Паневин Т.С.

ФГБНУ «Научно-исследовательский институт ревматологии им. В.А. Насоновой» Минобрнауки России

Юренева С.В.

ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр акушерства, гинекологии и перинатологии им. акад. В.И. Кулакова» Минздрава России

Зоткин Е.Г.

ФГБНУ «Научно-исследовательский институт ревматологии им. В.А. Насоновой» Минобрнауки России

Кошелева Н.М.

ФГБНУ «Научно-исследовательский институт ревматологии им. В.А. Насоновой» Минобрнауки России

Менопаузальная гормонотерапия при ревматоидном артрите

Авторы:

Паневин Т.С., Юренева С.В., Зоткин Е.Г., Кошелева Н.М.

Подробнее об авторах

Журнал: Проблемы репродукции. 2022;28(1): 149‑158

Прочитано: 9027 раз


Как цитировать:

Паневин Т.С., Юренева С.В., Зоткин Е.Г., Кошелева Н.М. Менопаузальная гормонотерапия при ревматоидном артрите. Проблемы репродукции. 2022;28(1):149‑158.
Panevin TS, Yureneva SV, Zotkin EG, Kosheleva NM. Menopausal hormone therapy in rheumatoid arthritis. Russian Journal of Human Reproduction. 2022;28(1):149‑158. (In Russ.)
https://doi.org/10.17116/repro202228011149

Рекомендуем статьи по данной теме:

Введение

Ревматоидный артрит (РА) является хроническим воспалительным заболеванием суставов аутоиммунного генеза, которое поражает 0,5—2% взрослого населения и примерно в 2—4 раза чаще встречается у женщин [1]. Более высокая частота РА отмечается у женщин всех возрастных групп, пик дебюта наблюдается в 40—55 лет, что обычно соответствует периоду менопаузального перехода и ранней постменопаузы [2], а распространенность заболевания после 60 лет достигает 2—2,7% [3]. Систематический анализ исследования GBD 2017 (Global Burden of Disease study) показал, что максимальное число женщин с РА приходится на возрастной период от 45 до 70 лет, а пик распространенности на 100 тыс. человек достигается в возрастном периоде 70—74 года [4]. При этом средний возраст появления первых клинических симптомов составляет 45 лет, что относительно позже, чем при многих других аутоиммунных заболеваниях. Это позволяет предполагать возможную роль эстрогенов и их дефицита в патогенезе данного заболевания. РА отрицательно влияет на качество жизни пациентов и на продолжительность репродуктивного периода, отмечен более ранний возраст естественной менопаузы у женщин с РА [5]. Кроме того, женщины с РА в постменопаузе имеют больший риск общей смертности и меньшую продолжительность жизни по сравнению с женщинами без РА [6].

Менопаузальная гормональная терапия (МГТ) является признанным методом коррекции климактерических нарушений, однако в настоящее время данная группа препаратов назначается неоправданно мало даже при наличии соответствующих показаний, что, вероятно, связано с гормонофобией со стороны пациенток, а также в целом с недостаточной информированностью практикующих врачей о показаниях и противопоказаниях к МГТ. В то же время наличие аутоиммунного ревматического заболевания может склонить чашу весов в сторону назначения негормональной коррекции без реальных на то оснований, таким образом, будут упущены вероятные благоприятные метаболические эффекты МГТ, а также ее положительное влияние на течение ревматических заболеваний.

Цель настоящего обзора — анализ имеющихся к настоящему времени данных относительно преждевременной менопаузы при ревматических заболеваниях, а также о влиянии МГТ на риск развития и течение одного из самых распространенных ревматических заболеваний — РА.

Ревматические заболевания и преждевременная недостаточность яичников

Преждевременная недостаточность яичников (ПНЯ) встречается в 1% случаев и характеризуется первичной или вторичной аменореей в возрасте до 40 лет, гипоэстрогенией и повышенным уровнем гонадотропинов в сыворотке крови [7]. Отмечено, что до 30% случаев ПНЯ сопровождаются наличием экстрагенитальных аутоиммунных заболеваний, таких как аутоиммунный тиреоидит, болезнь Аддисона, системная красная волчанка (СКВ), синдром Шегрена (СШ) и аутоиммунный полигландулярный синдром. У женщин с ПНЯ также могут наблюдаться повышенные сывороточные уровни анти-Jo1 антител, выявляемые при полимиозите и системных заболеваниях соединительной ткани, а также к протеиназе-3, выявляемые при системных васкулитах [8—10].

Следует отметить, что у пациенток с ПНЯ могут быть обнаружены и неорганоспецифические антитела, что показано в небольшом исследовании M.H. Mignot и соавт. с включением 24 женщин. Положительные антинуклеарные антитела обнаружены у 42% участниц, антитела против ДНК — у 25%, ревматоидный фактор (РФ) — у 41% и антитела к гладкой мускулатуре — у 53% соответственно. В целом 92% пациенток имели один или несколько типов аутоантител без соответствующих клинических признаков аутоиммунного заболевания [11]. Влияние ревматических заболеваний на риск развития ПНЯ у женщин изучено в нескольких исследованиях. В одно из них включены 52 женщины с ПНЯ. У 48 обследованных выявлена вторичная ПНЯ, и 40,4% (n=21) женщин имели хотя бы одно аутоиммунное заболевание. У 17 человек с ПНЯ выявлен аутоиммунный тиреоидит, 2 женщины страдали РА, 2 женщины — псориатическим артритом и 2 женщины — СКВ [12].

Одним из главных индикаторов, отражающих состояние овариального резерва и прогноз наступления менопаузы, является антимюллеров гормон (АМГ), который относится к семейству трансформирующих факторов роста (ТФР-β) и продуцируется клетками гранулезы в фолликулах на ранней стадии развития, а его уровень имеет относительно постоянные значения вне зависимости от фазы менструального цикла. В исследовании с участием 24 женщин (средний возраст 34,1±5,1 года) с СШ и 25 здоровых отмечено, что в группе СШ уровень АМГ и число антральных фолликулов были ниже (p=0,001), а уровень лютеинизирующего гормона (ЛГ) выше (p=0,019), хотя уровни фолликулостимулирующего гормона (ФСГ) и пролактина не имели статистически значимых межгрупповых различий [13]. Ретроспективное исследование, в котором обследовали 37 женщин с СШ на наличие антиовариальных антител (ELISA; на овариальных тканях крупного рогатого скота), показало, что 27% (n=10) имели антитела (у здоровых женщин контрольной группы антитела отсутствовали). Антитела были специфичными против клеток гранулезы и теки, а также эндотелия и фибробластов желтого тела [14].

При обследовании пациенток с РА (33 человека), спондилоартритами (32 человека), болезнью Бехчета (30 человек) со средней продолжительностью заболевания 6—7 лет без анамнеза использования цитостатиков у женщин всех трех групп отмечены более низкие показатели АМГ по сравнению со здоровыми контрольной группы. Наличие HLA-B27 ассоциировано с меньшими показателями АМГ, в то время как HLA-B51, РФ и антитела к циклическому цитруллинированному пептиду (АЦЦП) не оказывали такого влияния [15]. Еще в одной работе исследован уровень АМГ у 72 женщин с недавним началом РА в возрасте 18—42 лет (и у 509 здоровых женщин группы контроля). Уровень АМГ статистически значимо не отличался от показателей у женщин группы контроля и не показал связи с РФ, АЦЦП, С-реактивным белком, эрозиями и индексом активности DAS-28. Применение метотрексата не оказывало влияния на уровень АМГ [16].

У 209 женщин с РА из когорты PARA, средний возраст которых составлял 32,1±3,9 года (45% были субфертильными), медиана уровня АМГ была статистически значимо (p<0,001) ниже по сравнению с таковой у здоровых контрольной группы и составила 2,5 (1,5; 4,6) нг/л. Уровень АМГ отрицательно коррелировал с АЦЦП (p=0,009) [17]. В исследовании A.M. Eudy и соавт. женщины с РА (n=75, средний возраст 32 года, средняя продолжительность РА 9,1±8,4 года) имели статистически значимо более низкий уровень АМГ по сравнению со здоровыми (n=75) (–1,05; 95% ДИ 1,09; –0,005). Применение метотрексата при РА также ассоциировано с более низкими показателями АМГ, однако различия между группами были статистически незначимыми (p=0,08) [18].

В другом исследовании сравнивали женщин с РА с ранней и своевременной менопаузой (n=534, из них ранняя менопауза у 93, средний возраст наступления менопаузы 38,5±6,5 года — для подгруппы с ранней менопаузой). При ранней менопаузе отмечены статистически значимо более высокие показатели боли по визуальной аналоговой шкале и снижения качества жизни (patient’s global and scores). Отмечалась более частая серопозитивность РА (ОШ 2,2; 95% ДИ 1,3—3,8). Женщины с ранней менопаузой статистически значимо чаще курили (33,3% по сравнению с 20,9%, p=0,01) и использовали МГТ (21,1% по сравнению с 8,4%, p<0,001). Не было различий в уровне боли по визуальной аналоговой шкале) и длительности симптомов РА у женщин с РА с ранней и своевременной менопаузой [19].

Согласно рекомендациям Американской коллегии ревматологов (ACR) и Европейской антиревматической лиги (EULAR), метотрексат является одним из наиболее эффективных базисных препаратов для лечения РА, он обладает относительно низкой токсичностью и хорошей переносимостью [20, 21].

Высокие дозы метотрексата, обычно используемые в рамках химиотерапии онкологических заболеваний, увеличивают риск развития тяжелых токсических эффектов, включая нарушение функции яичников [22]. Схожие результаты получены и при использовании высоких доз метотрексата при СКВ [23], однако при использовании в малых дозах в течение ограниченного времени метотрексат безопасен для овариального резерва [16].

Таким образом, основной причиной ПНЯ может быть аутоиммунный компонент, характеризующийся выработкой антител, специфичных к ткани яичника, возможно перекрестное взаимодействие с тканью яичника антител, характерных для ревматических заболеваний, а также имеет значение терапия цитостатиками в анамнезе.

Репродуктивный статус женщины и риск развития ревматоидного артрита

Большинство женщин в своей жизни переживают три периода существенных эндогенных гормональных сдвигов: беременность, послеродовой период и постменопауза. До 60% пациенток с РА отмечают частичную или полную ремиссию заболевания во время беременности [24], в то время как дебют РА во время беременности маловероятен. В то же время характерно обострение заболевания в послеродовом периоде, а также повышенный риск дебюта РА (ОШ в первые 3 мес после родов 5,6; 95% ДИ 1,8—17,6) [25]. Причины послеродового обострения РА в контексте связи с уровнем половых гормонов в настоящее время противоречивы и могут включать в себя стремительное снижение уровня эстрогенов, прогестерона или увеличение уровня пролактина, сохраняющееся при грудном вскармливании.

Предполагается, что влияние эстрогенов на иммунную систему зависит от их концентрации. Эстрадиол в высоких дозах подавляет выработку провоспалительных цитокинов, таких как фактор некроза опухоли α (ФНОα), интерлейкины 1β и 6 (ИЛ-1β и ИЛ-6), а также стимулирует Th2-ответ, активируя регуляторные Т-клетки, обусловливая противовоспалительный эффект [26]. Кроме того, эстрогены подавляют функцию нейтрофилов, активность NK-клеток, моноцитов [27]. Снижение активности заболевания, наблюдаемое во время беременности, соотносится с увеличением уровня противовоспалительного ИЛ-10, концентрация которого снижается в послеродовом периоде [28]. Низкий уровень эстрадиола может стимулировать продукцию провоспалительных цитокинов [29], а также способствовать дифференцировке Т-клеток Th1-популяции, которые играют важную роль в патогенезе РА [30]. Прогестерон, предположительно, также имеет иммуномодулирующий эффект, который отличается от такового у эстрогенов и андрогенов, ингибируя Т-хелперы Th1 и Th17 [31]. Соответственно, стремительное снижение уровня прогестерона в послеродовом периоде может обусловливать обострение или дебют РА [32].

Роль пролактина в данном контексте неоднозначна. Отмечено, что грудное вскармливание увеличивает риск развития РА [33], что может быть обусловлено иммуномодулирующим эффектом. Связь между геном пролактина обнаруживается на коротком плече хромосомы 6, рядом с областью HLA. J.H. Barrett и соавт. предположили, что грудное вскармливание является фактором риска более тяжелого воспалительного полиартрита в небольшой группе генетически предрасположенных женщин, основываясь на связи между аллелями HLA-DRB1 и геном пролактина на хромосоме 6: у женщин, кормивших грудью после первой беременности, через 6 мес после родов болезнь протекала тяжелее, чем у тех, кто использовал искусственное вскармливание [34]. Другие исследования показали, что грудное вскармливание длительностью более 12 мес связано со значимым снижением риска развития РА [35, 36]. Отсутствие родов в анамнезе также рассматривается как фактор риска развития РА [37].

Возраст наступления менопаузы может быть связан с дебютом РА. Ретроспективное исследование «случай — контроль» (РА, n=136, медиана длительности РА 5,5 года) на основе шведского исследования MDCS показало, что ранняя менопауза (в возрасте 45 и менее лет) являлась независимым фактором риска развития серонегативного РА после поправки на курение, уровень образования и длительность грудного вскармливания (ОШ 1,92; 95% ДИ 1,02—3,64). Для серопозитивного РА получены схожие, но статистически незначимые тенденции [35]. Вторичный анализ исследования NHANES III с включением 182 пациенток с РА также показал, что преждевременная менопауза ассоциирована с бóльшим шансом развития РА (ОШ 2,53; 95% ДИ 1,41—4,53) [38].

В ретроспективном исследовании, проведенном T. Banas и соавт. (749 женщин с РА в постменопаузе, из них у 342 диагноз РА установлен в пременопаузальном периоде, у 407 — в постменопаузе, а также 418 здоровых женщин группы контроля), показано, что женщины с пременопаузальным началом РА имели более молодой возраст дебюта менопаузы (48,7±3,87 года) по сравнению со здоровыми женщинами (51,2±3,07 года; p<0,001) или с дебютом РА в постменопаузе (49,99±2,47 года; p<0,001). Отмечено также более раннее развитие менопаузы даже при дебюте РА в постменопаузе по сравнению со здоровыми женщинами (p<0,012). Возраст наступления менопаузы положительно коррелировал с возрастом диагностирования РА (R=0,51; p<0,001) у женщин с пременопаузальным началом РА, но не зависел от возраста менархе, количества беременностей или терапии метотрексатом (15—25 мг/нед). При дебюте РА в возрасте до 35 лет риск преждевременной менопаузы был в 9 раз выше (отношение рисков (ОР) 9,2; 95% ДИ 1,8—46,9; p=0,008 и ОШ 9,541; 95% ДИ 1,8—49,8; p=0,008), чем у здоровых женщин, и не выявлен при дебюте РА в возрасте старше 35 лет или у женщин с дебютом РА в постменопаузе [39]. Однако результаты данного исследования основаны на данных анамнеза пациенток без учета гормональных и иммунологических показателей крови. Схожие результаты получены в исследованиях пациенток с сахарным диабетом 1-го типа, где только ранний возраст дебюта заболевания (менее 20 лет) ассоциировался со статистически значимым риском развития ранней менопаузы [40, 41].

В ретроспективном исследовании с включением 134 пациенток с РА средний возраст на момент установления диагноза составлял 63,4 года, а длительность РА — 10,1±3,5 года. Выявлено, что 71,2% женщин оказались позитивными по РФ. Проведение кластерного анализа показало, что ранняя менопауза ассоциировалась с РФ-негативным фенотипом с мягким/умеренным течением [42]. L.A. Merlino и соавт. обнаружили, что у женщин, достигших менопаузы в возрасте до 51 года, снижен риск (скорректированное ОР 0,64; 95% ДИ 0,41—1,00) развития РА по сравнению с женщинами, у которых менопауза наступила в возрасте до 45 лет [43].

C. Bengtsson и соавт. проанализировали данные проспективных исследований оценки здоровья медицинских сестер NHS (n=120 700; 30—55 лет) и NHS II (n=120 700; 25—42 лет). У женщин в постменопаузе риск развития серонегативного РА был вдвое выше, чем у женщин в пременопаузе (объединенное ОР 2,1; 95% ДИ 1,4—3,0). Естественная менопауза в возрасте до 44 лет включительно связана с самым высоким риском развития серонегативного РА (общий риск 2,4; 95% ДИ 1,5—4,0). Ни один из периодов наступления менопаузы не был статистически значимо связан с серопозитивным РА [44]. В исследовании «случай — контроль» показано, что ранняя менопауза защищала от развития РА [45]. Основной трудностью получения статистически значимых результатов в таких исследованиях может являться систематическая ошибка воспоминаний. Отмечено, что большинство женщин могли указать возраст наступления менопаузы с точностью до 1 года, но эта точность снижалась с увеличением длительности постменопаузы. Кроме того, женщины, у которых менопауза наступила до 45 лет, могут переоценивать возраст наступления менопаузы через длительный промежуток времени [46]. В южнокорейском когортном исследовании с включением 1,36 млн женщин в постменопаузе, среди которых более чем за 8 лет наблюдения выявлено 6056 случаев серопозитивного РА, отмечено, что применение МГТ более 5 лет ассоциировалось с повышенным риском развития серопозитивного РА по сравнению с теми, кто никогда не принимал МГТ (ОР 1,25; 95% ДИ 1,09—1,44) [47].

Данные о взаимосвязи между приемом комбинированных оральных контрацептивов (КОК) и РА противоречивы. Предполагается, что их прием не провоцирует дебют РА, но улучшает течение. Показано, что использование КОК связано с более легким течением РА [48]. C. Jorgensen и соавт. обнаружили, что КОК одновременно снижает риск развития РА и ассоциируется с фенотипом с умеренным течением у тех лиц, у которых РА развился [49]. P. Brennan и соавт. не подтвердили защитный эффект текущего использования КОК при РА [50]. В исследовании «случай — контроль» (228 женщин с РА и 302 женщины с остеоартритом или «ревматизмом мягких тканей») ОР развития РА на фоне приема КОК составило 0,42 (95% ДИ 0,27—0,65) для пациенток, которые когда-либо принимали КОК, и 0,40 (95% ДИ 0,28—0,75) для текущего приема КОК [51]. Однако в южнокорейском поперечном исследовании на основе KNHANES показано, что у женщин с естественной постменопаузой применение КОК статистически значимо ассоциировалось с развитием РА (ОШ 1,25; 95% ДИ 1,01—1,51; p=0,04), а применение МГТ статистически незначимо ассоциировалось с меньшей распространенностью РА (ОШ 0,80; 95% ДИ 0,62—1,04; p=0,09) [52]. Диагноз РА устанавливали либо со слов пациента, либо на основании повышенного уровня АЦЦП. В ретроспективном исследовании (n=445) показан протективный эффект КОК в отношении риска развития РА (ОШ 0,56; 95% ДИ 0,34—0,94) [53]. Проведенные в последующем метаанализы не дали однозначных результатов. Возможный протективный эффект КОК может быть объяснен противовоспалительным эффектом высоких доз эстрогенов, а также ингибированием остеорезорбции [54, 55].

Большинство проведенных исследований не продемонстрировали четкой связи между МГТ и риском развития РА. Так, в анализе известного исследования WHI (n=27 347; 105 случаев РА) влияния монотерапии эстрогенами (средняя длительность терапии 7,1 года) или комбинированной эстроген-гестагеновой терапии (в среднем 5,6 года) отмечено статистически незначимое снижение риска развития РА (ОР 0,74; 95% ДИ 0,51—1,10) [56]. Однако существовала тенденция к увеличению этой разницы уже на второй год приема МГТ, и разница увеличивалась в дальнейшем и была более выраженной для монотерапии эстрогенами. Распространенность РА в исследовании оказалась примерно в 2 раза меньшей по сравнению с общепопуляционной, что, возможно, обусловлено исключением пациенток, принимавших глюкокортикоиды, трендом к набору в клинические исследования более здоровых женщин, а также тем, что пациентки с РА могли ранее принимать МГТ для профилактики остеопороза. В анализе на основе шведского популяционного эпидемиологического исследования EIRA (527 женщин с РА и 1057 здоровых женщин) показано, что текущее применение комбинированной МГТ, но не монотерапии эстрогенами способствовало снижению риска развития АЦЦП-позитивного РА: ОШ 0,6 (95% ДИ 0,3—0,9), наиболее выраженное в группе 50—59 лет [57]. Еще в одном исследовании использование МГТ обеспечивало четырехкратное снижение риска развития РА (ОШ 0,22; 95% ДИ 0,07—0,66) вне зависимости от длительности приема [58]. Отмечено, что применение МГТ снижает риск развития РА у женщин с ранним артритом при наличии HLA-DRB1 *01 и/или *04 аллелей (ОШ 1,88; 95% ДИ 1,32—2,68; p<0,000), вероятно за счет уменьшения АЦЦП-позитивности (ОШ 0,43; 95% ДИ 0,24—0,77; p<0,006) [59].

В вышеупомянутом анализе C. Bengtsson и соавт. не отмечено связи между использованием МГТ и риском развития серонегативного или серопозитивного РА, за исключением того, что использование МГТ 8 и более лет связано с повышенным риском развития серопозитивного РА (объединенное ОР 1,4; 95% ДИ 1,1—1,9), однако в исследовании NHS II данное увеличение риска было статистически незначимым (1,2; 95% ДИ 0,6—2,2) [44]. В поперечном южнокорейском исследовании на основе KNHANES применение МГТ статистически незначимо ассоциировано с меньшей распространенностью РА (ОШ 0,80; 95% ДИ 0,62—1,04; p=0,09) [52]. Результаты других исследований также не показали статистически значимого увеличения или уменьшения риска развития РА при применении МГТ [60, 61].

Исследование риска развития сердечно-сосудистой патологии проведено у 600 женщин с РА, из них у 79 с ранней менопаузой выявлен более высокий риск (ОР 1,59; 95% ДИ 1,08—2,26). Ранняя менопауза ассоциирована с развитием РА (хотя и с медленно прогрессирующим течением). Средний возраст раннего наступления менопаузы составил 40,9±5,0 года. Наличие ранней менопаузы ассоциировано со статистически значимо более частым выявлением ревматоидных узелков в первый год наблюдения (24% по сравнению с 13%). Пациентки с ранней менопаузой статистически значимо более часто принимали МГТ в постменопаузе до развития РА [62].

Таким образом, в большинстве исследований продемонстрировано, что ранняя и преждевременная менопауза увеличивает риск развития РА, хотя, возможно, и ассоциируется с более мягким течением. Возможной причиной увеличения риска развития РА может быть дефицит эстрогенов, недостаточно восполняемый низкими дозами, содержащимися в МГТ, назначенной с целью купирования суставных болей, которые на самом деле являются первыми симптомами РА. Наоборот, артралгии при нормальных значениях РФ и АЦЦП могут стать причиной установки диагноза серонегативного РА, что может обусловливать описанные выше связи. Вероятная протективная роль эстрогенов в снижении риска развития РА может заключаться в активации процессов сиалирования IgG, а также в ингибирующем влиянии цитруллинирования белков [63].

Влияние менопаузальной гормональной терапии на течение ревматоидного артрита

Период постменопаузы может ухудшать течение РА и снижать качество жизни пациенток. В когортном исследовании 209 женщин с РА в течение 6 лет отмечено, что женщины в постменопаузе имели статистически значимо большую выраженность рентгенологической деструкции суставов, а также худшие показатели по данным опросника HAQ [64]. В 1966 г. R. Demers и соавт. впервые сообщили о 44 пациентах с РА, получавших эновид (комбинация местранола и норэтистерона ацетата), у которых на фоне его приема отмечено улучшение [65]. Последующее активное изучение влияния МГТ на течение РА датировано первой половиной 90-х годов XX века. В двойном слепом плацебо-контролируемом исследовании, проведенном H.R. van der Brink и соавт., у 40 женщин в постменопаузе на фоне приема эстрадиола валерата per os 2 мг/сут не отмечена статистически значимая разница между группами в отношении суставной боли, припухлости, СОЭ или функциональной недостаточности [66].

В двухлетнем проспективном исследовании применения комбинированной терапии трансдермальным эстрадиолом 50 мкг/сут + 1 мг норэтистерона ацетата показан статистически значимый (p<0,001) прирост (+2,22% (95% ДИ +0,72%; +3,72%)) минеральной плотности кости (МПК) в поясничном отделе позвоночника по сравнению с контрольной группой, получавшей препараты кальция и витамин D3. В подгруппе пациентов, принимавших глюкокортикоидные препараты (ГК) по поводу РА, данный эффект был более выражен [67]. Этой же группой авторов отмечено статистически значимое снижение маркера костной резорбции β-CrossLaps вне зависимости от приема ГК [68]. В исследовании пациенток с РА, 91 из которых получали комбинацию трансдермального эстрадиола + норэтистерона ацетат (77 пациенток вошли в группу контроля), через 6 мес не отмечено статистически значимого влияния МГТ на активность РА, однако в подгруппе с «хорошим ответом на МГТ» (повышением уровня эстрадиола крови более 100 пмоль/л у 58,4% пациенток группы активного лечения) отмечено значимое снижение суставного индекса, уровня СОЭ, а также субъективных показателей оценки боли и скованности [69].

В двойном слепом плацебо-контролируемом исследовании, в котором 40 женщин получали МГТ трансдермальным эстрадиолом в комбинации с норэтистерона ацетатом 1 мг/сут в течение 48 нед, отмечены статистически значимо более высокие показатели МПК в дистальной трети лучевой кости по данным рентгеновской денситометрии, кроме того, у пациенток группы МГТ в динамике появился значимый прирост МПК в поясничном отделе позвоночника, а также отмечено улучшение суставного индекса Ричи [70].

Двухлетнее проспективное рандомизированное клиническое исследование показало, что назначение МГТ препаратами эстрадиол + норэтистерона ацетат (n=27) в комбинации с кальцием 500 мг и колекальциферолом 400 МЕ способствовало стабилизации потери костной ткани по данным рентгенорадиометрии кистей на фоне статистически значимого ухудшения этих показателей у пациенток контрольной группы (n=27), получавших препараты кальция и колекальциферола [71]. Этой же группой исследователей показано статистически значимое снижение уровней маркеров остео- и хондрорезорбции (CTX-I и CTX-II) на фоне применения МГТ [72]. Кроме того, повышение уровня эстрадиола на фоне применения МГТ ассоциировалось с более низкими показателями ИЛ-6 и более высоким уровнем инсулиноподобного фактора роста 1-го типа [73], статистически значимым снижением СОЭ (–8,3±3,1 через 24 мес терапии) и DAS-28 (–1,24±0,13 через 24 мес терапии), а также тормозило рентгенологически определяемую (по A. Larsen) деструкцию суставов [74]. Кроме того, в данной когорте отмечено снижение уровней растворимых рецепторов конечных продуктов гликирования (рКПГ) на фоне применения МГТ через 1 и 2 года [75]. рКПГ связываются с некоторыми эндогенными лигандами, участвующими в развитии воспаления, в том числе в рамках патогенеза РА. Избыток рКПГ ассоциирован с более низкими показателями МПК и увеличением маркеров остеорезорбции, что также связано с патогенезом формирования эрозий при РА.

В исследовании, выполненном E. Mollard и соавт., женщины с РА (n=8189) в пременопаузе (31,9%), как и те, кто находился в постменопаузе и принимал МГТ или когда-либо имел беременность, показали меньшие функциональные нарушения по данным опросника HAQ [76]. Подчеркнута роль дефицита эстрогенов в прогрессировании РА; 96 небеременных женщин с РА разделены на три группы в зависимости от возраста: женщины репродуктивного возраста (18—45 лет), женщины в пременопаузе (46—53 года) и женщины в постменопаузе (54—70 лет). Доказано, что дефицит эстрадиола приводил к увеличению уровня цитокина ИЛ-1β [77].

Таким образом, исследования показали, что применение МГТ способно улучшать показатели МПК и костного обмена у пациенток с РА, а также улучшать качество жизни и функциональную активность, в то время как влияние на патогенетические компоненты заболевания в настоящее время изучено недостаточно, поэтому необходимы дальнейшие проспективные исследования. Улучшение показателей качества жизни и снижение интенсивности боли также может быть обусловлено модулирующим влиянием эстрогенов на систему рецепторов к эндогенным опиоидам организма.

Заключение

На сегодняшний день отсутствуют данные о достоверной причинно-следственной связи между преждевременной недостаточностью яичников / ранней менопаузой и развитием ревматоидного артрита. Неясен также вклад аутоиммунного компонента ревматоидного артрита в развитие преждевременной недостаточности яичников аутоиммунного генеза. Результаты исследований показывают, что применение менопаузальной гормональной терапии как минимум не приводит к увеличению риска развития ревматоидного артрита, а также не ухудшает его течение. Напротив, отдельными исследователями продемонстрировано положительное влияние менопаузальной гормональной терапии на течение ревматоидного артрита и качество жизни у женщин перименопаузального возраста. Кроме того, ранняя и преждевременная менопауза ассоциирована с повышенным риском коморбидности и ранней смертности, в связи с чем актуальным является изучение вопроса о возможности назначения менопаузальной гормональной терапии таким пациенткам с целью повышения качества жизни и снижения частоты тяжелых осложнений. Важным вопросом является и безопасность применения менопаузальной гормональной терапии в отношении риска развития тромбозов, который может быть повышен при данном заболевании. Для окончательного суждения о возможном положительном влиянии менопаузальной гормональной терапии на течение ревматоидного артрита необходимо проведение крупных проспективных исследований с использованием современных лекарственных препаратов.

Финансирование. Поисково-аналитическая работа выполнена без финансовой поддержки.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Литература / References:

  1. Ngian GS. Rheumatoid arthritis. Australian Family Physician. 2010; 39(9):626-628. 
  2. Humphreys JH, Verstappen SM, Hyrich KL, Chipping JR, Marshall T, Symmons DP. The incidence of rheumatoid arthritis in the UK: comparisons using the 2010 ACR/EULAR classification criteria and the 1987 ACR classification criteria. Results from the Norfolk Arthritis Register. Annals of the Rheumatic Diseases. 2013; 72(8):1315-1320. https://doi.org/10.1136/annrheumdis-2012-201960
  3. Neovius M, Simard JF, Askling J; ARTIS study group. Nationwide prevalence of rheumatoid arthritis and penetration of disease-modifying drugs in Sweden. Annals of the Rheumatic Diseases. 2011; 70(4):624-629.  https://doi.org/10.1136/ard.2010.133371
  4. Safiri S, Kolahi AA, Hoy D, Smith E, Bettampadi D, Mansournia MA, Almasi-Hashiani A, Ashrafi-Asgarabad A, Moradi-Lakeh M, Qorbani M, Collins G, Woolf AD, March L, Cross M. Global, regional and national burden of rheumatoid arthritis 1990-2017: a systematic analysis of the Global Burden of Disease study 2017. Annals of the Rheumatic Diseases. 2019;78(11):1463-1471. https://doi.org/10.1136/annrheumdis-2019-215920
  5. Del Junco DJ, Annegers JF, Coulam CB, Luthra HS. The relationship between rheumatoid arthritis and reproductive function. British Journal of Rheumatology. 1989;28(suppl 1):33-45.  https://doi.org/10.1093/rheumatology/xxviii.suppl_1.33
  6. Kuller LH, Mackey RH, Walitt BT, Deane KD, Holers VM, Robinson WH, Sokolove J, Chang Y, Liu S, Parks CG, Wright NC, Moreland LW. Determinants of mortality among postmenopausal women in the women’s health initiative who report rheumatoid arthritis [published correction appears in Arthritis Rheumatol. 2014;66(5): 1394]. Arthritis and Rheumatology. 2014;66(3):497-507.  https://doi.org/10.1002/art.38268
  7. Coulam CB, Adamson SC, Annegers JF. Incidence of premature ovarian failure. Obstetrics and Gynecology. 1986;67(4):604-606. 
  8. Zhen X, Qiao J, Li R, Wang L, Liu P. Serologic autoimmunologic parameters in women with primary ovarian insufficiency. BMC Immunology. 2014;15:11.  https://doi.org/10.1186/1471-2172-15-11
  9. Košir Pogačnik R, Meden Vrtovec H, Vizjak A, Uršula Levičnik A, Slabe N, Ihan A. Possible role of autoimmunity in patients with premature ovarian insufficiency. International Journal of Fertility and Sterility. 2014;7(4):281-290. 
  10. Forges T, Monnier-Barbarino P, Faure GC, Béné MC. Autoimmunity and antigenic targets in ovarian pathology. Human Reproduction Update. 2004;10(2):163-175.  https://doi.org/10.1093/humupd/dmh014
  11. Mignot MH, Schoemaker J, Kleingeld M, Rao BR, Drexhage HA. Premature ovarian failure. I: The association with autoimmunity. European Journal of Obstetrics, Gynecology, and Reproductive Biology. 1989;30(1):59-66.  https://doi.org/10.1016/0028-2243(89)90094-4
  12. Grossmann B, Saur S, Rall K, Pecher AC, Hübner S, Henes J, Henes M. Prevalence of autoimmune disease in women with premature ovarian failure. The European Journal of Contraception and Reproductive Health Care. 2020;25(1):72-75.  https://doi.org/10.1080/13625187.2019.1702638
  13. Karakus S, Sahin A, Durmaz Y, Aydin H, Yildiz C, Akkar O, Dogan M, Cengiz A, Cetin M, Cetin A. Evaluation of ovarian reserve using anti-müllerian hormone and antral follicle count in Sjögren’s syndrome: Preliminary study. The Journal of Obstetrics and Gynaecology Research. 2017;43(2):303-307.  https://doi.org/10.1111/jog.13216
  14. Euthymiopoulou K, Aletras AJ, Ravazoula P, Niarakis A, Daoussis D, Antonopoulos I, Liossis SN, Andonopoulos AP. Antiovarian antibodies in primary Sjogren’s syndrome. Rheumatology International. 2007;27(12):1149-1155. https://doi.org/10.1007/s00296-007-0364-z
  15. Henes M, Froeschlin J, Taran FA, Brucker S, Rall KK, Xenitidis T, Igney-Oertel A, Lawrenz B, Henes JC. Ovarian reserve alterations in premenopausal women with chronic inflammatory rheumatic diseases: impact of rheumatoid arthritis, Behçet’s disease and spondyloarthritis on anti-Müllerian hormone levels. Rheumatology. 2015; 54(9):1709-1712. https://doi.org/10.1093/rheumatology/kev124
  16. Brouwer J, Laven JS, Hazes JM, Schipper I, Dolhain RJ. Levels of serum anti-Müllerian hormone, a marker for ovarian reserve, in women with rheumatoid arthritis. Arthritis Care and Research. 2013; 65(9):1534-1538. https://doi.org/10.1002/acr.22013
  17. Brouwer J, Dolhain RJEM, Hazes JMW, Visser JA, Laven JSE. Reduced Ovarian Function in Female Rheumatoid Arthritis Patients Trying to Conceive. ACR Open Rheumatology. 2019;1(5):327-335.  https://doi.org/10.1002/acr2.11043
  18. Eudy AM, McDaniel G, Hurd WW, Clowse MEB. Fertility and Ovarian Reserve among Women with Rheumatoid Arthritis. The Journal of Rheumatology. 2019;46(5):455-459.  https://doi.org/10.3899/jrheum.180176
  19. Wong LE, Huang WT, Pope JE, Haraoui B, Boire G, Thorne JC, Hitchon CA, Tin D, Keystone EC, Bykerk VP; Canadian Early Arthritis Cohort Investigators. Effect of age at menopause on disease presentation in early rheumatoid arthritis: results from the Canadian Early Arthritis Cohort. Arthritis Care and Research. 2015;67(5): 616-623.  https://doi.org/10.1002/acr.22494
  20. Singh JA, Saag KG, Bridges SL Jr, Akl EA, Bannuru RR, Sullivan MC, Vaysbrot E, McNaughton C, Osani M, Shmerling RH, Curtis JR, Furst DE, Parks D, Kavanaugh A, O’Dell J, King C, Leong A, Matteson EL, Schousboe JT, Drevlow B, Ginsberg S, Grober J, St Clair EW, Tindall E, Miller AS, McAlindon T. 2015 American College of Rheumatology Guideline for the Treatment of Rheumatoid Arthritis. Arthritis and Rheumatology. 2016;68(1):1-26.  https://doi.org/10.1002/art.39480
  21. Smolen JS, Landewé R, Breedveld FC, Buch M, Burmester G, Dougados M, Emery P, Gaujoux-Viala C, Gossec L, Nam J, Ramiro S, Winthrop K, de Wit M, Aletaha D, Betteridge N, Bijlsma JW, Boers M, Buttgereit F, Combe B, Cutolo M, Damjanov N, Hazes JM, Kouloumas M, Kvien TK, Mariette X, Pavelka K, van Riel PL, Rubbert-Roth A, Scholte-Voshaar M, Scott DL, Sokka-Isler T, Wong JB, van der Heijde D. EULAR recommendations for the management of rheumatoid arthritis with synthetic and biological disease-modifying antirheumatic drugs: 2013 update. Annals of the Rheumatic Diseases. 2014;73(3):492-509.  https://doi.org/10.1136/annrheumdis-2013-204573
  22. Bines J, Oleske DM, Cobleigh MA. Ovarian function in premenopausal women treated with adjuvant chemotherapy for breast cancer. Journal of Clinical Oncology. 1996;14(5):1718-1729. https://doi.org/10.1200/JCO.1996.14.5.1718
  23. De Araujo DB, Yamakami LY, Aikawa NE, Bonfá E, Viana VS, Pasoto SG, Pereira RM, Serafin PC, Borba EF, Silva CA. Ovarian reserve in adult patients with childhood-onset lupus: a possible deleterious effect of methotrexate? Scandinavian Journal of Rheumatology. 2014;43(6):503-511.  https://doi.org/10.3109/03009742.2014.908237
  24. Ostensen M, Aune B, Husby G. Effect of pregnancy and hormonal changes on the activity of rheumatoid arthritis. Scandinavian Journal of Rheumatology. 1983;12(2):69-72.  https://doi.org/10.3109/03009748309102886
  25. Silman A, Kay A, Brennan P. Timing of pregnancy in relation to the onset of rheumatoid arthritis. Arthritis and Rheumatism. 1992; 35(2):152-155.  https://doi.org/10.1002/art.1780350205
  26. Straub RH. The complex role of estrogens in inflammation. Endocrine Reviews. 2007;28(5):521-574.  https://doi.org/10.1210/er.2007-0001
  27. Islander U, Jochems C, Lagerquist MK, Forsblad-d’Elia H, Carlsten H. Estrogens in rheumatoid arthritis; the immune system and bone. Molecular and Cellular Endocrinology. 2011;335(1):14-29.  https://doi.org/10.1016/j.mce.2010.05.018
  28. Cutolo M, Sulli A, Villaggio B, Seriolo B, Accardo S. Relations between steroid hormones and cytokines in rheumatoid arthritis and systemic lupus erythematosus. Annals of the Rheumatic Diseases. 1998;57(10):573-577.  https://doi.org/10.1136/ard.57.10.573
  29. Pfeilschifter J, Köditz R, Pfohl M, Schatz H. Changes in proinflammatory cytokine activity after menopause. Endocrine Reviews. 2002; 23(1):90-119.  https://doi.org/10.1210/edrv.23.1.0456
  30. Schulze-Koops H, Kalden JR. The balance of Th1/Th2 cytokines in rheumatoid arthritis. Best Practice and Research. Clinical Rheumatology. 2001;15(5):677-691.  https://doi.org/10.1053/berh.2001.0187
  31. Hughes GC, Clark EA. Regulation of dendritic cells by female sex steroids: relevance to immunity and autoimmunity. Autoimmunity. 2007;40(6):470-481.  https://doi.org/10.1080/08916930701464764
  32. Wallenius M, Skomsvoll JF, Irgens LM, Salvesen KA, Koldingsnes W, Mikkelsen K, Kaufmann C, Kvien TK. Postpartum onset of rheumatoid arthritis and other chronic arthritides: results from a patient register linked to a medical birth registry. Annals of the Rheumatic Diseases. 2010;69(2):332-336.  https://doi.org/10.1136/ard.2009.115964
  33. Brennan P, Silman A. Breast-feeding and the onset of rheumatoid arthritis. Arthritis and Rheumatism. 1994;37(6):808-813.  https://doi.org/10.1002/art.1780370605
  34. Barrett JH, Brennan P, Fiddler M, Silman A. Breast-feeding and postpartum relapse in women with rheumatoid and inflammatory arthritis. Arthritis and Rheumatism. 2000;43(5):1010-1015. https://doi.org/10.1002/1529-0131(200005)43:5<1010::AID-ANR8; 3.0.CO;2-O
  35. Pikwer M, Bergström U, Nilsson JÅ, Jacobsson L, Turesson C. Early menopause is an independent predictor of rheumatoid arthritis. Annals of the Rheumatic Diseases. 2012;71(3):378-381.  https://doi.org/10.1136/ard.2011.200059
  36. Karlson EW, Mandl LA, Hankinson SE, Grodstein F. Do breast-feeding and other reproductive factors influence future risk of rheumatoid arthritis? Results from the Nurses’ Health Study. Arthritis and Rheumatism. 2004;50(11):3458-3467. https://doi.org/10.1002/art.20621
  37. Spector TD, Roman E, Silman AJ. The pill, parity, and rheumatoid arthritis. Arthritis and Rheumatism. 1990;33(6):782-789.  https://doi.org/10.1002/art.1780330604
  38. Beydoun HA, el-Amin R, McNeal M, Perry C, Archer DF. Reproductive history and postmenopausal rheumatoid arthritis among women 60 years or older: Third National Health and Nutrition Examination Survey. Menopause. 2013;20(9):930-935.  https://doi.org/10.1097/GME.0b013e3182a14372
  39. Banas T, Hajdyla-Banas I, Pitynski K, Niewegłowska D, Juszczyk G, Ludwin A, Knafel A, Ludwin I. Age at natural menopause in women on long-term methotrexate therapy for rheumatoid arthritis. Menopause. 2016;23(10):1130-1138. https://doi.org/10.1097/GME.0000000000000674
  40. Yarde F, van der Schouw YT, de Valk HW, Franx A, Eijkemans MJ, Spiering W, Broekmans FJ; OVADIA study group. Age at menopause in women with type 1 diabetes mellitus: the OVADIA study. Human Reproduction. 2015;30(2):441-446.  https://doi.org/10.1093/humrep/deu327
  41. Brand JS, Onland-Moret NC, Eijkemans MJ, Tjønneland A, Roswall N, Overvad K, Fagherazzi G, Clavel-Chapelon F, Dossus L, Lukanova A, Grote V, Bergmann MM, Boeing H, Trichopoulou A, Tzivoglou M, Trichopoulos D, Grioni S, Mattiello A, Masala G, Tumino R, Vineis P, Bueno-de-Mesquita HB, Weiderpass E, Redondo ML, Sánchez MJ, Castaño JM, Arriola L, Ardanaz E, Duell EJ, Rolandsson O, Franks PW, Butt S, Nilsson P, Khaw KT, Wareham N, Travis R, Romieu I, Gunter MJ, Riboli E, van der Schouw YT. Diabetes and onset of natural menopause: results from the European Prospective Investigation into Cancer and Nutrition. Human Reproduction. 2015;30(6):1491-1498. https://doi.org/10.1093/humrep/dev054
  42. Pikwer M, Nilsson JÅ, Bergström U, Jacobsson LT, Turesson C. Early menopause and severity of rheumatoid arthritis in women older than 45 years. Arthritis Research and Therapy. 2012;14(4):R190. https://doi.org/10.1186/ar4021
  43. Merlino LA, Cerhan JR, Criswell LA, Mikuls TR, Saag KG. Estrogen and other female reproductive risk factors are not strongly associated with the development of rheumatoid arthritis in elderly women. Seminars in Arthritis and Rheumatism. 2003;33(2):72-82.  https://doi.org/10.1016/s0049-0172(03)00084-2
  44. Bengtsson C, Malspeis S, Orellana C, Sparks JA, Costenbader KH, Karlson EW. Association Between Menopausal Factors and the Risk of Seronegative and Seropositive Rheumatoid Arthritis: Results From the Nurses’ Health Studies. Arthritis Care and Research. 2017; 69(11):1676-1684. https://doi.org/10.1002/acr.23194
  45. Olsson AR, Skogh T, Wingren G. Aetiological factors of importance for the development of rheumatoid arthritis. Scandinavian Journal of Rheumatology. 2004;33(5):300-306.  https://doi.org/10.1080/03009740310004748
  46. Rödström K, Bengtsson C, Lissner L, Björkelund C. Reproducibility of self-reported menopause age at the 24-year follow-up of a population study of women in Göteborg, Sweden. Menopause. 2005; 12(3):275-280.  https://doi.org/10.1097/01.gme.0000135247.11972.b3
  47. Eun Y, Jeon KH, Han K, Kim D, Kim H, Lee J, Lee DY, Yoo JE, Shin DW. Menopausal factors and risk of seropositive rheumatoid arthritis in postmenopausal women: a nationwide cohort study of 1.36 million women. Scientific Reports. 2020;10(1):20793. https://doi.org/10.1038/s41598-020-77841-1
  48. Camacho EM, Lunt M, Farragher TM, Verstappen SM, Bunn DK, Symmons DP. The relationship between oral contraceptive use and functional outcome in women with recent-onset inflammatory polyarthritis: results from the Norfolk Arthritis Register. Arthritis and Rheumatism. 2011;63(8):2183-2191. https://doi.org/10.1002/art.30416
  49. Jorgensen C, Picot MC, Bologna C, Sany J. Oral contraception, parity, breast feeding, and severity of rheumatoid arthritis. Annals of the Rheumatic Diseases. 1996;55(2):94-98.  https://doi.org/10.1136/ard.55.2.94
  50. Brennan P, Bankhead C, Silman A, Symmons D. Oral contraceptives and rheumatoid arthritis: results from a primary care-based incident case-control study. Seminars in Arthritis and Rheumatism. 1997;26(6):817-823.  https://doi.org/10.1016/s0049-0172(97)80025-x
  51. Vandenbroucke JP, Valkenburg HA, Boersma JW, Cats A, Festen JJ, Huber-Bruning O, Rasker JJ. Oral contraceptives and rheumatoid arthritis: further evidence for a preventive effect. Lancet. 1982; 2(8303):839-842.  https://doi.org/10.1016/s0140-6736(82)90809-1
  52. Jeong HS, Hong SJ, Choi SJ, Kim JH, Song GG, Jung JH. Effects of oral contraceptives on rheumatoid arthritis in Korean menopausal women: A nationwide cross-sectional study. Maturitas. 2018; 112:24-28.  https://doi.org/10.1016/j.maturitas.2018.03.017
  53. Doran MF, Crowson CS, O’Fallon WM, Gabriel SE. The effect of oral contraceptives and estrogen replacement therapy on the risk of rheumatoid arthritis: a population based study. The Journal of Rheumatology. 2004;31(2):207-213. 
  54. Chen Q, Jin Z, Xiang C, Cai Q, Shi W, He J. Absence of protective effect of oral contraceptive use on the development of rheumatoid arthritis: a meta-analysis of observational studies. International Journal of Rheumatic Diseases. 2014;17(7):725-737.  https://doi.org/10.1111/1756-185X.12413
  55. Qi S, Xin R, Guo W, Liu Y. Meta-analysis of oral contraceptives and rheumatoid arthritis risk in women. Therapeutics and Clinical Risk Management. 2014;10:915-923.  https://doi.org/10.2147/TCRM.S70867
  56. Walitt B, Pettinger M, Weinstein A, Katz J, Torner J, Wasko MC, Howard BV; Women’s Health Initiative Investigators. Effects of postmenopausal hormone therapy on rheumatoid arthritis: the women’s health initiative randomized controlled trials. Arthritis and Rheumatism. 2008;59(3):302-310.  https://doi.org/10.1002/art.23325
  57. Orellana C, Saevarsdottir S, Klareskog L, Karlson EW, Alfredsson L, Bengtsson C.Postmenopausal hormone therapy and the risk of rheumatoid arthritis: results from the Swedish EIRA population-based case-control study. European Journal of Epidemiology. 2015;30(5): 449-457.  https://doi.org/10.1007/s10654-015-0004-y
  58. Vandenbroucke JP, Witteman JC, Valkenburg HA, Boersma JW, Cats A, Festen JJ, Hartman AP, Huber-Bruning O, Rasker JJ, Weber J. Noncontraceptive hormones and rheumatoid arthritis in perimenopausal and postmenopausal women. JAMA. 1986;255(10): 1299-1303.
  59. Salliot C, Bombardier C, Saraux A, Combe B, Dougados M. Hormonal replacement therapy may reduce the risk for RA in women with early arthritis who carry HLA-DRB1 *01 and/or *04 alleles by protecting against the production of anti-CCP: results from the ESPOIR cohort. Annals of the Rheumatic Diseases. 2010;69(9): 1683-1686. https://doi.org/10.1136/ard.2009.111179
  60. Koepsell TD, Dugowson CE, Nelson JL, Voigt LF, Daling JR. Non-contraceptive hormones and the risk of rheumatoid arthritis in menopausal women. International Journal of Epidemiology. 1994;23(6): 1248-1255. https://doi.org/10.1093/ije/23.6.1248
  61. Spector TD, Brennan P, Harris P, Studd JW, Silman AJ. Does estrogen replacement therapy protect against rheumatoid arthritis? The Journal of Rheumatology. 1991;18(10):1473-1476.
  62. Pfeifer EC, Crowson CS, Amin S, Gabriel SE, Matteson EL. The influence of early menopause on cardiovascular risk in women with rheumatoid arthritis. The Journal of Rheumatology. 2014;41(7):1270-1275. https://doi.org/10.3899/jrheum.131234
  63. Engdahl C, Bondt A, Harre U, Raufer J, Pfeifle R, Camponeschi A, Wuhrer M, Seeling M, Mårtensson IL, Nimmerjahn F, Krönke G, Scherer HU, Forsblad-d’Elia H, Schett G. Estrogen induces St6gal1 expression and increases IgG sialylation in mice and patients with rheumatoid arthritis: a potential explanation for the increased risk of rheumatoid arthritis in postmenopausal women. Arthritis Research and Therapy. 2018;20(1):84.  https://doi.org/10.1186/s13075-018-1586-z
  64. Kuiper S, van Gestel AM, Swinkels HL, de Boo TM, da Silva JA, van Riel PL. Influence of sex, age, and menopausal state on the course of early rheumatoid arthritis. The Journal of Rheumatology. 2001;28(8):1809-1816.
  65. Demers R, Blais JA, Pretty H. Arthriterhumatoïdetraitée par noréthynodrelassociée à mestranol: aspects cliniques et tests de laboratoire [Rheumatoid arthritis treated by norethynodrel associated with mestranol: clinical aspects and laboratory tests]. Canadian Medical Association Journal. 1966;95(8):350-354. (In French).
  66. Van den Brink HR, van Everdingen AA, van Wijk MJ, Jacobs JW, Bijlsma JW. Adjuvant oestrogen therapy does not improve disease activity in postmenopausal patients with rheumatoid arthritis. Annals of the Rheumatic Diseases. 1993;52(12):862-865.  https://doi.org/10.1136/ard.52.12.862
  67. Hall GM, Daniels M, Doyle DV, Spector TD. Effect of hormone replacement therapy on bone mass in rheumatoid arthritis patients treated with and without steroids. Arthritis and Rheumatism. 1994; 37(10):1499-1505. https://doi.org/10.1002/art.1780371014
  68. Hall GM, Spector TD, Delmas PD. Markers of bone metabolism in postmenopausal women with rheumatoid arthritis. Effects of corticosteroids and hormone replacement therapy. Arthritis and Rheumatism. 1995;38(7):902-906.  https://doi.org/10.1002/art.1780380705
  69. Hall GM, Daniels M, Huskisson EC, Spector TD. A randomised controlled trial of the effect of hormone replacement therapy on disease activity in postmenopausal rheumatoid arthritis. Annals of the Rheumatic Diseases. 1994;53(2):112-116.  https://doi.org/10.1136/ard.53.2.112
  70. MacDonald AG, Murphy EA, Capell HA, Bankowska UZ, Ralston SH. Effects of hormone replacement therapy in rheumatoid arthritis: a double blind placebo-controlled study. Annals of the Rheumatic Diseases. 1994;53(1):54-57.  https://doi.org/10.1136/ard.53.1.54
  71. Forsblad-d’Elia H, Carlsten H. Hormone replacement therapy in postmenopausal women with rheumatoid arthritis stabilises bone mineral density by digital X-ray radiogrammetry in a randomised controlled trial. Annals of the Rheumatic Diseases. 2011;70(6):1167-1168. https://doi.org/10.1136/ard.2010.137133
  72. Forsblad d’Elia H, Christgau S, Mattsson LA, Saxne T, Ohlsson C, Nordborg E, Carlsten H. Hormone replacement therapy, calcium and vitamin D3 versus calcium and vitamin D3 alone decreases markers of cartilage and bone metabolism in rheumatoid arthritis: a randomized controlled trial [ISRCTN46523456]. Arthritis Research and Therapy. 2004;6(5):457-468.  https://doi.org/10.1186/ar1215
  73. D’Elia HF, Mattsson LA, Ohlsson C, Nordborg E, Carlsten H. Hormone replacement therapy in rheumatoid arthritis is associated with lower serum levels of soluble IL-6 receptor and higher insulin-like growth factor 1. Arthritis Research and Therapy. 2003;5(4):202-209.  https://doi.org/10.1186/ar761
  74. D’Elia HF, Larsen A, Mattsson LA, Waltbrand E, Kvist G, Mellström D, Saxne T, Ohlsson C, Nordborg E, Carlsten H. Influence of hormone replacement therapy on disease progression and bone mineral density in rheumatoid arthritis. The Journal of Rheumatology. 2003;30(7):1456-1463.
  75. Pullerits R, d’Elia HF, Tarkowski A, Carlsten H. The decrease of soluble RAGE levels in rheumatoid arthritis patients following hormone replacement therapy is associated with increased bone mineral density and diminished bone/cartilage turnover: a randomized controlled trial. Rheumatology. 2009;48(7):785-790.  https://doi.org/10.1093/rheumatology/kep079
  76. Mollard E, Pedro S, Chakravarty E, Clowse M, Schumacher R, Michaud K. The impact of menopause on functional status in women with rheumatoid arthritis. Rheumatology. 2018;57(5):798-802.  https://doi.org/10.1093/rheumatology/kex526
  77. Al-Salman H. 17β-estradiol hormone and interleukin 1-beta change related to menopause in the women with rheumatoid arthritis. Asian Journal of Pharmaceutics. 2019;13(2):110-118.  https://doi.org/10.22377/ajp.v13i02.3106

Подтверждение e-mail

На test@yandex.ru отправлено письмо со ссылкой для подтверждения e-mail. Перейдите по ссылке из письма, чтобы завершить регистрацию на сайте.

Подтверждение e-mail

Мы используем файлы cооkies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cооkies. Чтобы ознакомиться с нашими Положениями о конфиденциальности и об использовании файлов cookie, нажмите здесь.