Анализ литературы по изучению психического состояния лиц, совершающих убийства с последующим самоубийством или попыткой самоубийства в течение суток, выявляет наличие трех основных групп таких правонарушений — в отношении членов семьи, совершение террористического акта или массового расстрела [1]. Ни в одной из этих трех групп в качестве основного фактора риска не было идентифицировано наличие какого-либо психического расстройства, при этом при обследовании чаще выявлялись депрессии и психотические состояния. Общими значимыми факторами для совершения данных правонарушений были «расхождение социальных ролей», специфичность мотивов, злоупотребление психоактивными веществами и рискованное поведение, а для лиц, совершивших массовые расстрелы и террористические акты, также была значима роль идеологического фактора и предшествующий травматический опыт.

Исследования ауто- и гетероагрессивного поведения несовершеннолетних выявляют повышенную его частоту у лиц с депрессивными расстройствами [2], расстройствами шизофренического спектра [3], поведения [4] и нарушениями развития [5]. Так, распространенность расстройств шизофренического спектра в подростковом возрасте оценивается в 0,5—1% в популяции [6], а в выборке подростков, которые готовили массовые убийства в школе, она составила 12%; распространенность первазивных нарушений развития в популяции составляет 0,6—1%, среди подростков, планировавших нападение на школу, она составила 10% [7].

Анализ инцидентов последних лет в европейских странах выявил увеличение количества ситуаций, сочетающих элементы террористических акций и нападения на образовательные учреждения несовершеннолетними, и стирание границ между этими вариантами социально опасного поведения [8]. На сегодняшний день существует небольшое количество исследований, в которых сопоставляются эти две формы целенаправленного насилия. Показано, что обе эти категории подростков и молодых людей характеризуются склонностью к депрессии и суицидальному поведению; планируют свои действия заранее, часто осуществляют их в одиночку; источники их мотивации, как правило, находятся в большей степени в эмоциональных, социальных, чем материальных потребностях [9]. Сравнение подростков, нападавших на школы, и джихадистов показало, что они совершают акты насилия, используя определенные культурные сценарии (например, сочетание сценария «школьные расстрелы» с риторикой правых исламофобских групп), осуществляют нападение в публичных ситуациях, где жертвы выбираются не из-за личных конфликтов, а из-за их символического значения [10]. Общими психологическими характеристиками также являлись негативный детский опыт, социальная депривация и низкая самооценка; в обеих группах (школьные «стрелки» и террористы-смертники) личностные кризисы представляли собой отправную точку поворота к насилию, в основе которых лежат мотивы мести за несправедливость и приобретение славы [11].

Подростковый возраст сопровождается поиском идентичности, и этот поиск считается одной из важных движущих сил среди экстремистских групп [12]. Наличие психического заболевания само по себе не является прямым предиктором экстремизма [13], однако лица с психическими расстройствами часто используются вербовщиками экстремистских, террористических организаций и различных неокультов, реализующих противоправные деяния [14—16]. Показано, что среди подростков-»одиночек» показатели распространенности шизофрении, бредовых расстройств и расстройств аутистического спектра в сравнении с базовыми показателями в общей популяции оказываются значительно выше [17], в то время как в выборках экстремистов, склонных действовать в группах, эти показатели менее высоки [18, 19].

Почти 80% нападавших на школы имели в анамнезе суицидальные мысли или суицидальные попытки, при этом мотивом в большинстве случаев была месть, в 30% случаев — попытка привлечь внимание или стремление к признанию, еще в трети случаев — истинное намерение расстаться с жизнью [20]. Также отмечалось, что отсутствие чувства вины, низкая способность к сопереживанию и бессердечность в подростковом возрасте предсказывают проявление преступного поведения, а также инструментального насилия [21]. Некоторые из стрелков были описаны как имеющие низкий контроль гнева, отсутствие эмпатии, черты нарциссизма, а также чувство превосходства [22].

Нападение на школы, сопровождающееся идеями убийства-самоубийства, в подростковом и юношеском возрасте зачастую связано с феноменом подражания; нападающие склонны идеализировать стрелявших ранее, используют Интернет, чтобы документировать свои мысли и идеи о насилии, публиковать видео и заявления о своих намерениях [23]. Расстрелы характеризуются, как правило, тщательным планированием, «церемониальным насилием» с применением специальной одежды и оружия [24], тем самым обретая черты, схожие с террористическими действиями, и отличаются от большинства «типичных» убийств, которые представляют собой импульсивные непредумышленные действия, совершаемые маргинализированными личностями в состоянии алкогольного опьянения [25].

Цель работы — анализ особенностей ауто- и гетероагрессивного поведения у несовершеннолетних, планировавших и/или совершивших нападения на образовательные учреждения и террористические акты с публичным оправданием и пропагандой терроризма в интернет-пространстве.

Материал и методы

Обследованы 29 несовершеннолетних мужского пола 13—18 лет с социально опасным поведением, планировавших и/или совершивших нападения на образовательные учреждения (n=20), а также террористические акты, с публичным оправданием и пропагандой терроризма в интернет-пространстве, с применением оружия, убийством или покушении на убийство двух и более лиц (n=9), повергшихся в связи с привлечением их к уголовной ответственности комплексному судебному психолого-психиатрическому освидетельствованию в ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П. Сербского» Минздрава России. Средний возраст — 17 [15; 18] лет.

Критерии включения: совершение/или попытка осуществления нападения на образовательные учреждения, или террористического акта, с публичным оправданием и пропагандой терроризма в интернет-пространстве, с применением оружия, убийством или покушении на убийство двух и более лиц, и прохождение в связи с этим комплексного судебного психолого-психиатрического освидетельствования в ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П. Сербского» Минздрава России; возраст до 18 лет включительно, мужской пол.

Критерии невключения: совершение других противоправных деяний.

Исследование соответствовало всем положениям Хельсинкской декларации и было одобрено локальным этическим комитетом.

Применялись клинико-психопатологический, психологический, статистический методы. Индивидуально-психологические особенности (тревожность, обидчивость) были выявлены с помощью методик: Стандартизированный многофакторный метод исследования личности (СМИЛ) (7 шкала, интегративные показатели), опросник агрессии Басса-Перри (BPAQ-24) (шкала враждебности). Для обработки результатов исследования использована программа STATISTICA v.10.0. Распределение данных признано отличным от нормального, центральные тенденции и дисперсии количественных признаков представлены медианой (Me) и квартилями [Q25%; Q75%]. Статистическая взаимосвязь между индивидуально-психологическими особенностями исследовалась с помощью коэффициента корреляции Спирмена.

Результаты

Структура психических расстройств несовершеннолетних представлена в таблице.

Структура психических расстройств, установленных несовершеннолетним в ходе комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы, n=29

Среди психических расстройств, установленных несовершеннолетним в ходе комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы (КСППЭ), чаще других отмечались расстройства шизофренического спектра и формирующиеся расстройства личности, депрессивный эпизод и органические расстройства.

Клиническая картина расстройств шизофренического спектра у несовершеннолетних отличалась фрагментарностью, незавершенностью и изменчивостью психопатологической симптоматики. Таких подростков отличали своеобразные увлечения по типу подростковой метафизической «философической» интоксикации, идеаторные нарушения с элементами насильственности, явления психических автоматизмов, сверхценные патологические идеи отношения, бредовая интерпретация своего «особого значения», величия («я Бог»), болезненное рассуждательство относительно устройства мира, навязчивые гомицидоманические идеи, нарастание охваченности темой смерти и суицидальными намерениями, увлечение интернет-ресурсами с выраженной ауто- и гетероагрессивной тематикой.

В преморбиде отмечалось наличие шизоидных личностных черт в виде эмоциональной отгороженности, избирательности в общении, стремления к уединению, подростки испытывали значительные трудности взаимодействия со сверстниками в школах/колледжах, не имели близких друзей, подвергались насмешкам. В дальнейшем психопатологическая симптоматика дополнялась чувством измененности, «инакости», «страхом сойти с ума», нарастанием охваченности сверхценными гомицидоманическими идеями и гебоидной симптоматикой (ненависть к людям, «люди — мусор и грязь, недостойная жить», идеи реформаторства), постоянные мысли о совершении массового убийства — желание «вскрыть глотку каждому», «чувствовать ногами тепло крови», «доставать кишки людей», видеть их страдания, слышать «хруст костей»), также формирующимися на этом фоне суицидальными тенденциями. На фоне нарастающей аутизации подростки активно включались в интернет-сообщества с агрессивной и аутоагрессивной тематикой. Еще одной особенностью клинической картины являлась нарастающая апатическая симптоматика (отмечает у себя «сильную лень», частые периоды, когда «ничего не хочется делать»), проблемы с выражением и пониманием эмоций (непонимании чувств матери, «почти не испытываю эмоции», на вопрос об отношении к погибшим из-за стрельбы детям отвечал «ничего не чувствую»). Манифестация эндогенного расстройства нередко случалась на фоне психотравмирующих ситуаций (гибель близкого друга, конфликтная ситуация в семье или школе и т.п.).

Анализ мотивации осуществления сочетанного гетеро- и аутоагрессивных действий несовершеннолетних позволяет предположить, что для лиц с расстройствами шизофренического спектра со сверхценными образованиями, возникающее суицидальное намерение усиливалось/дополнялось замыслом совершить агрессивный поступок. Так, подросток 16 лет, после совершения двух суицидальных попыток, на фоне формирующейся шизоаффективной симптоматики осуществляет нападение на школу. При проведении экспертного исследования причину противоправного деяния с планированием убийства своих одноклассников пояснил тем, что у него «просто не было бы другого выхода, после чего я точно покончил бы с собой». Как правило, гомицидоманические сверхценные идеи не имели адресной направленности, и были обращены к социуму в целом: «Лучше этих социально гниющих тварей сразу убить и сделать суицид, чем сделать только суицид».

Возможность объединения в исследовательскую группу лиц, совершивших террористические действия и нападения на образовательные организации, определяется, помимо упомянутых выше общих черт, также фактом увлечения в целом разными направлениями деструктивного контента. Так, в личном деле несовершеннолетнего К., 17 лет, были отражены данные о его запросах о том, как сделать взрывчатые вещества, информации о терактах, в т.ч. и нападении на учебные заведения, биографии лиц, совершивших теракты, изображения людей различных национальностей, сведения о количестве мигрантов в стране и т.п. В своем дневнике К. записывал цитаты из священного писания, рисовал схемы различных церковных строений, описывал проблемы теории Фрейда о Боге, теории эволюции, определения «гомицидомания», «неонацизм», отмечал людей, которые требуют наказания: «Мухмуд, Неджат и т.д… Вы меня все довели! Меня начинают все раздражать…бесить… Я устал. Я не хочу больше прогибаться под родителей. Я всех убью!!!». На наш взгляд, реализация характера социально опасного поведения таких подростков может определяться влиянием или целенаправленной «обработкой» их «ловцами душ» в интернет-пространстве [26].

Формирование личностной патологии у несовершеннолетних характеризовалось крайней мозаичностью клинической картины, сочетанием с нозологически нейтральной кризовой симптоматикой и делинквентными формами поведения, что указывало на смешанные типы личностной патологии. Отличительной особенностью подростков этой группы были сложные взаимоотношения со сверстниками, непопулярность в школьной среде, отсутствие защиты и поддержки со стороны родителей и педагогов. Как результат, например, велся специальный дневник, где отражались поступки обидчиков либо составлялся список «неприятных» людей с разработкой «плана мести», которыми подростки делились в Интернете с такими же «изгоями», испытывающими подобного рода переживания.

Лица из ближайшего окружения (педагоги, сверстники, знакомые) нередко отмечали постепенно нарастающие изменения в поведении несовершеннолетних, их настроении, учебной деятельности (сужение круга общения, замкнутость, увлечения специфическим интернет-контентом — темами насилия, оружия; террористическими, «Колумбайн»¹ и/или подобными сообществами, снижение интереса к учебе, изменения во внешности и т.п.), которые развивались за 1—1,5 года до совершения социально опасного деяния. Это происходило, как правило, на фоне субъективно нарастающего ощущения отчужденности, непонимания, отвержения, травли (иногда имевшейся в реальности, а иногда и являющейся результатом искаженного восприятия подростком его социального взаимодействия). Результатом является формирование крайне значимых для личности сверхценных идей («мести», «очищения мира …от биомусора, социальногниющих тварей... и т.п.»). С нарастающим внутренним напряжением подросток пытается справиться, как правило, дезадаптивными поведенческими и когнитивными стратегиями, что выражается формированием гиперкомпенсаторных гетероагрессивных действий и аутоагрессивных намерений.

В процессе экспертной оценки эти несовершеннолетние пытались демонстрировать социально приемлемые образцы поведения, контролировать себя, но обсуждения основной идеи, особенно когда подросток воспринимал сказанное ему как критику или оспаривание, выявляло склонность к враждебности, гневу и деструкции.

Клиническая картина органического психического расстройства отличалась различного рода проявлениями органического синдрома, сочетающимися с конфликтностью, проблемами в межличностных отношениях, колебаниями самооценки, склонностью ожидать негативного отношения со стороны окружающих и враждебностью к ним. Низкий уровень эмпатии, слабая эмоциональная чувствительность к окружающим, аффективная неустойчивость, замкнутость сочетались со своеобразием интересов и смыслов, фиксацией на теме агрессии, жестокости, склонности к фантазированию на эти темы.

Ауто- и гетероагрессивные тенденции у таких лиц также формировались сочетанно («1—1,5 года назад появилось желание убить кого-то, а затем себя», «хотел убить много людей, а потом себя»), усугублялись на фоне употребления алкогольных напитков. При этом в целом формирующиеся сверхценные идеи не отличались масштабностью, фокусировались вокруг сугубо личных мотивов («меня никто не понимал, все только посмеивались», «считал себя никому не нужным, не хотелось жить, постоянно думал, чтобы убить своих обидчиков»). Центрируясь на «обидах», нанесенных конкретными сверстниками, в ситуации совершения нападения на школу в качестве жертв подростки сознательно выбирали детей начальных классов, поскольку «малолетки не окажут сопротивления, смогу больше человек убить». Так, один из несовершеннолетних причину такого выбора жертв пояснял: «Всегда хотелось что-то сделать детям, маленьким, как можно меньше», «Иногда стоял у детского сада и наблюдал за детьми, хотелось посмотреть, как будет литься кровь». О последствиях своих действий этот подросток «не думал, так как собирался совершить самоубийство».

Для части несовершеннолетних с органическими расстройствами суицид также предполагался как «финал» гетероагрессивного деяния. Так, один из подростков сообщал, что за год до этого «уже хотел совершить самоубийство, воткнуть нож в шею, но испугался и не смог», а в процессе нападения на школу, и нанесения ножевых ранений детям, обливал бензином и поджигал класс, у него постоянно «крутилась мысль, как быстро умереть». Однако когда появилось пламя, и пошел черный дым, то «почему-то» выбежал из класса, спускаясь по лестнице, понял, что «здесь он точно сможет умереть», канцелярским ножом стал наносить себе порезы в области шеи. Сообщал, что когда очнулся, то «очень пожалел, что не умер».

В целом, в исследуемой группе 64% несовершеннолетних демонстрировали те или иные проявления суицидального поведения — суицидальных мысли/планы /попытки. Результаты анализа ауто- и гетероагрессивного поведения исследуемых свидетельствуют, что все подростки в течение достаточно длительного времени увлекались просмотром деструктивного контента. Подростки, совершившие нападение/попытку нападения на образовательные организации, демонстрировали приверженность субкультуре «Колумбайн» — как внешне (используя внешнюю атрибутику нападавших), так и поведенчески — регулярно просматривали видеоролики о массовом убийстве в школе, обсуждали «Эрика и Дилана», вели в социальных сетях переписку, содержащую агрессивные и суицидальные высказывания, обсуждение плана захвата школы, фотографии, посвященные массовым убийствам в школах и колледжах. Для части этих подростков было характерно сопереживание и одобрение не только «школьным стрелкам» («даже начал сопереживать стрелку»; обнаружил с ним «внешнее сходство», начал искать информацию о биографии, взглядах, деянии, в результате чего понял, что «мы близки по духу», «они красиво все сделали…»), но и к сайтам террористической и экстремистской направленности (смотрел документальные фильмы про террористические акты, кто-то из террористов даже был кумиром).

Подростки, совершившие экстремистские и террористические деяния являлись приверженцами идей национализма, размещали в социальных сетях посты, содержащие признаки оправдания идеологии и практики насилия и террора, террористической и экстремистской деятельности, совершения насильственных действий.

Изучение взаимосвязей между индивидуально-психологическими особенностями подростков с социально опасным поведением и суицидальными намерениями с помощью коэффициента корреляции Спирмена показало наличие связи высокой степени значимости (r=0,88) между суицидальными высказываниями и увлечением сайтами деструктивной направленности, оправдывающими или пропагандирующими совершение противоправных действий («Колумбайн», сайты террористических организаций). Помимо этого, выявлены корреляционные связи средней степени значимости между увлечением подобным деструктивным контентом и такими психологическими характеристиками, как тревожность (r=0,53) и обидчивость (r=0,59). Данные факты демонстрирует особенности взаимодействия подростков в социальной среде, когда внутренняя изолированность, неумение строить адекватные социальные связи создают почву для развития сверхценных идей, подпитываемых содержанием сайтов соответствующей направленности, что приводит к непродуктивным/деструктивным формам поведения.

Обсуждение

Основными формами психических расстройств, выявленных в рамках КСППЭ, у несовершеннолетних, которые планировали и/или совершили нападения на образовательные учреждения, террористические акты с публичным оправданием и пропагандой терроризма в интернет-пространстве, с применением оружия, убийством или покушением на убийство двух и более лиц, являлись расстройства шизофренического спектра, формирующиеся расстройства личности, депрессивный эпизод и органическая патология. Анализ анамнестических данных и/или клиническое обследование выявили увлечения подэкспертным контентом, который может быть отнесен к категории «деструктивный».

Наши наблюдения сопоставимы с данными современных зарубежных исследований. Так, один из последних систематических обзоров описывает ранее в достаточной мере не освещавшийся аспект проблемы — наличие у лиц, совершающих массовые расстрелы и террористические действия с последующим суицидом, чувства индивидуальной и/или социокультурной изоляции [1]. Характеризуя исследуемую нами выборку, стоит отметить, что межличностное взаимодействие со сверстниками воспринимается подростками как проблемное и/или исключающее. Изоляция от сообщества нередко сопровождается сильной потребностью в общественном признании, что, в свою очередь, стимулирует поиск новых социальных групп, которые одобряют формирующиеся убеждения об угрозах личной неприкосновенности и разделяют/поощряют мотивы «возмездия».

У большинства подростков, совершивших или готовящих нападение на образовательные организации, выявлялась определенная фиксация на предыдущих обидах, унижениях со стороны сверстников и учителей, в то время как подростков, совершивших или подготавливающих террористическую деятельность, ориентация на идеологические контексты играла компенсаторную, структурирующую и смыслоатрибутивную роль.

Буллинг признан актуальной социальной проблемой, при этом неоднократно подчеркивалось, что жертвы издевательств, особенно при наличии психопатологической симптоматики, имеют более высокий суицидальный риск и риск совершения преступлений, чем подростки, не вовлеченные в травлю [27]. В нашей выборке не во всех случаях наблюдений удалось выявить объективные факты, подтверждающие сообщения несовершеннолетних о травле/издевательствах. Вероятно, в некоторых случаях важным является даже не столько факт обид/отвержения/насилия/унижения со стороны окружающих, сколько искаженное восприятие подростком его социального взаимодействия в силу имеющихся когнитивных особенностей, психопатологических проявлений и своеобразия личностных характеристик, что в конечном итоге формирует индивидуальную сверхценную реакцию ненависти и потребность в мести. Показано, что субъективный опыт виктимизации может влиять на эмоциональный и поведенческий баланс человека даже в большей степени, чем реальный характер взаимодействий [28].

Общим фактором является несоответствие между реальным и идеальным «Я», что приводит к накоплению внутреннего напряжения. При этом для того, чтобы справиться с ним, подростки в силу индивидуальных особенностей и/или имеющегося психического заболевания прибегают к экстремальным стратегиям совладания. Обиды и накапливающееся напряжение в ситуации отсутствия сдерживающих связей (теплых семейных и дружеских отношений) определяют внутреннюю «готовность» для иных идеологических контекстов и альтернативных мировоззрений. «Последней каплей» становится очередное реальное или воображаемое психотравмирующее событие, после которого наступает этап планирования и реализации ауто- и гетероагрессивного поступка.

Складывающаяся негативная психическая напряженность, как правило, связана с высоким уровнем тревоги. Стремление к снижению тревоги может объяснять появление гетероагрессивных тенденций (как возможность почувствовать себя сильным на какое-то время) и аутоагрессивности, отражающей негативные переживания, связанные с комплексом неполноценности. Попытки снизить тревогу, рационализировать, объяснить и оправдать свою агрессивность находят отражение в формировании сверхценных идей и отстаивание их правоты [29].

Заключение

Проведенное исследование позволило определить структуру психических расстройств у несовершеннолетних с ауто- и гетероагрессивным криминальным поведением, подвергшихся комплексному судебному психолого-психиатрическому освидетельствованию в связи с привлечением их к уголовной ответственности. В клинической картине психических расстройств доминировали разнообразные навязчивые/сверхценные гомицидоманические идеи, нарушения межличностного взаимодействия, ощущения отчужденности/отвержения, нарастание охваченности темой смерти и суицидальными намерениями, увлечение интернет-ресурсами с выраженной ауто- и гетероагрессивной тематикой. Показано особое десоциализирующееся влияние на несовершеннолетних деструктивного контента, провоцирующего психически и психологически незрелых подростков к реализации деструктивных поведенческих паттернов.

Учащение случаев вовлечения несовершеннолетних в совершение противоправных действий террористической/экстремисткой направленности требует разработки комплексных стратегий профилактики и превенции, однако на данный момент как в отечественной, так и в зарубежной литературе отсутствуют конкретные руководства и основанные на фактических данных алгоритмы межведомственного взаимодействия в этом направлении.

Исследование проведено в рамках выполнения государственного задания №056-00037-23-00 «Разработка комплексных моделей клинико-психологической диагностики, экспертизы, профилактики, межведомственного взаимодействия при работе с детьми и подростками в контексте преступлений, совершенных в информационной среде и киберпространстве».

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

¹Террористическая организация, запрещенная в России.