В отечественной психиатрии [1—3] принято отмечать две работы признанных российских классиков XIX века, ставших основополагающими для содержательного и терминологического оформления концепции психопатий. Это глубокое и всестороннее судебное заключение В.Х. Кандинского (1882 г.) по «делу Юлии Губаревой» [4] и доклад В.М. Бехтерева в Казани в 1885 г. на заседании обществ врачей и юристов, годом позже изданный отдельной монографией «Психопатия и ее отношение к вопросу о вменении» [5]. О.В. Кербиков [1] указывает также, что введению в то время нового по содержанию понятия «психопатия» в практику российских врачей способствовали О.А. Чечотт и И.М. Балинский.

В опубликованном в 1883 г. судебном экспертном заключении В.Х. Кандинский [3] во вступлении к изложению анамнеза и психического статуса своей подэкспертной Юлии Губаревой говорил о существовании «длинного ряда промежуточных состояний между умственным здоровьем и болезнью», о «невропатах» (в понимании B. Morel [6])¹ и возможности преобладания «первичных расстройств в сфере чувствования» (т.е. эмоциональных). К таким промежуточным состояниям В.Х. Кандинский [4] относил, в частности, «эпилептический и истерический характер», ссылаясь на австрийского психиатра R. von Kraft-Ebing [7], а также легкие случаи «морального помешательства», описанные английским психиатром J. Prichard [8]. После клинического описания подобного состояния у своей подэкспертной В.Х. Кандинский [4] называет ее состояние «аномальной душевной конституцией», «аномальным характером», «уродливо странной психической личностью», «резко патологическим характером», «дегенеративно-психопатическим состоянием», выражающимся в отсутствии «гармонии между отдельными психическими функциями и большим количеством уклонений от нормы для всех сфер душевной деятельности». Такое, по его мнению, «психопатическое состояние» обусловливалось «неправильной организацией нервной системы вообще и головного мозга в частности». В анамнезе подэкспертной В.Х. Кандинский [4] подчеркивал присущую ей повышенную впечатлительность, необычайную «живость воображения», склонность к галлюцинациям в детстве, экстраординарную способность к запоминанию в школе, ускоренность и преждевременность умственного развития в сочетании с определенной его односторонностью (блестящая память, успехи в истории и естественных науках при отставании в математике); а также «странности и причуды» с детского возраста, включающие «идиосинкразии» (у данной пациентки неудержимое желание в возрасте от 2 до 4 лет есть уголь и сало, а также болезненная брезгливость по отношению к тараканам). Он также отмечал, что с 6-летнего возраста его пациентка по характеру и наклонностям приближалась более к мужскому полу (предпочитала общество мальчиков, с которыми боролась и дралась), а позже, при преждевременном половом созревании, проявляла признаки полового влечения к женщинам при отсутствии физического влечения к мужчинам (что дало В.Х. Кандинскому повод сослаться на работу C. Westphal [9] об инверсии полового чувства) и любила переодеваться в мужское платье. Период длительной апатии в 16-летнем возрасте сменился у нее после паузы 4-летним периодом экзальтации. Характер поражал окружающих своей контрастностью: так, будучи смелой, она боялась темноты и воды; будучи бережливой, порой впадала в крайнюю расточительность; любя домашних животных, иногда демонстрировала к ним крайнюю жестокость. С возрастом ее вспыльчивость стала переходить в болезненную раздражительность с приступами гневливости. При всех «странностях» Ю. Губарева была трудолюбива и, испытывая отвращение к замужеству, одна вела все хозяйство в доме. При описании психического статуса В.Х. Кандинский отмечал «неправильный ход мыслей» пациентки, частое отвлечение от главного предмета и перескакивание мысли с одного предмета на другой, преобладание ассоциаций по внешним признакам и по контрасту, потенциальную склонность к образованию бредовых идей («транзиторному бреду»). Подмечал В.Х. Кандинский у своей пациентки и «неспособность к численному счету», ослабление ниже среднего отдельных умственных функций, некоторый «регресс» способностей к концу обучения в школе, выраженную суеверность, а также «слабость нравственного чувства» и такой редкий «дефект» в женщине, как отсутствие стыдливости при «живом и подвижном темпераменте», «аффективно-импульсивном характере». В.Х. Кандинский обратил внимание на целую серию суицидальных попыток своей подэкспертной в период заключения под стражей (вследствие ее участия в нападении на извозчика).

Наряду с признаками «постоянного состояния» В.Х. Кандинский выделял у своей пациентки и «транзиторные» расстройства, к которым относил: 1) истерические припадки (приступы тонических и клонических судорог с потерей болевых рефлексов); 2) периодически усиливающуюся раздражительность; 3) чередование состояний угнетения и маниакальных; 4) патологические аффекты; 5) явления кратковременного бреда.

Для психиатрического определения состояния Юлии Губаревой в целом В.Х. Кандинский приводил два французких термина — «manie raisonnante» (резонирующая мания), «folie hereditaire» (наследственное помешательство) и два немецких — «psychische Entartung» (психическое вырождение), «impulsives Irresein» (импульсивное помешательство), замечая, что каждый из приведенных терминов соответствует определенной стороне ее личности. Однако В.Х. Кандинский полагал, что лучше всего ее состояние определяется латинским «psychopatia originalis cum degenerazione mentis progressiva» — первичная психопатия с прогрессивной психической дегенерацией. При этом он заметил, что тот, «кому его определение не понравится, может назвать данный случай просто «наследственно-дегенеративным психозом».

В.Х. Кандинский также отмечал, что психическое состояние Ю. Губаревой не подходит ни под одну из девяти рубрик принятой на то время в России официальной классификации душевных болезней (базирующейся на принципах германской классификации 40-х годов XIX века). При этом он прямо ссылался, с одной стороны, на B. Morel [6, 10], отмечая, что французские психиатры назвали бы состояние Губаревой «душевной дегенерацией» или «наследственным душевным страданием», с другой — на современных ему немецких психиатров H. Schuele [11] и R. von Kraft-Ebing [7], которые, по его мнению, назвали бы состояние подэкспертной «конституциональной психопатией» или «конституциональным дегенеративно-психопатическим состоянием».

В 1885 г. В.М. Бехтерев [5], выступая с докладом в Казани, приравнял значение термина «психопатия» в виде прилагательного «психопатический», часто употреблявшегося в немецкоязычной психиатрии в широком значении «психопатологический» [12—16], а во французской психиатрии сохранившего расширенное значение и впоследствии [17], к понятию «психо-нервной раздражительной слабости», соответствующего понятию «нервной конституции» W. Griesinger [18, 19] и «нервного телосложения» И.М. Балинского [20].

Как справедливо замечает Г.К. Ушаков [3], в работе считающегося основателем учения о психопатиях в Европе немецкого психиатра J. Koch [21] понятие «психопатические неполноценности» «еще не было четко очерчено даже в пределах известных до того положений В.Х. Кандинского». Действительно, врожденно аномальный характер в концепции J. Koch [21] соответствует лишь одному из вариантов «психопатических неполноценностей», «врожденному психопатическому отягощению», но J. Koch подчеркивает, что в таких «натурах» раздражительная слабость является только одним из признаков, отнюдь не облигатным. Он перечисляет множество различных типов «врожденного психопатического отягощения», что приближает их к описаниям характера древнегреческого философа Теофраста (370—285 гг. до н.э.) [22]. Однако J. Koch находит, что особенность характера при «психопатическом отягощении» сочетается с другой психической патологией и лишь внешне ограничивается одной выделяющейся психологической чертой. В немецкоязычной психиатрии учению J. Koch [21] о «дифференцированных» психопатических неполноценностях предшествавала концепция Η. Schuele [16, 23] «наследственного невроза», или «дефектной конституции». Именно H. Schuele [16] можно отнести к одному из первых немецких психиатров, в систематике которого уже присутствует отчетливая тенденция к выделению клинически отдельных типов аномальных характеров. Однако в немецкой психиатрии лишь E. Kraepelin [24] внес окончательную терминологическую ясность в понятие «психопатические личности», описав 4 типа психопатов.

Необходимо отметить, что В.М. Бехтерев к вопросу о психопатиях вернулся лишь в 1906 г. в докладе: «Личность и условия ее развития и здоровья» [25]. В нем он кратко определит «психопатические личности» «неустойчивыми», подчеркнет их тенденцию к самоубийству, но одновременно сдвинет акцент на «внешние подавляющие влияния и условия», которые при «природной или приобретенной неустойчивости» приводят не только к самоубийству, но и к «тяжелым формам неврастении, общим неврозам (истерии и эпилепсии) и психическим расстройствам», а у слабых натур — «к развитию лести, приниженности и обезличению». В.М. Бехтерев отмечал, что самоубийство в школе среди подростков в то время являлось «делом почти обычным, мало кого поражающим», а массовые самоубийства среди сектантов связывал с «гнетом власти».

Призывая в своем докладе к общественному переустройству России и освобождению личности, В.М. Бехтерев фактически ушел из плоскости клинических оценок, и в ходе развития клинической концепции психопатической «дегенеративной» конституции в России на первый план вышли работы С.С. Корсакова [26—28]. Уже в первом издании «Учебника» С.С. Корсаков [26] высказывает идею о том, что существует несколько видов психопатических конституций, предрасполагающих к заболеванию различными психозами. Близость этого положения C.C. Корсакова к положениям H. Schuele [18] объясняется общим источником их концепции болезненных конституций: учением о дегенерации B. Morel [6, 10, 29] и морелевскими представлениями о «невропатах» как аномалиях характера, предшествующих развитию манифестных психозов, а также о возможности «трансформации неврозов» — истерии, эпилепсии и ипохондрии — в «дегенеративное помешательство». Так как концепция «дегенеративной психопатической конституции» С.С. Корсакова [26—28] уже детально анализировалась в одной из наших статей [30], представляется целесообразным перейти к концепции В.П. Сербского, являвшегося его прямым учеником и последователем.

В.П. Сербский в главе, посвященной «дегенеративной психопатии» («наследственное вырождение», Psychopathia degenerativa) своего «Руководства» [31] подчеркивает свойственные для нее «особенности всего душевного строя», «резкие уклонения психической жизни», которые не только предрасполагают к психическим заболеваниям, но и состоят в таких нарушениях психической деятельности, усиление и «естественное развитие» которых и приводит к отчетливым психическим заболеваниям. Клиническая характеристика «дегенерантов» В.П. Сербским в общих чертах соответствует клиническим описаниям общих признаков дегенерантов V. Magnan [32, 33], являвшегося убежденным приверженцем идей B. Morel о «дегенеративном помешательстве» и С.С. Корсакова о первичной «дегенеративной» психопатии.

Единственным общим признаком «дегенерантов» В.П. Сербский считает «неуравновешенность всей душевной жизни, отсутствие гармонии и неравномерное развитие отдельных способностей». Резкие уклонения в душевном складе по В.П. Сербскому [31] все же не являются облигатными, поскольку «дегенеранты» могут «совершенно незаметно сливаться с нормальными в психическом отношении людьми». В.П. Сербский продолжает традиционно сохранять в рамках понятия «психопатии» интеллектуальные особенности. Так, он приводит в пример древнеримского императора Клавдия, «отличавшегося тупоумием и одновременно блестящим красноречием», подчеркивает, что дегенеранты («высшие» дегенеранты V. Magnan) могут быть выдающимися учеными, поэтами, политиками, но при этом отличаться «крупными пробелами» в какой-либо области психики: плохой памятью в целом, неспособностью к арифметическим вычислениям и пр. Некоторые неспособны с точностью повторить действительные восприятия, становясь «невольными лгунами». Ассоциации по причинной зависимости могут отступать на второй план, уступая место ассоциациям по внешнему сходству и контрасту. Суждения, отличаясь недостатком логичности, могут быть оригинальными, парадоксальными и новыми. Логика подменяется резонерством. Опережающее интеллектуальное развитие в детстве часто затормаживается или регрессирует в период полового созревания. Так же, как ранее В.Х. Кандинский и C.C. Корсаков и многие немецкие и французские психиатры, В.П. Сербский [31] отмечает у «дегенерантов» фазовые колебания настроения, склонность к аномальным реакциям как тревожного и депрессивного, так и эйфорического характера, частые смены симпатий и антипатий. В качестве примера «извращения чувств» при дегенеративной психопатии (испытание наслаждения от того, что у здоровых вызывает неприятное чувство) В.П. Сербский [31] приводит эмоции персонажа из «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского, Лизы Хохлаковой, которая с величайшим наслаждением представляет, как она пьет ананасный компот, наблюдая за страданиями распятого ребенка. Характерными для психопатов В.П. Сербский полагает как чрезвычайно сильные страхи перед кошками, червями, пауками, тараканами и т.п., с одной стороны, так и преувеличенную любовь к животным («антививисекционисты», по V. Magnan и P. Legrain [33]) — с другой. При этом в концепции В.П. Сербского так же, как и у других психиатров, занимавшихся проблемой психопатий, наблюдается тенденция к выделению и общих постоянных, и «эпизодических» признаков «дегенеративной» психопатии. Дегенеративные психозы в узком смысле слова для В.П. Сербского являются «лишь усилением тех состояний, которые наблюдаются при психопатической конституции». При выходе на первый план в клинической картине «наклонности к резонерству» развивается «резонирующее помешательство», недостатка в нравственной сфере — «нравственное помешательство», навязчивостей — психозы с навязчивыми состояниями, непреодолимых влечений — «импульсивное помешательство». При этом, по его наблюдениям, часто соответствующие симптомы комбинируются и бывает трудно решить, идет ли речь о резонирующем, нравственном или импульсивном помешательстве. При «дегенеративной» психопатии наблюдается также склонность к бредовым вспышкам разной формы у одного и того же лица и патологическим аффектам (с помрачением сознания). В.П. Сербский сохранил понятие «дегенеративной конституции» в качестве единого комплекса признаков, предрасполагающих к развитию «дегенеративных» психозов.

Другой выдающийся отечественный психиатр того времени П.И. Ковалевский [34] вместо термина «дегенеративная психопатия» чаще пользовался понятием «нейрастения», подчеркивая неустойчивость нервной системы у таких больных. Клинические описания «нейрастеников» П.И. Ковалевского во многом соответствовали описаниям «дегенеративных» психопатов В.Х. Кандинского, С.С. Корсакова, В.П. Сербского. Так, П.И. Ковалевский отмечал, что в детстве «нейрастеники» склонны к галлюцинациям при засыпании и просыпании, подрастая, очень любят сказки и склонны продолжать ход сказки при помощи своей фантазии. Они любят уединение, предпочитают общество взрослых, в школе увлекаются предметами, в которых большее значение имеют фантазия и память, предпочитая историю математике, а пение, рисование и музыку научным предметам. Особый акцент в своих описаниях он делал на часто наблюдающихся у нейрастеников причудливых телесных ощущениях (на современном языке психопатологии «сенестопатиях», в то время обычно обозначавшихся «паралгезиями»): в голове возникают ощущения пустоты, давления, стискивания, переливание чего-то жидкого, «клевание цыпленка», стук в голове, к коже головы из-за болезненности бывает трудно прикоснуться, также болезненна бывает область десен, зубов, позвоночника, часты ощущения разбитости и одеревенелости всего организма. Нейрастеникам, по его наблюдениям, бывает свойственна усиленная способность к восприятию обонятельных и вкусовых ощущений. П.И. Ковалевский отмечал также присущие нейрастеникам частые внезапные смены настроения, приступы раздражительности, сварливости, тоски, отчаяния без очевидного повода. Он подчеркивал, что, так как признаки у каждого нейрастеника являются в разных сочетаниях, «ни один нейрастеник не похож на себе подобного».

Два других выдающихся ученика С.С. Корсакова — С.А. Суханов и П.Б. Ганнушкин — пошли по пути вычленения отдельных патологических характеров из дегенеративной психопатии, причем с их точки зрения усиление черт этих характеров приводило к возникновению соответствующего «дегенеративного психоза» или «невроза». Так, например, для С.А. Суханова [35] самым слабым, легким проявлением навязчивых расстройств являлся «тревожно-мнительный» характер². В клиническом описании такого характера он уже не прибегает к термину «дегенеративный», но подчеркивает невозможность определить этот характер по одной выделяющейся черте. Он замечает, что если считать таковой слабость воли (абулия), то оказывается, что эти индивидуумы отнюдь не всегда нерешительны, порой у них приходится наблюдать излишнюю решительность, обусловленную нетерпеливостью и суетливостью. В связи с этим С.А. Суханов полагал, что у индивидуума с тревожно-мнительным характером наблюдаются две определяющие черты характера, как бы противоположные друг другу: абулия и излишняя решительность в некоторых случаях («амбитендентные» психопаты, по E. Kahn [39]). С.А. Суханов [35] отмечает у них также повышенную чувствительность к неприятным впечатлениям, которые обладают тенденцией задерживаться в сознании, склонность к бесплодному фантазированию, трудности в сосредоточении внимания на том, что требует текущий момент. Другими частыми чертами у тревожно-мнительных характеров являются педантизм и частичная излишняя аккуратность (но в некоторых отношениях бросается в глаза полное отсутствие таковой). С.А. Суханов отметил присущие педантичным тревожно-мнительным «странные привычки». Он выделил также нередкую излишнюю заботу о собственном физическом здоровье у тревожно-мнительных, «доходящую иногда до ипохондрических идей», при том что они могут вести совершенно «негигиенический» образ жизни [35]. Легкое случайное заболевание в их воображении превращается в страшную неизлечимую болезнь. Сознание некоторых собственных странностей может вести к опасениям по поводу душевной болезни («психическая ипохондрия»). Внешне эти лица могут отличаться робостью и конфузливостью, но и эти черты могут сменяться обратными качествами. Кроме этого, С.А. Суханов отмечал склонность тревожно-мнительных к уединению, недостаток у них близких друзей, нелюбовь к шумной жизни. Моральное чувство тревожно-мнительных обычно хорошо развито, вид страдающих их расстраивает и им свойственны альтруистические побуждения. С.А. Суханов выделял также свойственную тревожно-мнительным суетливость, двигательное беспокойство при сборах в дорогу, склонность по нескольку раз говорить про то, что их тревожит, и способность помнить себя очень рано (тяжелые впечатления детства сохраняют у них яркость до преклонного возраста). С.А. Суханов отмечал у них и «склонность говорить с самим собою», когда остаются одни или размышляют; невыносливость этих лиц к алкоголю (быстрое опьянение, после временного облегчения тревожности развитие неприятного самочувствия и усиления мнительности).

С.А. Суханов [35] подчеркивал, что не все перечисленные им типичные черты тревожно-мнительного характера находятся в каждом случае, обычно встречается сочетание нескольких из этих признаков, а интеллект и одаренность у тревожно-мнительных может быть разного уровня. Тем самым он предвосхищал современную диагностику расстройств личности в отношении возможности наличия нескольких признаков.

В отдельную группу С.А. Суханов [40] выделял патологических личностей, у которых на первом плане стоят аномалии в «мыслительном аппарате» и изъяны в области «высших моральных чувствований»: «патологических резонеров»³. У них выделяется односторонность мышления, стремление «обо всем судить и рядить», смелое рассуждение о предметах, мало им понятных. О многом они думают не так, как окружающие их люди, и это касается порой непреложных истин. Но за оригинальностью мысли стоит логический изъян. В некоторых случаях патологического резонерства наблюдается склонность к формированию ложных патологических идей и представлений (т.е. к бреду). Резонеры больше говорят, чем слушают, они общительны, но собеседник им нужен для того, чтобы было кому изложить свои мысли и рассуждения. Патологический резонер может не понимать, что его рассуждения неинтересны для других и за счет этого у него наблюдается излишнее стремление поговорить. Поскольку резонеры выставляют свою точку зрения, свое Я, то у них наблюдаются повышенная эгоистичность, чрезмерно развитое чувство собственного достоинства. Эти индивидуумы производят впечатление людей живых, энергичных, они мало нуждаются в отдыхе, мало утомляются и обнаруживают часто большую настойчивость. Будучи излишне самоуверенными, они обнаруживают нередко нежелательную решительность и прямолинейность в своих поступках, подчеркивают свое превосходство в некоторых отношениях над другими людьми. С.А. Суханов [40] говорит о «болезненной уверенности в безошибочности своих рассуждений». Они легко ссорятся, сердятся, дают вспышки гнева, способны вести горячий спор из-за пустяка. В защите своих взглядов обнаруживают патологическое упрямство. Бывают излишне придирчивы к окружающим, любят критиковать действия и поступки других, к собственным относятся снисходительно, в этом отношении не проявляя критики. Подозрительность резонеров он объясняет тем, что за счет отсутствия критики к себе и завышенному мнению о себе субъект и должен «оберегать» свое Я больше, чем требуется окружающими обстоятельствами, что и ведет к подозрительности. Среди резонеров встречаются патологически обидчивые из-за того, что склонны неправильно истолковывать поступки окружающих, что, как замечает С.А. Суханов [40], приближает их к «параноидным» («все вокруг им завидуют и хотят причинить неприятность»). Многие патологические резонеры любят вмешиваться в чужие дела и давать советы по поводу и без повода. В отношении эмоциональности он отмечает у них приподнятое настроение и хорошее самочувствие, экзальтированность, а также болезненные колебания настроения в форме циклотимии, при этом им свойственна и определенная эмоциональная недостаточность: малая чувствительность к человеческому горю и несчастью.

С.А. Суханов [40] выделял триаду признаков «патологических резонеров»: самым важным являются изъяны в логическом процессе («кривая логика»), на втором месте приподнятое, экзальтированное настроение, на третьем — «слабость моральных чувствований». За счет индивидуальных колебаний во внешних проявлениях этих признаков возможны вариации: переход в «нравственных уродов», превалирование экзальтированности или однозначное доминирование «кривой логики». Интеллектуальная одаренность этих лиц может быть различной. Усиление черт характера патологических резонеров приводит к различным бредовым расстройствам, включая тип «преследуемые преследователи», «бред высокого происхождения», «бред изобретений и открытий», «эротоманический бред у женщин», «бред одержимости животными» (зоопатический бред), или к патологическому сутяжничеству, патологической ревности.

Патологическое резонерство С.А. Суханов [40] рассматривал как своеобразный психоневроз, аналогичный другим психоневрозам: истерии, психастении, эпилепсии, тем самым отождествляя патологический характер с неврозом. Такую же позицию занимал и П.Б. Ганнушкин [36, 41]: «параноическому характеру соответствует картина хронической паранойи», психастеническому характеру — «невроз», психастения [41].

При истерическом характере, по наблюдениям С.А. Суханова [42], речь идет о демонстративной диссоциации сознательного и подсознательного Я. Часть подсознательного уходит из-под контроля сознательного, чем объясняется, например, происхождение истерического паралича. С.А. Суханов для истерического характера полагал основными две особенности: патологическую внушаемость и патологическую самовнушаемость.

Отмечал С.А. Суханов [43] и возможность изолированного поражения «нравственного чувства». Обнаруживаемый с детства отчетливый его недостаток позволяет говорить о «нравственном» или «моральном» уродстве. Одним из ранних признаков этого патологического характера, по С.А. Суханову [43], является стремление в детстве мучить животных. У других представителей этой группы патологических характеров обнаруживается лишь «тупость» нравственного чувства и отсутствует инстинктивное стремление совершать поступки антисоциального характера. Такие типы проявляют только болезненный эгоизм, заботу исключительно о себе и равнодушие к несчастью близких («моральная анестезия»). С.А. Суханов полагал, что дефект морального чувства всегда сопровождается аномалией логического чувства, а выраженность «паралогичности» позволяет отнести этот тип и к патологическим резонерам. При этом «привычных лжецов» он относил к характеру «морально дефектных». При наличии резкой эгоистичности «морально дефектный» никогда не станет жертвовать собственной жизнью для других, но может ее сам мало ценить, так как инстинкт самосохрания у него бывает понижен, и прибегать к различным способам самоуничтожения. Помимо случаев извращения и недоразвития морального чувства, С.А. Суханов [43] отмечал случаи и его «неустойчивости». У таких характеров порывы альтруизма чередуются с поступками, нарушающими интересы других людей и носящими характер антисоциальности. Поскольку в поступках таких неустойчивых характеров больше сказывается влияние окружающей среды, С.А. Суханов называет их также слабовольными, «ахарактерными» и отмечает нестойкость их убеждений. Неустойчивый патологический тип он [43] объяснял чертами инфантильного свойства, «частичным недоразвитием» (заметим, что к такому же объяснению обратился и E. Kraepelin [24, 44], который использовал в этих случаях определение «парциальный инфантилизм»). С.А. Суханов [43] полагал, что чем меньше инфантильных особенностей у взрослого человека, тем он «морально устойчивее».

Отдельно С.А. Суханов [43] выделяет лиц, которым присущ прирожденный патологический альтруизм. Иногда этот признак сочетается с тревожно-мнительным («психастеническим») характером. При этом С.А. Суханов [43] приводит в пример психастеника, живущего в России и переживающего живое чувство жалости по отношению к жителям южно-африканских республик. «Жалостливость» в некоторых случаях психастении выражается в своеобразной «невыносливости» или патологически повышенной моральной чувствительности к горю других людей. Однако такой альтруизм может оставаться бесплодным и не сопровождаться соответствующими поступками. Наряду с психастениками С.А. Суханов [43] находит признак патологического альтруизма у некоторых истериков, что может проявляться в своеобразном и стойком стремлении к самопожертвованию (такой истерический тип может проводить бессонные ночи у постели больного, под градом пуль помогать раненым на поле битвы), но обычно за периодом проявления альтруизма следует период апатии и безразличия.

Итоговая монография С.А. Суханова «Патологические характеры» [45] была опубликована в 1912 г., т.е. раньше, чем книга П.Б. Ганнушкина «Клиники психопатий» [46]. Однако к моменту публикации монографии С.А. Суханова еще не была известна последняя прижизненная систематика психопатических личностей E. Kraepelin и конституциональная типология личности E. Kretschmer, работы, оказавшие огромное влияние на клинические представления и систематики психопатий в психиатрии начала XX века.

Таким образом, в отечественной психиатрии того периода, как и в западноевропейской, французской и немецкой, на фоне сформировавшихся представлений о комплексе психологических признаков «единого» предрасположения к психическим заболеваниям, общей «дегенеративной» психопатической конституции стала развиваться тенденция к выделению из нее отдельных типов аномальных характеров.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.

The author declare no conflicts of interest.

¹ «Невропатия», согласно B. Morel [6], — аномальный характер, либо переходящий в последующем поколении в более тяжелое психическое расстройство, либо являющийся «почвой» для развития «дегенеративного» психоза.

² П.Б. Ганнушкин [36] в том же году публикует статью с описанием этого характера под названием «психастенического», пользуясь терминологией P. Janet [37] (для которого понятие психастении имело более широкое значение «невроза»). В 1901 г. С.А. Суханов совместно с тогда еще начинающим психиатром П.Б. Ганнушкиным опубликовал статью «К учению о навязчивых идеях» [38], в которой высказывалась мысль, что психастенический характер и невроз являются выражением одной и той же конституции.

³ C опережением на 4 года П.Б. Ганнушкин [41] публикует собственное оригинальное описание характера «резонеров».