Завершился «Год Н.И. Пирогова» в Российской Федерации (2010 г.), еще раз явивший миру великую силу, которой был наделен «первый хирург России», известный под именем «хирурга от Бога» или «чудесного доктора». Его жизнь и деятельность для многих наших современников до сих пор остаются достойнейшим примером в воспитании как самого себя, так и подрастающего поколения отечественных врачей.

Примечательно, что в год 200-летнего юбилея со дня рождения Н.И. Пирогова открылось новое направление в воспитательном воздействии его бессмертного образа. Им призвано стать духовное наследие «первого хирурга России», которое многие годы признавалось запретным плодом. Надо помнить, что 60 лет назад из знаменитых «Вопросов жизни. Дневника старого врача» (а это последний труд Н.И. Пирогова) были исключены сотни страниц потому, что одухотворенность его воспоминаний действительно угрожала устоям коммунистической идеологии.

Многие врачи нашего поколения относятся с почтением к меткому афоризму петроградского хирурга В.А. Оппеля, впервые обратившего внимание на тот факт, что «школой Н.И. Пирогова стала вся российская хирургия» (1923 г.) [3]. Почетным считалось быть учениками величайшего хирурга, особенно тогда, когда это не приводило к пагубным последствиям. Вместе с тем чувство самосохранения, вполне естественное для homo sapiens, обязывало многих отказываться от этой почетной привилегии в случае личной опасности. Тогда наступала пора отступничества, вечная, как человеческий мир. Так поступили многие советские хирурги, когда в 1950 г. в издательстве академии наук СССР был опубликован сокращенный вариант «Дневника старого врача» Н.И. Пирогова, лишенный былой сердцевины, заключавшейся в духовном наследии «первого хирурга России». Никто из отступников не выступил в защиту наставника, заботясь больше о себе и отступая от наследия основоположника отечественной хирургической школы.

Был лишь один советский хирург, увидевший свой долг в том, чтобы защитить пироговское духовное наследие. Достойным учеником и последователем Н.И. Пирогова проявил себя архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) в крымский период архиерейской и профессорской деятельности. На рубеже 50-х годов прошлого века в Симферополе он написал научно-богословский труд под названием «Наука и религия», где значительное внимание уделил духовному наследию Н.И. Пирогова. Долгие годы эта работа оставалась малоизвестной, как и многие достижения профессора В.Ф. Войно-Ясенецкого в его врачебной и научной деятельности. Лишь в последние десятилетия «Наука и религия» архиепископа Луки становится общенародным достоянием.

Что же нового можно узнать о Н.И. Пирогове, читая в наши дни «Науку и религию», работу полувековой давности, когда многие советские хирурги в силу многих причин, в том числе из чувства самосохранения, отказывались признавать духовное достояние «первого хирурга России»?

«Работы гениального врача-гуманиста профессора Н.И. Пирогова, - писал здесь архиепископ Лука, - и в области медицины, и в области педагогики до сих пор считаются классическими. Дo сих пор в виде веского довода делаются ссылки на его сочинения. Но отношение Пирогова к религии старательно скрывается современными писателями и учеными» (выделено нами. - Ю.Л.) [8].

Далее приводятся автором «из сочинений Пирогова замалчиваемые цитаты». К их числу относятся следующие.

«Мне нужен был отвлеченный недостижимо высокий идеал веры. И принявшись за Евангелие, которого я никогда еще сам не читывал, а мне было уже 38 лет от роду, я нашел для себя этот идеал».

«Веру я считаю психической способностью человека, которая более всех других отличает его от животных».

«Веруя, что основной идеал учения Христа, по своей недосягаемости, останется вечным и вечно будет влиять на души, ищущие мира через внутреннюю связь с Божеством, мы ни на минуту не можем сомневаться и в том, что этому суждению суждено быть неугасимым маяком на извилистом пути нашего прогресса».

«Недосягаемая высь и чистота идеала христианской веры делает его истинно благодатным. Это обнаруживается необыкновенным спокойствием, миром и упованием, проникающим все существо верующего, и краткие молитвы, и беседы с самим собою, с Богом» [8], а также некоторые другие.

Нам удалось установить, что все «замалчиваемые цитаты» принадлежат одному и тому же фундаментальному труду Н.И. Пирогова, а именно «Вопросам жизни. Дневнику старого врача», написанного им в 1879-1881 гг. [7].

Известно, что наиболее полным и точным (по отношению к оригиналу пироговской рукописи) являлось киевское издание «Вопросов жизни. Дневника старого врача», увидевшее свет к 100-летнему юбилею со дня рождения Н.И. Пирогова (1910 г.), а стало быть, в досоветские времена.

Первое советское издание той же пироговской работы под названием «Из «Дневника старого врача» было опубликовано в сборнике трудов Н.И. Пирогова «Севастопольские письма и воспоминания» (1950 г.) Содержание первого советского издания свидетельствует, что оно по сравнению с изданиями досоветской эпохи (1885, 1887, 1900, 1910, 1916 гг.) стало единственным, откуда по цензурным соображениям были впервые исключены несколько крупных разделов. К ним относились не только философский раздел, входивший в первую часть воспоминаний Пирогова, названную им «Вопросы жизни», но богословский и политический^[1] разделы, приведенные в «Дневнике старого врача», представлявшего вторую часть этой работы. В частности, к богословскому разделу и принадлежали те самые «замалчиваемые цитаты» [6], которые упоминались архиепископом Лукой в его научно-богословской работе под названием «Наука и религия». Все эти цензурные изъятия были частично восстановлены лишь во втором советском издании «Вопросов жизни. Дневника старого врача» Н.И. Пирогова (1962 г.), увидевшем свет после того, как земные дни архиепископа Луки окончились.

Отсюда можно сделать несколько любопытных выводов.

Во-первых, в начале 50-х годов прошлого века единственным из известных защитников духовного наследия Н.И. Пирогова являлся архиепископ Симферопольский и Крымский Лука (Войно-Ясенецкий). Им в отличие от своих современников было выполнено дословное сравнение текстов богословского раздела «Вопросов жизни. Дневника старого врача» Н.И. Пирогова в двух изданиях, в том числе 1910^[2] и 1950 гг. Поэтому в первом советском издании ему удалось установить значительные пробелы, связанные с цензурными ограничениями, вызванными идеологическими мотивами. Сведения об этом в виде «из сочинений Пирогова замалчиваемых цитат» были изложены архиепископом Лукой в рукописи научно-богословского труда «Наука и религия».

Во-вторых, этот научно-богословский труд предназначался автором не только для будущих поколений, хотя он и не мог рассчитывать на скорое опубликование подобной работы (до нас дошла пространная проповедь, тщательно отредактированная в литературном отношении). Уже в те времена, как мы сейчас убеждаемся, существовал известный способ самиздата, когда литературные произведения запретного характера размножались с помощью машинописи и рассылались почтовыми отправлениями, адресованными надежным друзьям и знакомым. Те в свою очередь перепечатывали такие работы и пересылали их другим верным соратникам.

Это подтверждают копии нескольких писем архиепископа Луки, имеющиеся в нашем распоряжении. Оригиналы написаны в августе-октябре 1957 г. и адресованы врачу Д.А. Никольскому (г. Донской Тульской области). В одном содержится вопрос к адресату: «Пожалуйста, напишите, какое мое богословское сочинение удалось Вам прочесть!» [2].

Вопрос немаловажный, так как он свидетельствует о нескольких богословских сочинениях архиепископа Луки, с которыми в виде самиздата имел возможность ознакомиться врач Д.А. Никольский. К таким работам, безусловно, относились не только богословский труд под названием «Дух, душа и тело» (ок. 1947 г.), но и «Наука и религия» (ок. 1951-1953 гг.). Судя по содержанию имеющихся писем, данный адресат прочел только первую из этих богословских работ. Вместе с тем сама постановка такого вопроса не исключает возможности его ознакомления и со второй богословской работой или «Наукой и религией».

Следовательно, точка зрения архиепископа Луки по поводу «из сочинений Пирогова замалчиваемых цитат», имевших богословское значение, не являлась исключительным достоянием автора. Она распространялась им в работе «Наука и религия» доступным автору самиздатовским путем и таким образом становилась известной избранному кругу читателей.

Интересно, что жизненный путь профессора хирургии В.Ф. Войно-Ясенецкого частично повторяет основные этапы жизни и деятельности «первого хирурга России» Н.И. Пирогова.

Во-первых, оба хирурга родились в многодетных семьях, в каждой из которых было по 14 детей.

По отношению к Н.И. Пирогову этот факт давно не вызывает сомнений; он был 13-м по счету ребенком, к тому же не самым младшим.

Осенью 2010 г. наши современники - черкасские краеведы обнаружили в Государственном архиве Черкасской области (Черкассы, Украина) новый документ [1]. Он свидетельствует, что в семье, где родился В.Ф. Войно-Ясенецкий, было такое же число детей, как и в семье родителей Н.И. Пирогова.

Во-вторых, тот и другой хирурги сочетали хирургическую деятельность с научными разработками в области анестезиологии.

Н.И. Пирогов был пионером в использовании общего обезболивания в отечественной хирургии, одним из основоположников эфирного и хлороформного наркоза в нашей стране. Он выполнил второе в России оперативное вмешательство под эфирным наркозом (первая из таких операций была произведена Ф.И. Иноземцевым на неделю раньше, чем это удалось Н.И. Пирогову). Кроме того, Н.И. Пирогов испытывал действие эфирных паров на себе, а также в ходе многочисленных научных экспериментов разработал способ общего обезболивания с использованием оригинальной маски, участвовал в клинических испытаниях хлороформного наркоза, выполнил первую в мире хирургическую операцию под эфирным наркозом на передовом этапе медицинской эвакуации и многое другое.

В.Ф. Войно-Ясенецкий стал одним из пионеров в использовании местного обезболивания в отечественной хирургии, а также основоположником отечественной регионарной (проводниковой) анестезии крупных нервных стволов. Им разработаны и внедрены в клиническую практику 4 новых способа регионарной (проводниковой) анестезии крупных нервных стволов. К ним относится периневральная блокада:

- II ветви тройничного нерва в области глазницы;

- срединного нерва в нижней трети предплечья;

- седалищного нерва в месте выхода из полости таза в толщу седалищных мышц;

- заднего малоберцового нерва в нижней трети голени.

При этом оригинальный способ периневральной блокады седалищного нерва, предложенный В.Ф. Войно-Ясенецким, являлся, по всей видимости, первым в Европе среди подобных способов.

Кроме того, он считается:

- одним из пионеров в использовании новокаина в отечественной местной анестезии;

- автором первого отечественного руководства для врачей по регионарной (проводниковой) анестезии крупных нервных стволов;

- первым отечественным доктором медицины, удостоенным этой ученой степени в связи с защитой диссертации по научной проблеме регионарной (проводниковой) анестезии крупных нервных стволов.

Следует отметить, что первое отечественное руководство для врачей по регионарной (проводниковой) анестезии крупных нервных стволов, автором которого был земский врач В.Ф. Войно-Ясенецкий (1915 г.), являлось 4-м в мире и, соответственно, 3-м в Европе из всех руководств, посвященных этой научной проблеме.

Таким образом, сочетание практической хирургии с научными исследованиями в области анестезиологии имело место в деятельности как Н.И. Пирогова, так и В.Ф. Войно-Ясенецкого.

При этом «первому хирургу России» достались первые шаги на поприще общего обезболивания оперативных вмешательств (таким было его время), благодаря которым он стал одним из основоположников эфирного и хлороформного наркоза в России.

В.Ф. Войно-Ясенецкий в свою очередь принял участие в начальном этапе развития местного обезболивания хирургических операций, став основоположником отечественной регионарной (проводниковой) анестезии крупных нервных стволов.

Каждому из них был уготован собственный путь, но общее его направление совпадало. При этом деятельность «первого хирурга России» Н.И. Пирогова в области практической хирургии и анестезиологии, конечно же, являлась путеводной звездой для видного отечественного хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого.

В-третьих, по примеру Н.И. Пирогова В.Ф. Войно-Ясенецкий успешно сочетал хирургическую деятельность с практическими, научными и экспериментальными занятиями топографической анатомией, а в отдельных случаях и оперативной хирургией.

Знакомый многим образ Пирогова - это прежде всего образ хирурга и анатома (или анатома и хирурга) в одном лице. Трудно выделить главную среди этих двух специальностей, в его жизни и деятельности они неразделимы.

Интересно, что в студенческие времена врачебная наука стала привлекательной для В.Ф. Войно-Ясенецкого именно в связи с нормальной анатомией. Он испытал необыкновенное «увлечение» этим предметом, благодаря которому укрепилось желание стать врачом (сплошь и рядом бывает наоборот). Это не осталось незамеченным среди сокурсников, которые предсказали ему профессорское будущее. Отсюда стал неизбежным переход к увлечению топографической анатомией и оперативной хирургией на старших курсах медицинского факультета Киевского университета св. Владимира^[3], за которым логически последовало увлечение общей хирургией в первый же год - после окончания учебы в университете (иначе и быть не могло) [9].

В земский период жизни и деятельности В.Ф. Войно-Ясенецкого (1905-1917 гг.) его хирургическая практика сопровождается обязательными вскрытиями трупов умерших больных, которые он проводит не только с целью установления причины смерти, но и для изучения патологоанатомической картины основного и сопутствовавших ему заболеваний. При этом им лично производились зарисовки тех или иных анатомических препаратов, которые в дальнейшем использовались в качестве иллюстраций к собственным научным сообщениям [там же].

Некоторые результаты долговременных патологоанатомических исследований земского хирурга, как стало нам известно, послужили основой для нескольких новых оперативных вмешательств, которые в дальнейшем были названы именем Войно-Ясенецкого.

Кроме того, в связи с диссертационным исследованием (1908-1915 гг.), посвященным регионарной (проводниковой) анестезии крупных нервных стволов, земский врач В.Ф. Войно-Ясенецкий выполнил несколько сот топографоанатомических исследований и экспериментов на трупах на базе кафедр топографической анатомии и оперативной хирургии, а также нормальной анатомии медицинского факультета Императорского Московского университета. Научные исследования осуществлялись во время рабочего прикомандирования к кафедре госпитальной хирургической клиники в 1908-1909 гг., а также во время ежегодных отпусков, которые диссертант по собственному почину проводил на этих анатомических кафедрах.

В ташкентский период жизни и деятельности хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий был избран заведующим кафедрой топографической анатомии и оперативной хирургии на медицинском факультете вновь образованного Туркестанского государственного университета и в течение нескольких лет сочетал преподавание анатомии с практической хирургией.

На основании этого можно полагать, что пример Н.И. Пирогова, состоявший в сочетании практической хирургии с занятиями той или иной анатомией, стал определяющим в деятельности хирурга и анатома В.Ф. Войно-Ясенецкого.

В-четвертых, по примеру Н.И. Пирогова В.Ф. Войно-Ясенецкий научился объективно относиться к собственным ошибкам на хирургическом поприще, не скрывать просчеты, допущенные по неопытности или по фатальному стечению обстоятельств. Сведения об этом изложены им как в научных сообщениях, так и в нескольких ежегодных отчетах о хирургической деятельности земского периода (1909-1914 гг.). При этом он мог не единожды возвращаться к допущенной им врачебной ошибке, исходом которой стала гибель больного, чтобы не допустить в дальнейшем ее повторения в собственной или иной хирургической практике. В результате такая ошибка нередко становилась основой для разработки новой хирургической операции, позволяющей создать для оператора такие условия работы, в которых повторение этой ошибки станет невозможным.

Приведем здесь один из многочисленных примеров, свидетельствующий о пироговской точке зрения на собственные просчеты, сформировавшейся у хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого в земский период его деятельности, когда он заведовал хирургическим отделением уездной земской больницы, находившейся в Переславле-Залесском Владимирской губернии.

Из истории болезни хирургического отделения. Макар К., крестьянин села Елизарова Переславского уезда, 47 лет, «довольно крепкий и хорошо сложенный мужчина» [10, с. 55] поступил на стационарное лечение в уездную земскую больницу 27 ноября 1911 г. Из анамнеза стало известно о драке, происходившей 22 ноября, в ходе которой он упал, ударившись спиной о «низенький столбик» дорожного ограждения. При поступлении скрывал участие в драке, ссылаясь на падение с крыши дома и удар левым боком о край «заваленки». В течение 5 дней, проведенных больным на дому, «состояние его все ухудшалось, и он был послан наблюдавшим его врачом в больницу» Переславля-Залесского.

Хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий немедленно осмотрел больного при поступлении в хирургическое отделение, в результате чего был «распознан разрыв селезенки», по поводу которого было начато срочное оперативное вмешательство по жизненным показаниям. Уже при вскрытии брюшной полости путем «небольшого разреза через левую прямую мышцу живота» [10, с. 56] в ней обнаружено большое количество жидкой венозной крови. Поэтому разрез брюшной стенки был продолжен вверх до реберной дуги и дополнен поперечным разрезом, располагавшимся чуть выше пупка; «доступ к селезенке получился довольно свободный» [там же].

При ревизии органов брюшной полости в области селезенки были найдены большие и плотные кровяные сгустки, «покрытые на значительном протяжении брюшиной и очень напоминавшие куски разорванной селезенки; в общей сложности величину этих кусков можно сравнить с головкой новорожденного ребенка» [там же].

Только после удаления этих сгустков была обнаружена и выведена в рану селезенка, имевшая многочисленные разрывы капсулы.

Множественные разрывы селезенки, как известно, не ушиваются, а служат показанием к ее удалению. С этой целью на сосудистый пучок или «ножку селезенки» накладываются две так называемые лигатуры, которые потом затягиваются и завязываются узлами, чтобы предотвратить кровотечение из селезеночной артерии и селезеночных вен. В дальнейшем сосудистый пучок рассекается между двумя лигатурами, а поврежденная селезенка извлекается из брюшной полости после рассечения нескольких поддерживающих ее связок.

В данном случае привычная техника операции оказалась неприменимой. Как было установлено в последующем, один из разрывов селезенки, самый глубокий, распространялся по задней поверхности вплоть до самых ее «ворот» или места вхождения сосудистого пучка и потому был незаметен для оператора. Нельзя забывать, что со времени травматического разрыва селезенки прошло несколько дней (5), в результате чего ее ткани уже подверглись явлениям некроза. Поэтому при подведении первой лигатуры под сосудистую «ножку» поврежденной селезенки она внезапно оторвалась от ее тела и скрылась из виду между петлями тонкой кишки. «Полилась в огромном количестве венозная кровь, артериальная брызгала... струей не большей, чем на лучевой артерии» [10, с. 56], - записал В.Ф. Войно-Ясенецкий в отчете об этом оперативном вмешательстве, не скрывая и не приукрашивая обстоятельства случившегося осложнения.

Паники не было, но все-таки хирургу потребовалось несколько минут, чтобы остановить массивное кровотечение, на высоте которого пульс больного перестал прощупываться. Энергичная противошоковая терапия позволила в скором времени стабилизировать сердечную деятельность ослабленного больного.

Однако в первые сутки после операции выявилось новое осложнение в виде частого поноса кровянистой жидкостью, который не удавалось остановить никакими средствами. Предполагалось появление ишемического инфаркта поперечной ободочной кишки, «так как средняя ободочная артерия могла попасть в узел лигатуры при спешной перевязке en masse оборвавшейся ножки селезенки» [10, с. 57].

Поэтому через день после операции (29 ноября) больному проводилась диагностическая лапаротомия с целью повторного осмотра брюшной полости, в ходе которого «поперечная ободочная кишка найдена на вид нормальной...» [там же]. Вместе с тем состояние больного продолжало ухудшаться, и на шестой день после операции он скончался (3 декабря).

На вскрытии обнаружен некроз нисходящей части поперечной ободочной кишки, особенно выраженный по задней поверхности. Это объясняло неудачу диагностической лапаротомии, в ходе которой не удалось обнаружить его признаков.

Итак, роковое стечение обстоятельств, с одной стороны, и технические ошибки хирурга^[4], с другой, стали причинами трагической гибели больного К. в хирургическом отделении Переславской земской больницы. Об этом и сегодня свидетельствует один из отчетов земского врача В.Ф. Войно-Ясенецкого [8], написанный так же беспристрастно, как в свое время поступал его учитель Н.И. Пирогов [4, 5]. Такой отчет предназначался для товарищей-хирургов, которые учились на ошибках собратьев по профессии, чтобы не допустить таких же в собственной деятельности. Для автора он представлял собой исповедь в невольных прегрешениях, которых он не сумел избежать в данном случае, и вместе с тем обязательство, что повторение подобного не будет допущено.

Как осуществлялось это обязательство перед самим собой в хирургической практике В.Ф. Войно-Ясенецкого?

Мало сказать, что он запомнил этот трагический случай на всю оставшуюся жизнь, хотя именно так и было. Именно трагедия больного К. стала долговременным источником страданий земского хирурга. Она же привела его к разработке нового, собственного способа удаления селезенки. Оригинальное оперативное вмешательство, предложенное им, действительно позволяло исключить возможность осложнений, впервые встретившихся В.Ф. Войно-Ясенецкому 27 ноября 1911 г.

Понадобилось 12 лет, прежде чем в городской больнице Ташкента (1923 г.) он разработал более безопасный способ удаления селезенки, благодаря которому такое осложнение, как отрыв сосудистого пучка от тела селезенки в ходе операции, становится невозможным. Это означало, что многие годы, прошедшие после гибели больного К., видный хирург не прекращал научные поиски в этом направлении. Важно отметить, что практическое решение сложной научной задачи пришло к нему после того, как хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий принял сан священника под именем отца Валентина (1921 г.). Это был выдающийся результат в его научной деятельности. Однако сведения о таком достижении долгое время не связывались с его именем и были установлены нами только в 2007 г.

Так случилось потому, что научное сообщение хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого о новом оперативном вмешательстве было опубликовано в 1923 г. в одном из немецких хирургических журналов под названием «О перевязке сосудов при удалении селезенки» [11]. Он успел направить рукопись этой работы (в авторском переводе на немецкий язык) в далекий Лейпциг (Германия) буквально за несколько дней до первого ареста. В ней указывались не только профессорская должность автора^[5], но и высокое звание архиерея Русской православной церкви^[6], которого он удостоился в то же время.

Редактор немецкого хирургического журнала своеобразно отнесся к авторским регалиям русского хирурга, которые действительно являлись необычными. Поэтому в его интерпретации автором статьи стал «Lucas Bischof» - «Лука Епископ» (в переводе с немецкого), где первое - это имя автора, второе - фамилия. К тому же этот мало кому известный автор, по мнению редактора, значился сотрудником кафедры топографической анатомии и оперативной хирургии Туркестанского государственного университета (ТГУ), которой заведовал профессор В.Ф. Войно-Ясенецкий.

В этом научном сообщении указывалось, что в течение многих лет автор изучил многочисленные литературные источники, увидевшие свет как в России, так и за ее пределами. Когда ему не удалось найти «удовлетворительного решения... по этому вопросу... в довольно обширной литературе» [11, с. 396], он начал проводить собственные экспериментальные исследования с целью разработки нового оперативного вмешательства по удалению селезенки.

В результате хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий пришел к выводу, что легко выполнимая и вместе с тем безопасная перевязка сосудов селезенки может проводиться в том случае, если предварительно изолировать ее, разорвав руками или разрезав при необходимости связочный аппарат, с помощью которого она прикрепляется к диафрагме. После этой процедуры он предлагал переместить селезенку, ставшую подвижной, несколько правее, так, чтобы стали хорошо видны сосуды в области «селезеночных ворот». В этом положении, по мнению автора, «легко и быстро» производится перевязка сосудистого пучка селезенки и оперативное вмешательство заканчивается рассечением другой связки, находившейся между селезенкой и желудком.

Кроме безопасной перевязки сосудов, исключавшей возможность отрыва сосудистой «ножки» от тела селезенки, предложенный оригинальный способ ее удаления отличался еще одним преимуществом. Оно заключалось в выполнении единственного разреза передней брюшной стенки, проходившего по средней линии от мечевидного отростка грудины до пупка, тогда как способы других авторов обычно включали тот же и дополнительно боковой разрез.

В научном сообщении приводятся результаты не только экспериментальных исследований (на трупах), но и клинических испытаний нового способа оперативного вмешательства (5). Они показывают, что заключительный этап этой выдающейся научной работы В.Ф. Ясенецкого-Войно приходился на «последние 6 месяцев» его жизни и деятельности в качестве заведующего хирургическим отделением ташкентской городской больницы и профессора ТГУ или до первого ареста и ссылки в Туруханский край.

Интересно, что использование опытным хирургом нового способа удаления селезенки, предложенного В.Ф. Войно-Ясенецким, позволяло проводить такую операцию в считанные минуты (в лучшем случае за 10 минут). Однако это новое оперативное вмешательство не стало достоянием советской хирургии в силу известных причин.

В-пятых, в богословском труде «Наука и религия» архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) относил Н.И. Пирогова к числу тех великих ученых, «которые служат для нас авторитетом в области науки» и одновременно «могут быть для нас примером в области религии» [8, с. 72].

Здесь Н.И. Пирогов цитируется автором наряду с другими видными научными авторитетами из иностранцев, включая А. Эйнштейна, И. Ньютона, Н. Коперника и др. Это означает, что в родном отечестве как у хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого, так и у архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) не было высшего научного и духовного авторитета, кроме примера «первого хирурга России» Н.И. Пирогова.

Поэтому жизнь и хирургическая деятельность архиепископа Луки во многом отражала лучшие особенности как в профессиональной, так и в духовной деятельности его великого наставника. Эти обстоятельства дают нам право считать хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого не только единомышленником, но и одним из верных последователей Н.И. Пирогова.