ХСН значительно повышены, а систематически повышающиеся уровни галектина-3 часто связаны с более высоким риском неблагоприятных сердечно-сосудистых событий при условии, что галектин-3, вероятно, служит прогностическим биомаркером тяжести сердечного фиброза при ХСН [73—77]. Ингибирование галектина-3 замедляет прогрессирование воспаления в миокарде, снижает выработку коллагена, ослабляет ремоделирование сердца и улучшает функцию сердца [78]. AUC для галектина-3 составляет 0,89, диагностическая чувствительность — 0,81 [95% ДИ 0,78—0,84], специфичность — 0,63 [95% ДИ 0,60—0,67] [36].

IL-6 — цитокин весом в 26 кДа. Он продуцируется множеством типов клеток: Т-лимфоцитами и В-лимфоцитами, моноцитами, фибробластами, кератиноцитами, адипоцитами, эндотелиальными клетками и клетками некоторых опухолей. Плейотропное действие IL-6 связано с экспрессией рецепторов к данному цитокину на гемопоэтических клетках, таких как нейтрофилы, моноциты, Т-лимфоциты, активированные В-лимфоциты. IL-6 индуцирует синтез белков острой фазы в печени, пролиферацию и продукцию антител В-клетками и дифференцировку T-лимфоцитов. Наряду с участием в иммунном ответе и гемопоэзе этот цитокин влияет на метаболизм костной, хрящевой тканей и липидов.

В недавнем исследовании BIOSTAT-CHF (системное биологическое исследование индивидуального лечения ХСН) среди пациентов с признаками и симптомами ХСН повышенные уровни IL-6 были предикторами госпитализации по поводу ХСН, сердечно-сосудистой смертности и смертности от всех причин, а также коррелировали с NT-proBNP, прокальцитонином, TNF-α, IL-1 и гепсидином. Индукция синтеза гепсидина IL-6 представляет интерес, поскольку анемия усугубляет течение ХСН [79]. Предполагается, что повышенные уровни IL-6 ассоциированы со стимуляцией синтеза коллагена сердечными фибробластами, что ведет к фиброзу и ремоделированию миокарда [80].

Транскрипционные факторы

МикроРНК (miR) — это класс малых некодирующих РНК, которые имеют длину около 22 нуклеотидов (18—25). МикроРНК служат важнейшими факторами кардиогенеза, проводящей функции сердца и гипертрофированного роста миокарда посредством участия в транскрипционной и посттранскрипционной регуляции экспрессии генов. МикроРНК способны подавлять гены-мишени и регулировать синтез белка [81].

По данным метаанализа 2022 г., микроРНК показали хорошую эффективность в качестве биомаркеров для диагностики ХСН. Панель из восьми микроРНК (miR-18b-3p, miR-21-5p, miR-22-3p, miR-92b-3p, miR-129-5p, miR-320a-5p, miR-423-5p и miR-675-5p) позволила выявить пациентов с ХСНнФВ с чувствительностью 0,85 и специфичностью 0,88. Группа из семи микроРНК (miR-19b-3p, miR-30c-5p, miR-206, miR-221-3p, miR-328-5p, miR-375-3p и miR-424-5p) выявила пациентов с ХСНсФВ с чувствительностью 0,82 и специфичностью 0,61. Эти панели могут быть потенциально полезны для исключения пациентов без ХСН [82].

Фактор дифференцировки роста-15 (GDF-15) экспрессируется многочисленными типами клеток, включая кардиомиоциты, гладкие и эндотелиальные мышечные клетки, при воздействии нескольких факторов. GDF-15 оказывает противовоспалительное и антиапоптотическое действие [35]. Повышенный уровень циркулирующего GDF-15 как маркера клеточного стресса связан не только с ХСН, но и с диабетом. Высокие уровни циркулирующего GDF-15 коррелируют с высокими уровнями NT-proBNP и в совокупности связаны с неблагоприятными исходами у пациентов с ХСН [83, 84]. AUC для GDF-15 составляет 0,84, диагностическая чувствительность — 0,76, специфичность — 0,84 [85].

Результаты сравнения биомаркеров представлены в таблице.

Используемые и перспективные биомаркеры ХСН

Биомаркер

Диагностические характеристики

Cut-off

Примечание

Используемые биомаркеры ХСН1

BNP

ДЧ2 — 0,90

ДС3 — 0,76 [86]

354 пг/мл

Короткий период полувыведения (около 20 мин)

Ферментативная деградация

продолжается и во взятом для анализа образце крови

Диагностическая чувствительность и специфичность при ожирении ниже

Зависит от ряда биологических факторов (пол, ИМТ5 и др.)

NT-proBNP

ДЧ2 — 0,70

ДС3 — 0,91 [87]

1254 пг/мл

Диагностическая чувствительность и специфичность при ожирении ниже

MR-proANP

ДЧ2 — 0,80

ДС3 — 0,60

120 пг/мл

Зависит от ряда биологических факторов (ИМТ5, наличие ХБП6 и др.) [88]

sST2

ДЧ2 — 0,81

ДС3 — 0,76

45,84 пг/мл [89]

Галектин-3

ДЧ2 — 0,92

ДС3 — 0,71 [90]

8 нг/мл [90]

Зависит от ряда биологических факторов (возраст, пол)

Биомаркеры, перспективные в отношении ХСН

Неприлизин

Не определены

Не зависит от биологических факторов (пол, возраст, ИМТ5) [91]

CgA, CgB, CgC

Не определены

Копептин

ДЧ2 — 0,57

ДС3 — 0,74 [62]

Не определен

Не зависит от биологических факторов (возраст, наличие СД7 и обычных сердечно-сосудистых факторов риска) [92]

MMP-2, TIMP-4, PIIINP и MMP-8

AUC — 0,79

Не определены

Фракталкин

ДЧ2 — 0,97

ДС3 — 0,70

[93]

415,3 пг/мл [94]

Рассматривается в качестве терапевтической мишени [95]

Неоптерин

Не определены

sCD146

Не определены

Определяется методом проточной цитометрии

ЭКП

Не определены

Определяется методом проточной цитометрии

IL-6

Не определены

Рассматривается в качестве терапевтической мишени [96]

Панель miR-18b-3p, miR-21-5p, miR-22-3p, miR-92b-3p, miR-129-5p, miR-320a-5p, miR-423-5p и miR-675-5p

ДЧ2 — 0,85

ДС3 — 0,88

Не определены

Определяется методом ОТ-ПЦР8

Панель miR-19b-3p, miR-30c-5p, miR-206, miR-221-3p, miR-328-5p, miR-375-3p и miR-424-5p

ДЧ2 — 0,76

ДС3 — 0,84

Не определены

Определяется методом ОТ-ПЦР8

GDF-15

ДЧ2 — 0,76

ДС3 — 0,84

Не определен

Примечание. 1 — одобренные FDA; 2 — диагностическая чувствительность; 3 — диагностическая специфичность; 4 — cut-off отличается в зависимости от группы риска (наличие у пациента фибрилляции предсердий, хронической почечной недостаточности); 5 — индекс массы тела; 6 — хроническая болезнь почек; 7 — сахарный диабет; 8 — полимеразная цепная реакция с обратной транскрипцией.

Уровни галектина-3, GDF-15 и TIMP-1 в плазме существенно зависят от вклада внесердечных тканей. Следовательно, эти биомаркеры не являются специфичными для показателей ремоделирования сердца. На их уровень влияет ишемия в других органах, ассоциированная как с ХСН, так и с другими сопутствующими заболеваниями, такими как метаболический синдром [97].

Заключение

Таким образом, измерение концентрации неприлизина целесообразно у пациентов с ХСН и ожирением, так как на уровень данного аналита не влияет повышенный ИМТ. Помимо прогностической роли при прогрессировании ХСН сывороточные маркеры воспаления незаменимы для пациентов, получающих терапию, мишенью которой являются фракталкин и IL-6. Матриксные металлопротеиназы и их тканевые ингибиторы важны для оценки процессов фиброзообразования и коллагеногенеза. Сравнительный анализ диагностических критериев лабораторных биомаркеров, технологии и доступности тест-систем показал, что наиболее перспективными для диагностики и прогноза течения ХСН являются неприлизин, фракталкин, IL-6, MMP-2, TIMP-4, PIIINP и MMP-8. Эти биомаркеры целесообразно использовать в комплексном подходе для оценки и прогноза течения ХСН.

Эта статья ранее не была опубликована, а также не представлена для рассмотрения и публикации в другом журнале.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Литература / References:

  1. McDonagh TA, Metra M, Adamo M, Gardner RS, Baumbach A, Böhm M, Burri H, Butler J, Čelutkienė J, Chioncel O, Cleland JGF, Coats AJS, Crespo-Leiro MG, Farmakis D, Gilard M, Heymans S, Hoes AW, Jaarsma T, Jankowska EA, et al.; ESC Scientific Document Group. 2021 ESC Guidelines for the diagnosis and treatment of acute and chronic heart failure: Developed by the Task Force for the diagnosis and treatment of acute and chronic heart failure of the European Society of Cardiology (ESC). With the special contribution of the Heart Failure Association (HFA) of the ESC. European Journal of Heart Failure. 2022;24(1):4-131.  https://doi.org/10.1002/ejhf.2333
  2. Savarese G, Lund LH. Global Public Health Burden of Heart Failure. Cardiac Failure Review. 2017;3(1):7-11. PMID: 28785469; PMCID: PMC5494150. https://doi.org/10.15420/cfr.2016:25:2
  3. Хроническая сердечная недостаточность. Клинические рекомендации 2020. Российский кардиологический журнал. 2020; 25(11):4083. https://doi.org/10.15829/1560-4071-2020-4083
  4. Udelson JE. Heart failure with preserved ejection fraction. Circulation. 2011;124(21):e540-e543. https://doi.org/10.1161/CIRCULATIONAHA.111.071696
  5. Tanai E, Frantz S. Pathophysiology of Heart Failure. Comprehensive Physiology. 2015;6(1):187-214.  https://doi.org/10.1002/cphy.c140055
  6. Edvinsson ML, Ahnstedt H, Edvinsson L, Andersson SE. Characterization of Relaxant Responses to Natriuretic Peptides in the Human Microcirculation In Vitro and In Vivo. Microcirculation (New York NY.: 1994). 2016;23(6):438-446.  https://doi.org/10.1111/micc.12290
  7. De Vito P. Atrial natriuretic peptide: an old hormone or a new cytokine? Peptides, 2014;58:108-116.  https://doi.org/10.1016/j.peptides.2014.06.011
  8. Vetrone F, Santarelli S, Russo V, Lalle I, De Berardinis B, Magrini L, Di Stasio E, Salerno G, Cardelli P, Piccoli A, Codognotto M, Mion MM, Plebani M, Vettore G, Castello LM, Avanzi GC, Di Somma S. Copeptin decrease from admission to discharge has favorable prognostic value for 90-day events in patients admitted with dyspnea. Clinical Chemistry and Laboratory Medicine. 2014;52(10):1457-1464. https://doi.org/10.1515/cclm-2014-0207
  9. Кремнева Л.В. Значение копептина для диагностики инфаркта миокарда. Российский кардиологический журнал. 2017;(11):93-97.  https://doi.org/10.15829/1560-4071-2017-11-93-97
  10. Палаткина Л.О., Корнеева О.Н., Драпкина О.М. Окислительный стресс — роль в патогенезе хронической сердечной недостаточности, возможности коррекции. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2012;11(6):91-94.  https://doi.org/10.15829/1728-8800-2012-6-91-94
  11. Полунина Е.А., Воронина Л.П., Попов Е.А., Полунина О.С. . Анализ уровня маркеров окислительного стресса при хронической сердечной недостаточности в зависимости от фракции выброса левого желудочка. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2018;17(5):34-39.  https://doi.org/10.15829/1728-8800-2018-5-34-39
  12. Wert KJ, Velez G, Cross MR, Wagner BA, Teoh-Fitzgerald ML, Buettner GR, McAnany JJ, Olivier A, Tsang SH, Harper MM, Domann FE, Bassuk AG, Mahajan VB. Extracellular superoxide dismutase (SOD3) regulates oxidative stress at the vitreoretinal interface. Free Radical Biology & Medicine. 2018;124:408-419.  https://doi.org/10.1016/j.freeradbiomed.2018.06.024
  13. Sorop O, Heinonen I, van Kranenburg M, van de Wouw J, de Beer VJ, Nguyen ITN, Octavia Y, van Duin RWB, Stam K, van Geuns RJ, Wielopolski PA, Krestin GP, van den Meiracker AH, Verjans R, van Bilsen M, Danser A H. J, Paulus WJ, Cheng C, Linke WA, Joles JA, et al. Multiple common comorbidities produce left ventricular diastolic dysfunction associated with coronary microvascular dysfunction, oxidative stress, and myocardial stiffening. Cardiovascular Research. 2018;114(7):954-964.  https://doi.org/10.1093/cvr/cvy038
  14. Осипова О.А., Гостева Е.В., Шепель Р.Н., Сердюкова А.В., Крышка А.А., Иншакова К.Ю., Ульянова А.Ю., Брижанева А.С., Сараев И.А. Хроническая сердечная недостаточность с умеренно низкой фракцией выброса. Человек и его здоровье. 2023;26(4):20-27  https://doi.org/10.21626/vestnik/2023-4/02
  15. Mann DL. Innate immunity and the failing heart: the cytokine hypothesis revisited. Circulation Research. 2015;116(7):1254-1268. https://doi.org/10.1161/CIRCRESAHA.116.302317
  16. Chiurchiù V, Leuti A, Saracini S, Fontana D, Finamore P, Giua R, Padovini L, Incalzi RA, Maccarrone M. Resolution of inflammation is altered in chronic heart failure and entails a dysfunctional responsiveness of T lymphocytes. FASEB journal: official publication of the Federation of American Societies for Experimental Biology. 2019;33(1):909-916.  https://pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/30052486/
  17. Mongirdienė A, Liobikas J. Phenotypic and Functional Heterogeneity of Monocyte Subsets in Chronic Heart Failure Patients. Biology. 2022;11(2):195.  https://doi.org/10.3390/biology11020195
  18. Каретникова В.Н., Кашталап В.В., Косарева С.Н., Барбараш О.Л. Фиброз миокарда: современные аспекты проблемы. Терапевтический архив. 2017;89(1):88-93.  https://pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/28635904/
  19. Wu CK, Su MM, Wu YF, Hwang JJ, Lin LY. Combination of Plasma Biomarkers and Clinical Data for the Detection of Myocardial Fibrosis or Aggravation of Heart Failure Symptoms in Heart Failure with Preserved Ejection Fraction Patients. Journal of Clinical Medicine. 2018;7(11):427.  https://doi.org/10.3390/jcm7110427
  20. Cypen J, Ahmad T, Testani JM, DeVore AD. Novel Biomarkers for the Risk Stratification of Heart Failure with Preserved Ejection Fraction. Current Heart Failure Reports. 2017;14(5):434-443.  https://doi.org/10.1007/s11897-017-0358-4
  21. Ibrahim NE, Januzzi JL Jr. Established and Emerging Roles of Biomarkers in Heart Failure. Circulation Research. 2018;123(5):614-629.  https://doi.org/10.1161/CIRCRESAHA.118.312706
  22. Беленков Ю.Н., Привалова Е.В., Юсупова А.О., Жито А.В. Маркеры фиброза сосудистой стенки MMP-9 и TIMP-1 у пациентов с ишемической болезнью сердца в сочетании с сахарным диабетом 2-го типа и без него. Кардиология. 2019;59(5):61-66.  https://doi.org/10.18087/cardio.2019.5.10258
  23. de Boer RA, van Veldhuisen DJ, Gansevoort RT, Muller Kobold AC, van Gilst WH, Hillege HL, Bakker SJ, & van der Harst P. The fibrosis marker galectin-3 and outcome in the general population. Journal of Internal Medicine. 2012;272(1):55-64.  https://doi.org/10.1111/j.1365-2796.2011.02476.x
  24. Biomarkers Definitions Working Group. Biomarkers and surrogate endpoints: preferred definitions and conceptual framework. Clinical Pharmacology and Therapeutics. 2001;69(3):89-95.  https://doi.org/10.1067/mcp.2001.113989
  25. Конради А.О. Биомаркеры, их типы и основы применения в персонализированной медицине. Российский журнал персонализированной медицины. 2022;2(3):6-16  https://doi.org/10.18705/2782-3806-2022-2-3-6-16
  26. FDA-NIH Biomarker Working Group. BEST (Biomarkers, EndpointS, and other Tools) Resource. Silver Spring (MD): Food and Drug Administration (US); Bethesda (MD): National Institutes of Health (US), 2016. Accessed March 26, 2024. https://pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/27010052
  27. Garg P, Morris P, Fazlanie AL, Vijayan S, Dancso B, Dastidar AG, Plein S, Mueller C, Haaf P. Cardiac biomarkers of acute coronary syndrome: from history to high-sensitivity cardiac troponin. Internal and Emergency Medicine. 2017;12(2):147-155.  https://doi.org/10.1007/s11739-017-1612-1
  28. Scheitz JF, Stengl H, Nolte CH, Landmesser U, Endres M. Neurological update: use of cardiac troponin in patients with stroke. Journal of Neurology. 2021;268(6):2284-2292. https://doi.org/10.1007/s00415-020-10349-w
  29. Zagidullin N, Motloch LJ, Gareeva D, Hamitova A, Lakman I, Krioni I, Popov D, Zulkarneev R, Paar V, Kopp K, Jirak P, Ishmetov V, Hoppe UC, Tulbaev E, & Pavlov V. Combining Novel Biomarkers for Risk Stratification of Two-Year Cardiovascular Mortality in Patients with ST-Elevation Myocardial Infarction. Journal of Clinical Medicine. 2020;9(2):550.  https://doi.org/10.3390/jcm9020550
  30. Morrow DA, de Lemos JA. Benchmarks for the assessment of novel cardiovascular biomarkers. Circulation. 2007;115(8):949-952.  https://doi.org/10.1161/CIRCULATIONAHA.106.683110
  31. Драпкина О.М., Шепель Р.Н., Джиоева О.Н. Натрийуретические пептиды: новые задачи — новые решения. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2021;20(7):3102. https://doi.org/10.15829/1728-8800-2021-3102
  32. Goetze JP, Bruneau BG, Ramos HR, Ogawa T, de Bold MK, de Bold AJ. Cardiac natriuretic peptides. Nature reviews. Cardiology. 2020;17(11):698-717.  https://doi.org/10.1038/s41569-020-0381-0
  33. Heidenreich PA, Bozkurt B, Aguilar D, Allen LA, Byun JJ, Colvin MM, Deswal A, Drazner MH, Dunlay SM, Evers LR, Fang JC, Fedson SE, Fonarow GC, Hayek SS, Hernandez AF, Khazanie P, Kittleson MM, Lee CS, Link MS, Milano CA, et al. 2022 AHA/ACC/HFSA Guideline for the Management of Heart Failure: A Report of the American College of Cardiology/American Heart Association Joint Committee on Clinical Practice Guidelines. Circulation. 2022;145(18):e895-e1032. https://doi.org/10.1161/CIR.0000000000001063
  34. Мясоедова Е.И. Уровень проадреномедуллина при хронической сердечной недостаточности ишемического генеза: ассоциации с клиническими проявлениями. Бюллетень сибирской медицины. 2019;18(3):81-89.  https://doi.org/10.20538/1682-0363-2019-3-81-89
  35. Castiglione V, Aimo A, Vergaro G, Saccaro L, Passino C, Emdin M. Biomarkers for the diagnosis and management of heart failure. Heart Failure Reviews. 2022;27(2):625-643.  https://doi.org/10.1007/s10741-021-10105-w
  36. Huang Z, Zhong J, Ling Y, Zhang Y, Lin W, Tang L, Liu J, Li S. Diagnostic value of novel biomarkers for heart failure: A meta-analysis. Herz. 2020 Feb;45(1):65-78.  https://doi.org/10.1007/s00059-018-4702-6
  37. Ramanathan K, Padmanabhan G. Soluble neprilysin: A versatile biomarker for heart failure, cardiovascular diseases and diabetic complications-A systematic review. Indian Heart Journal. 2020;72(1):14-19.  https://doi.org/10.1016/j.ihj.2020.01.0
  38. Bayés-Genís A, Barallat J, Galán A, de Antonio M, Domingo M, Zamora E, Urrutia A, Lupón J. Soluble neprilysin is predictive of cardiovascular death and heart failure hospitalization in heart failure patients. Journal of the American College of Cardiology. 2015;65(7):657-665.  https://doi.org/10.1016/j.jacc.2014.11.048
  39. Núñez J, Núñez E, Barallat J, Bodí V, Miñana G, Pastor MC, Sanchis J, Lupón J, Bayes-Genis A. Serum Neprilysin and Recurrent Admissions in Patients With Heart Failure. Journal of the American Heart Association. 2017;6(8):e005712. https://doi.org/10.1161/JAHA.117.005712
  40. Watanabe T. The Emerging Roles of Chromogranins and Derived Polypeptides in Atherosclerosis, Diabetes, and Coronary Heart Disease. International Journal of Molecular Sciences. 2021;22(11):6118. https://doi.org/10.3390/ijms22116118
  41. Камардинов Д.Х., Сонгуров Р.Н., Иошина В.И., Бузиашвили Ю.И. Растворимый ST2 — как биомаркер, инструмент стратификации риска и терапевтическая мишень у пациентов с хронической сердечной недостаточностью. Кардиология. 2020;60(2):111-121.  https://doi.org/10.18087/cardio.2020.2.n816
  42. Vergaro G, Gentile F, Aimo A, Januzzi JL Jr, Richards AM, Lam CSP, de Boer RA, Meems LMG, Latini R, Staszewsky L, Anand IS, Cohn JN, Ueland T, Gullestad L, Aukrust P, Brunner-La Rocca HP, Bayes-Genis A, Lupón J, Yoshihisa A, Takeishi Y, et al. Circulating levels and prognostic cut-offs of sST2, hs-cTnT, and NT-proBNP in women vs. men with chronic heart failure. ESC Heart Failure. 2022;9(4):2084-2095. https://doi.org/10.1002/ehf2.13883
  43. Emdin M, Aimo A, Vergaro G, Bayes-Genis A, Lupón J, Latini R, Meessen J, Anand IS, Cohn JN, Gravning J, Gullestad L, Broch K, Ueland T, Nymo SH, Brunner-La Rocca HP, de Boer RA, Gaggin HK, Ripoli A, Passino C, Januzzi JL Jr. sST2 Predicts Outcome in Chronic Heart Failure Beyond NT-proBNP and High-Sensitivity Troponin T. Journal of the American College of Cardiology. 2018;72(19):2309-2320. https://doi.org/10.1016/j.jacc.2018.08.2165
  44. Aimo A, Januzzi JL, Jr, Bayes-Genis A, Vergaro G, Sciarrone P, Passino C, Emdin M. Clinical and Prognostic Significance of sST2 in Heart Failure: JACC Review Topic of the Week. Journal of the American College of Cardiology. 2019;74(17):2193-2203. https://doi.org/10.1016/j.jacc.2019.08.1039
  45. Traxler D, Zimmermann M, Simader E, Veraar CM, Moser B, Mueller T, Mildner M, Dannenberg V, Lainscak M, Jug B, Ankersmit HJ. The inflammatory markers sST2, HSP27 and hsCRP as a prognostic biomarker panel in chronic heart failure patients. Clinica Chimica Acta; International Journal of Clinical Chemistry. 2020;510:507-514.  https://doi.org/10.1016/j.cca.2020.07.050
  46. Barutaut M, Fournier P, Peacock WF, Evaristi MF, Dambrin C, Caubère C, Koukoui F, Galinier M, Smih F, Rouet P. sST2 adds to the prognostic value of Gal-3 and BNP in chronic heart failure. Acta Cardiologica. 2020;75(8):739-747.  https://doi.org/10.1080/00015385.2019.1669847
  47. Xiang Y, Zhang Z, Xie C, Wang L, Wu, Y, Zhan Y, Chen D. Serum Cat S, TSP-1, IL-11, BNP and sST2 Diagnostic and Prognostic Value in Chronic Heart Failure. Alternative Therapies in Health and Medicine. 2022;28(4):55-59. PMID: 35452416 
  48. Седова Н.А., Ройтман А.П., Бугров А.В., Годков М.А. Клинико-лабораторный комплекс оценки тяжести хронической сердечной недостаточности, отягощенной метаболическим синдромом. Лабораторная служба. 2022;11(3):43-53.  https://doi.org/10.17116/labs20221103143
  49. Land H, Grez M, Ruppert S, Schmale H, Rehbein M, Richter D, Schütz G. Deduced amino acid sequence from the bovine oxytocin-neurophysin I precursor cDNA. Nature. 1983;302(5906):342-344.  https://doi.org/10.1038/302342a0
  50. Riddell DC, Mallonee R, Phillips JA, Parks JS, Sexton LA, Hamerton JL. Chromosomal assignment of human sequences encoding arginine vasopressin-neurophysin II and growth hormone releasing factor. Somatic Cell and Molecular Genetics. 1985;11(2): 189-195.  https://doi.org/10.1007/BF01534707
  51. Sklar AH, Schrier RW. Central nervous system mediators of vasopressin release. Physiological Reviews. 1983;63(4):1243-1280. https://doi.org/10.1152/physrev.1983.63.4.1243
  52. Schrier RW, Berl T, Anderson RJ. Osmotic and nonosmotic control of vasopressin release. The American Journal of Physiology. 1979;236(4):F321-F332. https://doi.org/10.1152/ajprenal.1979.236.4.F321
  53. Birnbaumer M. Vasopressin receptors. Trends in Endocrinology and Metabolism: TEM. 2000;11(10):406-410.  https://doi.org/10.1016/s1043-2760(00)00304-0
  54. Jard S. Vasopressin: mechanisms of receptor activation. Progress in Brain Research. 1983;60:383-394.  https://doi.org/10.1016/S0079-6123(08)64405-2
  55. Ostrowski NL, Young WS 3rd, Knepper MA, Lolait SJ. Expression of vasopressin V1a and V2 receptor messenger ribonucleic acid in the liver and kidney of embryonic, developing, and adult rats. Endocrinology. 1993;133(4):1849-1859. https://doi.org/10.1210/endo.133.4.8404628
  56. Natochin YV, Golosova DV. Vasopressin receptor subtypes and renal sodium transport. Vitamins and Hormones. 2020;113:239-258.  https://doi.org/10.1016/bs.vh.2019.08.013
  57. Tagawa T, Imaizumi T, Endo T, Shiramoto M, Hirooka Y, Ando S, Takeshita A. Vasodilatory effect of arginine vasopressin is mediated by nitric oxide in human forearm vessels. The Journal of Clinical Investigation. 1993;92(3):1483-1490. https://doi.org/10.1172/JCI116726
  58. Deen PM, Verdijk MA, Knoers NV, Wieringa B, Monnens LA, van Os CH, van Oost BA. Requirement of human renal water channel aquaporin-2 for vasopressin-dependent concentration of urine. Science (New York NY.). 1994;264(5155):92-95.  https://doi.org/10.1126/science.8140421
  59. Moeller HB, Fuglsang CH, Fenton R A. Renal aquaporins and water balance disorders. Best Practice & Research. Clinical Endocrinology & Metabolism. 2016;30(2):277-288.  https://doi.org/10.1016/j.beem.2016.02.012
  60. Alehagen U, Dahlström U, Rehfeld JF, Goetze JP. Association of copeptin and N-terminal proBNP concentrations with risk of cardiovascular death in older patients with symptoms of heart failure. JAMA. 2011;305(20):2088-2095. https://doi.org/10.1001/jama.2011.666
  61. Tentzeris I, Jarai R, Farhan S, Perkmann T, Schwarz MA, Jakl G, Wojta J, Huber K. Complementary role of copeptin and high-sensitivity troponin in predicting outcome in patients with stable chronic heart failure. European Journal of Heart Failure. 2011; 13(7):726-733.  https://doi.org/10.1093/eurjhf/hfr049
  62. Zhong Y, Wang R, Yan L, Lin M, Liu X, You T. Copeptin in heart failure: Review and meta-analysis. Clinica Chimica Acta; International Journal of Clinical Chemistry. 2017;475:36-43.  https://doi.org/10.1016/j.cca.2017.10.001
  63. Frantz S, Störk S, Michels K, Eigenthaler M, Ertl G, Bauersachs J, Angermann CE. Tissue inhibitor of metalloproteinases levels in patients with chronic heart failure: an independent predictor of mortality. European Journal of Heart Failure. 2008;10(4):388-395. Epub 2008 Mar 17. PMID: 18343723. https://doi.org/10.1016/j.ejheart.2008.02.015
  64. Zile MR, Desantis SM, Baicu CF, Stroud RE, Thompson SB, McClure CD, Mehurg SM, Spinale FG. Plasma biomarkers that reflect determinants of matrix composition identify the presence of left ventricular hypertrophy and diastolic heart failure. Circulation. Heart Failure. 2011;4(3):246-256.  https://doi.org/10.1161/CIRCHEARTFAILURE.110.958199
  65. Gu X, Xu J, Yang XP, Peterson E, Harding P. Fractalkine neutralization improves cardiac function after myocardial infarction. Experimental Physiology. 2015;100(7):805-817.  https://doi.org/10.1113/EP085104
  66. Richter B, Koller L, Hohensinner PJ, Rychli K, Zorn G, Goliasch G, Berger R, Mörtl D, Maurer G, Huber K, Pacher R, Wojta J, Hülsmann M, Niessner A. Fractalkine is an independent predictor of mortality in patients with advanced heart failure. Thrombosis and Haemostasis. 2012;108(6):1220-1227. Epub 2012 Sept 26. PMID: 23014777. https://doi.org/10.1160/TH12-03-0195
  67. Ji CL, Nomi A, Li, B, Shen C, Song BC, Zhang JG. Errata: Increased Plasma Soluble Fractalkine in Patients with Chronic Heart Failure and Its Clinical Significance. International Heart Journal. 2019;60(4):1017. https://doi.org/10.1536/ihj.60-4_Errata
  68. Shao Z, Zhang R, Shrestha K, Borowski AG, Schuster A, Thakur A, Hazen SL, Tang W H. Usefulness of elevated urine neopterin levels in assessing cardiac dysfunction and exercise ventilation inefficiency in patients with chronic systolic heart failure. The American Journal of Cardiology. 2014;113(11):1839-1843. https://doi.org/10.1016/j.amjcard.2014.03.016
  69. Yamamoto E, Hirata Y, Tokitsu T, Kusaka H, Tabata N, Tsujita K, Yamamuro M, Kaikita K, Watanabe H, Hokimoto S, Maruyama T, Ogawa H. The clinical significance of plasma neopterin in heart failure with preserved left ventricular ejection fraction. ESC Heart Failure. 2016;3(1):53-59.  https://doi.org/10.1002/ehf2.12070
  70. Lanser L, Pölzl G, Fuchs D, Weiss G, Kurz K. Neopterin is Associated with Disease Severity and Outcome in Patients with Non-Ischaemic Heart Failure. Journal of Clinical Medicine. 2019;8(12):2230. https://doi.org/10.3390/jcm8122230
  71. Meijers WC, Bayes-Genis A, Mebazaa A, Bauersachs J, Cleland JGF, Coats AJS, Januzzi JL, Maisel AS, McDonald K, Mueller T, Richards AM, Seferovic P, Mueller C, de Boer RA. Circulating heart failure biomarkers beyond natriuretic peptides: review from the Biomarker Study Group of the Heart Failure Association (HFA), European Society of Cardiology (ESC). European Journal of Heart Failure. 2021;23(10):1610-1632. https://doi.org/10.1002/ejhf.2346
  72. Kourek C, Briasoulis A, Zouganeli V, Karatzanos E, Nanas S, Dimopoulos S. Exercise Training Effects on Circulating Endothelial and Progenitor Cells in Heart Failure. Journal of Cardiovascular Development and Disease. 2022;9(7):222.  https://doi.org/10.3390/jcdd9070222
  73. Sarhene M, Wang Y, Wei J, Huang Y, Li, M, Li, L, Acheampong E, Zhengcan Z, Xiaoyan Q, Yunsheng X, Jingyuan M, Xiumei G, Guanwei F. Biomarkers in heart failure: the past, current and future. Heart Failure Reviews. 2019 Nov;24(6):867-903. PMID: 31183637. https://doi.org/10.1007/s10741-019-09807-z
  74. Ahmad T, Felker GM. Galectin-3 in heart failure: more answers or more questions? Journal of the American Heart Association. 2012;1(5):e004374. https://doi.org/10.1161/JAHA.112.004374
  75. Ho, J. E, Liu C, Lyass A, Courchesne P, Pencina MJ, Vasan RS, Larson MG, Levy D. Galectin-3, a marker of cardiac fibrosis, predicts incident heart failure in the community. Journal of the American College of Cardiology. 2012;60(14):1249-1256. https://doi.org/10.1016/j.jacc.2012.04.053
  76. Ahmad T, Felker GM. Galectin-3 in heart failure: more answers or more questions? Journal of the American Heart Association. 2012;1(5):e004374. https://doi.org/10.1161/JAHA.112.004374
  77. van Kimmenade RR, Januzzi JL Jr, Ellinor PT, Sharma UC, Bakker JA, Low AF, Martinez A, Crijns HJ, MacRae CA, Menheere PP, Pinto YM. Utility of amino-terminal pro-brain natriuretic peptide, galectin-3, and apelin for the evaluation of patients with acute heart failure. Journal of the American College of Cardiology. 2006;48(6):1217-1224. https://doi.org/10.1016/j.jacc.2006.03.061
  78. deFilippi CR, Christenson RH. Evolving role of galectin-3 as a cardiac biomarker: heart failure with preserved ejection fraction and renal function, important pieces of the puzzle. JACC. Heart Failure. 2015;3(3):253-256.  https://doi.org/10.1016/j.jchf.2014.12.009
  79. Zhong X, Qian X, Chen G, Song X. The role of galectin-3 in heart failure and cardiovascular disease. Clinical and Experimental Pharmacology & Physiology. 2019;46(3):197—203.  https://doi.org/10.1111/1440-1681.13048
  80. Mihara M, Hashizume M, Yoshida H, Suzuki M, Shiina M. IL-6/IL-6 receptor system and its role in physiological and pathological conditions. Clinical science (London, England: 1979). 2012;122(4):143-159.  https://doi.org/10.1042/CS20110340
  81. Frangogiannis NG. Cardiac fibrosis. Cardiovascular Research. 2021;117(6):1450-1488. https://doi.org/10.1093/cvr/cvaa324
  82. Щербо С.Н., Щербо Д.С., Кралин М.Ю. Биомаркеры персонализированной медицины Часть 5. Некодирующие РНК и микроРНК. Медицинский алфавит. 2015;3(11):5-11. 
  83. Parvan R, Hosseinpour M, Moradi Y, Devaux Y, Cataliotti A, da Silva GJJ. Diagnostic performance of microRNAs in the detection of heart failure with reduced or preserved ejection fraction: a systematic review and meta-analysis. European Journal of Heart Failure. 2022;24(12):2212-2225. https://doi.org/10.1002/ejhf.2700
  84. Kempf T, Wollert K C. Growth-differentiation factor-15 in heart failure. Heart Failure Clinics. 2009;5(4):537-547.  https://doi.org/10.1016/j.hfc.2009.04.006
  85. Li J, Cui Y, Huang A, Li, Q, Jia W, Liu K, Qi X. Additional Diagnostic Value of Growth Differentiation Factor-15 (GDF-15) to N-Terminal B-Type Natriuretic Peptide (NT-proBNP) in Patients with Different Stages of Heart Failure. Medical Science Monitor: international medical journal of experimental and clinical research. 2018;24:4992-4999. https://doi.org/10.12659/MSM.910671
  86. Sawalha K, Norgard NB, Drees BM, López-Candales A. Growth Differentiation Factor 15 (GDF-15), a New Biomarker in Heart Failure Management. Current Heart Failure Reports. 2023;20(4): 287-299.  https://doi.org/10.1007/s11897-023-00610-4
  87. Maisel AS, Krishnaswamy P, Nowak RM, McCord J, Hollander JE, Duc P, Omland T, Storrow AB, Abraham WT, Wu AH, Clopton P, Steg PG, Westheim A, Knudsen CW, Perez A, Kazanegra R, Herrmann HC, McCullough PA, Breathing Not Properly Multinational Study Investigators. Rapid measurement of B-type natriuretic peptide in the emergency diagnosis of heart failure. The New England Journal of Medicine. 2002;347(3):161-167.  https://doi.org/10.1056/NEJMoa020233
  88. Hildebrandt P, Collinson PO, Doughty RN, Fuat A, Gaze DC, Gustafsson F, Januzzi J, Rosenberg J, Senior R, Richards M. Age-dependent values of N-terminal pro-B-type natriuretic peptide are superior to a single cut-point for ruling out suspected systolic dysfunction in primary care. European Heart Journal. 2010;31(15):1881-1889. https://doi.org/10.1093/eurheartj/ehq163
  89. Idzikowska K, Zielińska M. Midregional pro-atrial natriuretic peptide, an important member of the natriuretic peptide family: potential role in diagnosis and prognosis of cardiovascular disease. The Journal of International Medical Research. 2018;46(8):3017-3029. https://doi.org/10.1177/0300060518786907
  90. Dudek M, Kałużna-Oleksy M, Migaj J, Sawczak F, Krysztofiak H, Lesiak M, Straburzyńska-Migaj E. sST2 and Heart Failure-Clinical Utility and Prognosis. Journal of Clinical Medicine, 2023;12(9):3136. https://doi.org/10.3390/jcm12093136
  91. Khadeja Bi, A, Santhosh V, Sigamani K. Levels of Galectin-3 in Chronic Heart Failure: A Case-Control Study. Cureus, 2022;14(8): e28310. https://doi.org/10.7759/cureus.28310
  92. Lyle MA, Iyer SR, Redfield MM, Reddy YNV, Felker GM, Cappola TP, Hernandez AF, Scott CG, Burnett JC Jr, Pereira NL. Circulating Neprilysin in Patients With Heart Failure and Preserved Ejection Fraction. JACC. Heart Failure, 2020;8(1):70-80.  https://doi.org/10.1016/j.jchf.2019.07.005
  93. Schill F, Timpka S, Nilsson PM, Melander O, Enhörning S. Copeptin as a predictive marker of incident heart failure. ESC Heart Failure. 2021;8(4):3180-3188. https://doi.org/10.1002/ehf2.13439
  94. Ji CL, Nomi A, Li B, Shen C, Song BC, Zhang JG. Increased Plasma Soluble Fractalkine in Patients with Chronic Heart Failure and Its Clinical Significance. International Heart Journal. 2019;60(3): 701-707.  https://doi.org/10.1536/ihj.18-422
  95. Loh SX, Ekinci Y, Spray L, Jeyalan V, Olin T, Richardson G, Austin D, Alkhalil M, Spyridopoulos I. Fractalkine Signalling (CX3CL1/CX3CR1 Axis) as an Emerging Target in Coronary Artery Disease. Journal of Clinical Medicine. 2023;12(14):4821. https://doi.org/10.3390/jcm12144821
  96. Chia YC, Kieneker LM, van Hassel G, Binnenmars SH, Nolte IM, van Zanden JJ, van der Meer P, Navis G, Voors AA, Bakker SJL, De Borst MH, Eisenga MF. Interleukin 6 and Development of Heart Failure With Preserved Ejection Fraction in the General Population. Journal of the American Heart Association. 2021;10(11): e018549. https://doi.org/10.1161/JAHA.120.018549
  97. Du W, Piek A, Schouten EM, van de Kolk CWA, Mueller C, Mebazaa A, Voors AA, de Boer RA, Silljé HHW. Plasma levels of heart failure biomarkers are primarily a reflection of extracardiac production. Theranostics. 2018;8(15):4155-4169. https://doi.org/10.7150/thno.26055

Подтверждение e-mail

На test@yandex.ru отправлено письмо со ссылкой для подтверждения e-mail. Перейдите по ссылке из письма, чтобы завершить регистрацию на сайте.

Подтверждение e-mail

Мы используем файлы cооkies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cооkies. Чтобы ознакомиться с нашими Положениями о конфиденциальности и об использовании файлов cookie, нажмите здесь.