Владимир Михайлович Бехтерев (1857—1927) — выдающийся отечественный ученый-энциклопедист: невролог, психиатр, психотерапевт, психолог, физиолог, морфолог, социальный психолог, философ, общественный деятель. Он оставил после себя созданный им фундамент будущих психологии, психиатрии и неврологии. Именно В.М. Бехтеревым была создана научная школа, зародившаяся еще в Казани, но оформившаяся в Петербурге и получившая название «Петербургской», характеризующаяся мультидисциплинарным соединением психиатрии, неврологии, морфологии, физиологии, психологии, психогигиены, психопрофилактики и ряда других дисциплин.

Благодаря такому подходу, В.М. Бехтерев проводил исследования человека в широком диапазоне от детального изучения психических и неврологических расстройств индивидуума до его мировоззренческих установок.

В статье предлагается краткий критический обзор двух основных концептуальных разработок величайшего петербургского психиатра.

Владимир Михайлович Бехтерев как один из основоположников концепции холистического (биопсихосоциального) понимания природы заболеваний человека

Мировое развитие науки о человеке в последние 200 лет характеризуется «маятником акцентов», попеременно колеблющимся между естественно-научным и гуманитарным подходами.

В конце XVIII — начале XIX веков наблюдался отчетливо выраженный гуманистический тренд: снятие цепей с психически больных, создание психиатрии как науки и психиатрических больниц как мест лечения, а не просто изолированного содержания пациентов, по факту являвшихся бесправными узниками.

С середины XIX века приоритет стал отдаваться естественно-научным исследованиям, нацеленным на поиск органических основ психических расстройств.

В начале XX века ненадолго на первый план вновь вышел «гуманитарный уклон», связанный с развитием эволюционно-популяционного направления в психиатрии.

В 1920-е гг. указанная тенденция вновь сменилась приоритетом естественно-научных исследований, который характеризовал психиатрическую науку на протяжении всей середины и второй половины XX века.

В настоящее время, которое в общефилософском плане характеризуют концептуальный релятивизм и плюрализм, научно-психиатрический маятник «замер»: возобладало гибридное сочетание эволюционно-популяционной риторики при фактическом доминировании естественнонаучных (преимущественно биогенетических) исследований. Такая ситуация «патового равновесия», однако, меньше всего похожа на гармоничную научно-исследовательскую идиллию и зачастую сопровождается резкой полемикой. Одним словом, ситуация «замерших качелей» отнюдь не означает, что полемика между сторонниками «гуманитарно центрированной психиатрии» и «естественно-научно центрированной психиатрии» успешно «снята по Гегелю», т.е. посредством интеграции «тезиса» с «антитезисом» и получения на этой основе «синтеза».

Думается, что рано или поздно научно-исследовательские «качели» снова предсказуемо выйдут из равновесия, поскольку это предопределено бинарной — биологической и психосоциальной — природой человека в целом и многих его психических расстройств в частности.

Контрпродуктивность отказа от диалога между «гуманитариями» и «естественниками» в рамках психиатрической науки не вызывает сомнений.

С одной стороны, радикализация «гуманитарного подхода», когда любая психическая патология рассматривается исключительно как расстройство души (некоторые исследователи заходят так далеко, что начинают использовать ненаучные, в рамках медицины, понятия «духа» и «духовных расстройств», отсылающие скорее к религии и идеологии), а не заболевание мозга. В то время как именно мозг является, с точки зрения большинства ученых, биологическим, то есть материальным фундаментом психических расстройств.

С другой стороны, ограничение исследований психических расстройств лишь рамками биологически ориентированных научных разработок также оказывается ущербным. Дело в том, что биологический редукционизм оставляет без внимания то краеугольное обстоятельство, что психопатологическая симптоматика имеет помимо биологических также психические корни. Иными словами, она не «возникает в мозгу по неизвестным причинам», как deus ex machina [1], а равно не представляет собой некий «секрет» деятельности мозга (подобный желчи как секрету печени), но является результатом согласованного — при нераскрытости по сей день самого механизма согласования — биологического и психологического адаптационно-компенсаторного взаимодействия, происходящего в недрах психики индивидуума. Иными словами, психопатологическая симптоматика отнюдь не является «линейной» функцией тела, как это на более раннем этапе развития науки утверждали последовательные материалисты, например, И.М. Сеченов. Стоит напомнить, что эти исследователи основывали свои теоретические построения на примате биологического и на материалистической доктрине Демокрита с его идеей «атомарности» всего сущего, в том числе применительно к таким сложным феноменам, как психика и психическое расстройство.

В то же время для науки о человеческой психике очень важно сохранять конструктивный характер полемики между сторонниками гуманитарного и естественно-научного «акцентов», позволяющий им слышать друг друга и обогащать друг друга сделанными наблюдениями и открытиями. Именно на это и нацелен интегративный по своей сути биопсихосоциальный подход, основы которого, как уже было отмечено выше, заложил академик В.М. Бехтерев более 100 лет назад [2].

Стремясь избежать однобокого подхода к пониманию природы психических расстройств, В.М. Бехтерев предложил холистический принцип изучения человеческой психики и ее патологии. При этом, стремясь сбалансировать вызванный взлетом популярности позитивистской философии науки в середине — второй половине XIX в. упомянутый выше «крен» в сторону естественно-научного взгляда на медицину в целом и психиатрию в частности особое внимание В.М. Бехтерев уделил исследованию именно души индивидуума.

В 1912 г. В.М. Бехтерев [3, с. 8] — по сути первым из числа психиатров (притом, что в целом он следовал в тот момент принципу объективизации и в силу этого критически относился к так называемой субъективной психологии) в работе «Основные задачи психиатрии как объективной науки» де-факто поднял вопрос о самостоятельной природе психического, не сводимой к чисто материальным функциям организма, а включающей в себя фактор сознания как центра психо-рефлексов, отличных от обычных, т.е. физиологических рефлексов: «…так называемые психические явления — суть те же рефлексы, но рефлексы не прирожденные и наследственные, которые мы называем обыкновенными, а т. наз. психо-рефлексы или высшие рефлексы, которые приобретаются индивидуальным опытом и которые, как можно показать это точными экспериментальными исследованиями, развиваются на почве обыкновенных рефлексов как их воспроизведение, вызванное сочетательной деятельностью высших мозговых центров». И именно поэтому «...объективное исследование душевнобольных предполагает всестороннее выяснение нарушения самооценки и отношений к своей личности и своему нервно-психическому и телесному состоянию, а также к окружающим лицам и условиям, характеризующим болезненное состояние данного лица» [3, с. 19]. В дальнейшем В.М. Бехтерев углубил эту мысль и считал, что: «термин «психиатрия» для построения на его месте объективного знания должен быть заменен термином «болезнь личности», а «психопатология» — «патологией личности», термин же «душевнобольной» свободно может быть заменен термином «лично-больной» как более соответствующий предмету науки <…>, ибо все то, что относится к понятию «души», с нашей точки зрения, обнимается понятием личности, а между тем этот термин лишен субъективного характера. <…> Болезнями личности следует называть те, которые сводятся к болезненному нарушению установившихся отношений данной личности к окружающему миру, поскольку это отношение выражается в разнообразных рефлексах, именуемых действиями и поступками, речью, состоянием сосредоточения, разнообразными эмоциями, мимикой, а также инстинктивными проявлениями» [4, с. 308].

Идея, как говорится, «висела в воздухе». Не случайно в 1916 г. знаменитый швейцарский психиатр Э. Блейлер (E. Bleuler) [5, с. IV] в предисловии к «Руководству по психиатрии» по сути повторил мысль, которую за 4 года до того высказал В.М. Бехтерев: «Довольно большое значение я придаю психологическому пониманию, ибо психиатрия без психологии это все равно, что патология без физиологии, а, кроме того, хорошим врачом может быть лишь тот, кто охватывает умом всего человека целиком; в настоящее время психологическое мышление затрудняется для медика тем, что общая тренировка его мышления идет в другом направлении; необходимо противостоять этому. Впрочем, некоторая степень психологического понимания все больше входит необходимой составной частью в общее образование».

Существенныей шаг в этом направлении чуть позже сделал крупнейший немецкий невролог и психиатр K. Goldstein [6], в 1934 г. выпустивший монографию «Организм: целостный подход к биологии, основанный на патологических данных человека». Развивая в целом организмическую концепцию, он, тем не менее, ввел в ее структуру психологическое понятие «самоактуализации», тем самым показав недостаточность рассмотрения лишь биологического гомеостаза, если целью исследования является целостное понимание психической деятельности.

Инициативные исследовательские разработки В.М. Бехтерева, наряду со взглядами ведущих европейских ученых того времени, способствовали появлению интереса исследователей к изучению психологических особенностей психически больных и характера их социального приспособления [7—9].

Итогом постепенного приближения научно-психиатрической мысли к полноценному осмыслению данной проблематики стало появление термина «биопсихосоциальный» в контексте психиатрии.

Впервые понятие «биопсихосоциальность» использовал в 1964 г. создатель Института психосоматических и психиатрических исследований и обучения при больнице Майкла Риза в Чикаго R.R. Grinker [10] в статье «Борьба за эклектику», публикованной в «Американском психиатрическом журнале».

Концептуально термин «биопсихосоциальность» закрепился в психиатрии благодаря резонансной статье психиатра и терапевта медицинского центра Университета Рочестера (Рочестер, штат Нью-Йорк) G.L. Engel [11], опубликованной в «Медицинском журнале Новой Англии» в 1982 г. Под влиянием этого терминологического прорыва в науке окончательно сформировалось понимание того, что психические заболевания являются расстройствами, возникающими в результате сложного взаимодействия между генетическими и негенетическими факторами, в том числе факторами окружающей среды. В совокупности те и другие порождают широкий спектр заболеваний, начиная от нейроэндокринных и нейровоспалительных процессов и вплоть до структурных и функциональных аномалий нейротрансмиссии в определенных областях мозга [12]. Сама же структура психического расстройства включает не только биологические, но и соучаствующие в возникновении и развитии заболевания психологические адаптационно-компенсаторные реакции, совокупно определяющие особенности социального приспособления индивида к изменившимся условиям его жизни [13—14].

С биопсихосоциальной концепцией в психиатрии связан акцент на гуманитарной составляющей при исследовании больного человека [15—16], а также комплексное переосмысление психиатрии как науки, изучающей как биологические, так и психосоциальные механизмы при возникновении психического расстройства и реконвалесценции пациента. При таком понимании психиатрии синергический эффект (от греч. synergos — «совместно действующий»: термин немецкого физика Германа Хакена [17], отражающий познание общих закономерностей и принципов процессов самоорганизации систем), позволяющий биопсихосоциальной системе установить гомеостатический баланс и полноценную жизнедеятельность индивидуума, характеризуется «эффектом взаимодействия организации и самоорганизации» [18. с. 63] и антиэнтропийным характером накопления в биопсихосоциальной системе структурной информации [19, с. 19].

Развитие современной психиатрии в предначертанном В.М. Бехтеревым интегративном, биопсихосоциальном направлении позволяет высказать обоснованное предположение о том, что будущее — за осмысленной разработкой и доказательным учетом эффективности терапевтического влияния на механизмы патогенеза психических расстройств, включающим изучение причинно-следственных связей между составляющими их биопсихосоциальными доменами. При этом в основе выбора терапевтического вмешательства, а равно и оценки его качества должен лежать личностно-центрированный персонализированный подход к больному, отвечающий биопсихосоциальным представлениям о генезе психических расстройств [20]. В основе этого подхода — отношение к пациенту не только как к объекту (пускай и единичному), но и как к субъекту со сложным внутренним миром. Вряд ли стóит специально пояснять, что в таких областях, как психология и психиатрия (реабилитационное направление которой убедительно свидетельствует о необходимости включения помимо психофармакологических также и психо- и социотерапевтических подходов), роль «гуманитарного компонента» помимо естественнонаучно-биологического является в высшей степени значимой.

Помимо того, что В.М. Бехтерев по факту заложил основы развития биопсихосоциального подхода в психиатрии, он, благодаря своей исключительной способности к эффективной междисциплинаной полифонии, дал начало комплексному развитию таких направлений в российской медицине, как рефлексология (оригинальная естественно-научная теория поведения, внесшая значительный вклад в развитие наук о человеке) и патопсихология (практическая отрасль клинической психологии, изучающая расстройства психических процессов).

Владимир Михайлович Бехтерев как автор философско-медицинской концепции об эволюционном монизме

Стремясь понять глубинную интегративную (биопсихосоциальную, как мы бы сегодня сказали) сущность психических расстройств, В.М. Бехтерев попытался обозначить субстанцию, изначально объединяющую телесное и душевное. И с этой целью вступил на путь медико-философского концептуализма, выдвинув теорию «эволюционного монизма». При этом В.М. Бехтерев специально подчеркнул «параллелизм» (т.е. несмешиваемость, автономность друг от друга) психической и физической энергий. Суть рассуждений В.М. Бехтерева выглядела следующим образом. «Что касается т. наз. учения о параллелизме, то оно представляет собою, в сущности, только рабочую гипотезу, которая признает, как факт, параллельное течение субъективных и физических (или объективных) процессов в мозгу, не входя в объяснение сущности и причины этого соотношения» [3, с. 4], обязанного «своим происхождением одной общей, скрытой от нас, причине, которую мы пока условно назовем скрытой энергией» [21, с. 39], лежащей в основе нервно-психической, или биопсихической энергии [21, с. 91].

В.М. Бехтерев стремился четко отграничить предложенное им понятие нервно-психической/биопсихической энергии от вульгарных теорий, которые распространялись «различными лицами» через «шарлатанские брошюры в духе неомесмеризма и старого учения о животном электричестве» и которые поддерживали «совершенно ненаучные взгляды о существовании особой, внутри нас содержащейся, силы, которою будто бы исключительные личности, именующие себя магнетизерами, обладают в особенно сильной степени, дающей возможность магического воздействия на других» [22].

Как полагал В.М. Бехтерев, единая биопсихическая энергия («энергия окружающей природы») дает начало параллельным, т.е. не совпадающим и не перетекающим один в другой, процессам, происходящим в организмах: с одной стороны, объективным или физическим превращениям, связанным с обменом тканей; с другой стороны, внутренним, а значит, субъективным изменениям, «обусловливая этим самым активное отношение организмов к окружающей мертвой природе» [21, c. 178]. «Отсюда, — продолжал В.М. Бехтерев рассуждать в работе «Психика и жизнь», опубликованной в 1904 году [21, с. 178], — и возникает параллелизм между внутренними (субъективными) и материальными (объективными) процессами, происходящими в мозгу, — параллелизм, который исключает прямой переход механической или химической энергии в психическую». В изданной спустя четыре года работе «Основные задачи психиатрии как объективной науки» В.М. Бехтерев развил рассуждение: «Здесь дело идет уже не о гипотезе простого параллелизма, а о гипотезе единства в одной нервно-психической энергии как особой формы единой мировой энергии: с одной стороны, объективных, с другой — субъективных процессов» [3, с. 7]. И чуть выше: «Есть возможность объединить духовное и телесное в общем воззрении эволюционного монизма» [3 с. 4], согласно которому подразумевается наличие универсального энергетического первоначала, в дальнейшем «расщепляющегося» на материальное и идеальное (телесное и духовное).

По сути, в основе биоэнергетических концепций В.М. Бехтерева, включая его предположение о том, что «вся нервная система является одним огромным собирателем и хранителем электрической энергии, в котором происходят самостоятельные периодические колебания токов» [21, с. 148], лежала попытка отрешиться и от идеализма (спиритуализма), и от материализма, и от дуализма («безоговорочного параллелизма») в понимании взаимоотношений мозга и психики. Взамен этих казавшихся ему заведомо плоскими и антинаучными воззрений Бехтерев выдвинул гипотезу о нервно-психической энергии как особой (скрытой) форме мировой энергии. При этом Бехтерев не разрешал «...вопроса о характере самой энергии..» и не пояснял, «...имеется ли здесь дело с совершенно особым видом энергии или же дело идет о каком-либо известном уже виде энергии, проявления которой приобретают свои особенности, благодаря особым условиям среды» [21, с. 177]. Ответы на все эти вопросы Бехтерев по сути откладывал на будущее: «Окончательное разрешение этого вопроса тесно связано с выяснением вопроса о природе энергии вообще» [21, с. 204]. К слову сказать, отголоски представлений о некой психической энергии получили отражение в дискурсе о так называемом синдроме «редукции энергетического потенциала» [23]— дефицита энергии, о котором писал, в частности, немецкий невролог и психиатр K. Conrad.

Среди сторонников энергетической концепции были и психологи. Однако, несмотря на большое количество экспериментов, проведенных и на животных, и на человеке, «...сравнение организма с мотором, а психической активности с энергией — как тонко подмечают П. Фресс и Ж. Пиаже [24, с. 90], — осталось только яркой метафорой», поскольку «...в отличие от мотора, который приводится в действие бензином, активность организма вызывается как раз отсутствием пищи».

Не случайно сегодня термин «биоэнергетическая система человека» все чаще фигурирует в раках паранаучных представлений из области экстрасенсорики и нетрадиционной медицины. Синоним этого понятия — «жизненная сила». Речь идет, по сути, об особых экспериментально не фиксируемых, но априорно декларируемых «тонких полях», окружающих человека или имеющихся у человека, которые позволяют существовать ему в гармонии с телом и разумом [25].

Одно из таких паранаучных направлений рассматривало «биоэнергетическую систему человека» как проявление биологической радиосвязи, электромагнитного поля или излучения мозгом неких N-лучей и концентрировалось вокруг проблемы телепатии и различных спиритических феноменов. Первоначально это направление было поддержано К.Э. Циолковским, считавшим, что «явления телепатии <…> не могут подлежать сомнению» и что «...почтенна попытка объяснить их с научной точки зрения»¹. Адептов этого направления не смутило ни то, что в дальнейшем они так и не сумели получить подтверждения существования какой-либо фиксируемой «энергии»², ни то, что, как отметил, в частности, физиолог, академик АМН СССР Д.А. Бирюков³: «биотоки ни в какой мере не выражают содержание мыслительной деятельности, с одной стороны, а с другой — они по своей мощности и характеру не способны к воздействию на расстоянии».

В ответ на это защитники парапсихологии выдвинули гипотезу о новом для науки физическом поле, связанном с активностью нейронов и якобы позволяющем осуществлять передачу «какой-то информации о мысли, а не самой мысли»⁴. Иными словами, имелась попытка «призывать на помощь какие-то неведомые способы передачи, выдумывать то, что нигде и никогда не было обнаружено»⁵.

Со своей стороны, В.М. Бехтерев также отдал дань модному в тот период интересу к проблеме передачи мысли на расстоянии, изложив свои соображения по данному вопросу в докладе на конференции Института по изучению мозга и психической деятельности в ноябре 1919 года [26]. При этом, оставаясь верным объективистскому подходу, Бехтерев отметил, что если акт передачи мысли существует, то доказать это необходимо строго научно, притом на людях с нормальной психикой, начинать же такие опыты лучше вообще на животных, чтобы исключить возможность пользования теми или иными знаками между экспериментатором и испытуемым.

Совместно с известным зоопсихологом и дрессировщиком В.Л. Дуровым Бехтерев провел ряд опытов над дрессированными собаками. Непосредственное участие в эксперименте приняли, поимо академика В.М. Бехтерева, академик А.В. Леонтович, профессора Н.К. Кольцов, Г.И. Россолимо, Г.И. Челпанов и многие другие ученые, решившие проверить гипотезу о существовании материалистического объяснения феноменов телепатии, гипноза, внушения, совлечь с них покров мистики и таким образом проникнуть в святая святых мышления⁶.

Результаты эксперимента, однако, не позволили В.М. Бехтереву с уверенностью заявить о реальном существовании упомянутых выше парапсихологических феноменов. Он по-прежнему говорил лишь о вероятности их наличия и предположил, что речь идет об одной из форм электромагнитного излучения: «Приходится допустить возможность передачи мысленного воздействия одного индивида на другого с помощью какого-либо вида лучистой энергии <…> И есть основание полагать, что здесь мы имеем дело с проявлением электромагнитной энергии» [27,с. 263].

Исследованиями В.М. Бехтерева довольно быстро заинтересовались советские спецслужбы, увидев в данном научном направлении, что очевидно, один из способов упрочения контроля над отдельно взятыми людьми и обществом в целом. Когда в 1921 г. при возглавляемом В.М. Бехтеревым Ленинградском институте по изучению мозга была образована специальная «комиссия по изучению мысленного внушения» [28], к ее деятельности большой интерес проявило Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ). Это было в тренде тогдашней активности главной советской спецслужбы, с благословления которой в 1920-е гг. велись секретные исследования, направленные на поиски «философского камня», «эликсира жизни», Шамбалы (мифической, по мнению многих ученых, страны, представляющей собой прообраз «земного рая») и других оккультных сил⁷.

О поисках Шамбалы следует сказать чуть подробнее, так как заведовавший ими оккультист, писатель, исследователь телепатии, гипнотизер А.В. Барченко был связан в том числе и с В.М. Бехтеревым и его исследованиями.

В ходе своих мурманских изысканий (экспедиции 1921—1923 гг.) Барченко якобы нашел последних жрецов таинственной идеальной лапландской страны Гипербореи (мифологической прародины человечества, согласно легенде обладавшей сверхсекретами хранения и управления неисчерпаемыми источниками энергии). С деятельностью этих жрецов, по слухам, были связаны проявления массовых психозов среди представителей северных народов (арктическая истерия, «мерячение» и экстаз во время выполнения шаманских обрядов)¹. После завершения своей миссии на Кольский полуостров А.В. Барченко при содействии известного чекиста Я.Г. Блюмкина, был переведен в Москву и назначен на должность ученого консультанта Главнауки, где осуществлял «обмен соображениями» с В.М. Бехтеревым [29, с. 327]. Идеи возможного влияния на человеческий мозг и установления контактов с носителями тайн Шамбалы также чрезвычайно интересовали высокопоставленного чекиста, главного шифровальщика СССР и руководителя тайного мистического общества «Единое трудовое братство» Г.И. Бокия. Он видел мир как единую информационную систему, из которой, посредством манипуляций с человеческой психикой, можно черпать тайную информацию, что в перспективе позволит прийти к созданию психотронного оружия. Однако, как и следовало ожидать, за 12 лет работы (до мая 1937 года) никаких выдающихся открытий в секретных лабораториях сделать не удалось⁸. К этому следует добавить, что сам В.М. Бехтерев скончался 24 декабря 1927 г., как считают многие историки, в результате отравления [30].

Определенная «тупиковость» исследований В.М. Бехтерева, связанных с изучением «энергии окружающей природы» (биопсихической энергии) и, в частности, с проблемой передачи мыслей на расстоянии, показала, что вопрос о характере взаимоотношений между головным мозгом, то есть материальной частью психики, представляющей своего рода «дом для души», и идеальной частью психики (то есть собственно «душой», «психологической субстанцией»), «объективистскому», т.е. экспериментально верифицируемому решению не поддается.

В этой связи стоит признать, что известный тезис немецкого психиатра W. Griesinger [31] о том, что эмпиризм «вынужден терпеливо ждать того времени, когда вопросы, касающиеся связи между содержанием и формой психической жизни человека, станут, наконец, проблемами физиологии, а не метафизики», — утратил научную актуальность, ибо никаких эмпирических (т.е. объективно фиксируемых посредством опыта, независимо от психической рефлексии самого человека) данных в пользу «объективного существования» мысли или души нет и быть не может.

Хорошо известно, что «детектор лжи», призванный «читать мысли», в реальности фиксирует лишь физиологические колебания организма, которые отнюдь не позволяют со стопроцентной уверенностью «расшифровать» содержание мыслей и душевных переживаний человека, а позволяют лишь строить те или иные гипотезы.

Вот как обо всем этом пишет А.Г. Асмолов с соавторами [32, с. 15]: «Надежда на полное объяснение психических явлений нейрофизиологическими процессами становится еще более иллюзорной, когда ставится следующий вопрос: как пространственно-временные параметры работы центральной нервной системы переводятся в субъективную картину мира, данную нам в идеальной форме?».

Остается лишь в очередной раз констатировать, что медицина, а тем более психиатрия, по своей природе дуалистична и наряду с естественнонаучным включает в себя также гуманитарный компонент [16]. И также в очередной раз подчеркнуть, что отсутствие сбалансированности между этими компонентами способно лишь привести к негативным и для академической науки, и для практической терапии последствиям. В случай «крена» в естественнонаучную сторону — к диктату биологической психиатрии и к «фармакологической» экспансии. В случае гуманитарного «перекоса» — к антинаучным попыткам использования в клинической оценке моральных категорий [33], что характерно, в частности, для сторонников т.н. антропологического подхода к психиатрии, ставящих своей главной целью ее гуманизацию. По сути же в данном случае речь идет не о гуманизации психиатрии, а о подмене науки — идеологией и морализаторством, а также о «медикализации» [34—36] обыденной жизни, то есть о «патологизации общества» [37] посредством этикетирования тех или иных непсихиатрических феноменов. Данный антинаучный по своей сути тренд на неоправданное расширение границ психиатрических классификаций за счет включения все новых поведенческих и аддиктивных расстройств способен разрушить основы психиатрических знаний и дискредитировать психиатрическую практику. Именно этот процесс называется современной «научной антипсихиатрией» [38].

В этой связи следует напомнить о том, что в отличие от современных сторонников поиска «биопсихической энергии», особой «психической духовности» и расширительного толкования границ психиатрического знания В.М. Бехтерев, даже когда предпринимал попытки научного осмысления единой энергетической субстанции, стремился подтверждать свои гипотезы посредством научных исследований, в том числе экспериментов, исключая для себя путь априорных умозрительных спекуляций, — ставший, к сожалению, сегодня весьма популярным даже среди части академического сообщества.

Заключение

Подытоживая все вышесказанное, следует заключить, что энциклопедичность и широчайшая междисциплинарность знаний В.М. Бехтерева позволили ему придать мощнейший импульс всему последующему развитию психиатрии, неврологии, социальной психологии и социальной психиатрии, рефлексологии и ряду других дисциплин.

В своем стремлении разработать концептуальные подходы к пониманию человека и его психики (включая расстройства последней) как единого биопсихосоциального, «душевно-телесного» феномена, В.М. Бехтерев опередил время на несколько десятилетий.

В то же время попытка «объективизации» гипотетической «энергии окружающей природы», предпринятая В.М. Бехтеревым в рамках разработанной им теории «эволюционного монизма», в дальнейшем не подтвердила свою валидность.

Оба направления концептуального поиска В.М. Бехтерева находились в рамках его общей установки на обоснование тезиса о нерасторжимом «параллелизме» душевного и телесного в человеке и отыскание их первооснов. По сути, В.М. Бехтерев, с присущей ему способностью к всеохватному осмыслению того, чем он занимался, попытался «перейти границу науки» и дать рациональный ответ на те вопросы, на которые даже самые духовно одаренные люди способны ответить в категориях либо веры, либо агностицизма, но не в форме научно верифицированного или хотя бы концептуально оформленного знания. Образно говоря, В.М. Бехтерев вплотную приблизился к «вершинам невозможного» — к тому, чтобы попытаться объяснить тайну происхождения жизни и тайну природы «души всего живого», над чем человечество билось со времен появления первых представлений о боге, душе, «загробной жизни», метампсихозе и т.п.

В этом направлении заслуга В.М. Бехтерева в том, что, столкнувшись с неразрешимой и, по сути, не медицинской, а философско-экзистенциальной дилеммой, он все же, во-первых, рискнул «проговорить ее вслух», а во-вторых, предложил собственную версию рационально оформленного, хотя не вполне научного ее описания. В конце концов каждый широко и самостоятельно мыслящий ученый в какой-то момент задает себе эти «проклятые вопросы»: о происхождении и смысле жизни, о природе «появления и исчезновения» души в живых организмах, о первооснове всего сущего, наконец. И опыт, который проделал в этом направлении замечательный петербургский ученый В.М. Бехтерев, может быть признан одним из наиболее примечательных, хотя и не получивших дальнейшего научного развития в силу своей исходной, так сказать, «метанаучности».

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

¹ Кляцкин И. Опыты требуют точности. Знание — сила. 1960;12:23.

² Анфилов Г. Встречи с непонятным. Знание — сила. 1960;12:19—20.

³ Бирюков Д.А. Передача мысли невозможна. Знание — сила. 1960:21.

⁴ Гуляев П.И. «Феномен пси» — это реальность. Знание — сила. 1960;12:21 —22.

⁵ Бирюков Д.А. Передача мысли невозможна. Знание — сила. 1960;12:21.

⁶ Кажинский Б.Б. Радиопередача мыслей. Комсомольская правда. 1959, 15 ноября.

⁷ Шишкин О. ЦК, ЧК и Шамбала. Совершено секретно. 1996;3.

⁸ Вуколов А. Александр Барченко — человек-загадка. Медицинская газета. 07.04.2000. №27.