Актуальность изучения аддиктивного поведения в подростковом возрасте обусловлена тем, что в современном мире растет риск возникновения аддиктивного поведения у подростков, которые подвергаются влиянию различных факторов окружающей среды [1].

Исследования последних лет [2—4] показали значительную роль нарушений семейного функционирования как одного из наиболее важных факторов риска употребления наркотических веществ и других видов деструктивного поведения подростков.

Так, F. Delavari и соавт. [5] установили, что материнская сепарация в раннем анамнезе — это один из факторов риска употребления наркотиков в зрелом возрасте. В опубликованных работах [6, 7] подтверждается наличие характерной структуры семьи и особых личностных факторов у пациентов с зависимостями. В этих работах было отмечено, что в семьях лиц с наркотической зависимостью часто встречаются такие характеристики семейной структуры, как неадекватная коммуникация, отсутствие правил и пределов полномочий, отсутствие сплоченности и наличие измененных ролей, стереотипно связанных с полом. Отсутствие привязанности к матери, ее эмоциональная перегрузка, отсутствие стереотипных семейных ролей и отсутствие отца, вызванные разводом супружеской пары, — это основные этиологические факторы аддиктивного поведения подростков. Семейная типология не определяет полностью злоупотребление психоактивными веществами, но наличие таких факторов, как нарушение структуры семьи, недостаточные аффективные взаимодействия между ее членами, следует учитывать при разработке терапевтических стратегий лечения подростков-аддиктов и их реабилитации [8].

Употребление наркотиков подростками повышает риск использования психоактивных веществ (ПАВ) на протяжении всей жизни. Раннее выявление негативных факторов имеет решающее значение для снижения риска возникновения зависимости от ПАВ. Авторы одного из исследований [9] предложили профилактические меры, увеличивающие устойчивость к развитию зависимости от ПАВ. В этом аспекте некоторые исследователи [10] особое внимание обращают на ситуации стресса, реакции на них и последствия, особенно в тех случаях, когда появляется склонность справиться со стрессовой ситуацией с помощью ПАВ (алкоголя или наркотиков). По данным корейских исследователей [11], сила корреляций между аддиктивным поведением и факторами риска выше в более молодых возрастных группах.

У лиц с аддиктивным поведением было выявлено [12] наличие преимущественно невротического стиля защиты и некоторых незрелых форм — защиты (проекция, расщепление и соматизация), а также использование избегающих стратегий и стратегий, ориентированных на эмоции.

Цель настоящего исследования — изучение связи семейной структуры и особенностей реагирования на стресс у подростков-аддиктов.

При построении исследования исходили из предположения, что подростки-аддикты отличаются от подростков без аддиктивного поведения низким уровнем семейной адаптации и семейной сплоченности, стилем реагирования на трудные жизненные ситуации, более частым использованием защиты и копингов, выполняющих функцию регулирования негативных эмоциональных состояний, связанных с неудовлетворенными потребностями в общении, самоутверждении (подростки без аддиктивного поведения в анамнезе — копинги и защиты, главной функцией которых является разрешение ситуации), а также более низким уровнем жизнестойкости.

Исследование было проведено на базе подросткового отделения Новосибирского областного клинического наркологического диспансера с ноября 2016 г. по май 2017 г.

В основную группу обследованных вошли 65 юношей в возрасте 16,0±1,0 год, находившихся на лечении в указанном диспансере в связи с употреблением ПАВ.

В группу сравнения вошли 42 условно-здоровых подростка, не употреблявших ПАВ, того же возраста.

Для изучения семейной структуры была использована шкала семейной адаптации и сплоченности (FACES-3). Для диагностики механизмов психологической защиты применяли опросник «Индекс жизненного стиля» (Life Style Index, LSI). Способы (копинг-механизмы, копинг-стратегии) преодоления трудностей в различных сферах определяли с помощью опросника «Способы совладающего поведения». С целью выявления убеждений, которые позволяют человеку выдерживать и эффективно преодолевать стрессовые ситуации, в работе был использован также тест жизнестойкости, который представляет собой адаптацию опросника Hardiness Survey.

При сопоставлении результатов основной группы обследованных с группой сравнения использовали методы статистической обработки: U-критерий Манна—Уитни; коэффициент ранговой корреляции Спирмена.

На начальном этапе исследования были изучены особенности семейной структуры. По шкале «семейной сплоченности» в основной группе средние значения были низкими, составляя 30,7±5,25 (норма, по данным авторов методики, 37,1±6,1). В группе сравнения этот показатель был 34,2±4,8, т. е. также ниже нормы. Семейная сплоченность характерна для семей, в которых прослеживается благоприятное развитие ребенка. B. Fiese и соавт. [13] пришли к выводу о высокой корреляции семейной сплоченности с семейными ритуалами. Исследования семей, в которых существуют проблемы со здоровьем детей, показали, что дети, проходившие лечение с положительным семейным функционированием (например, с высокой степенью сплоченности), в большинстве случаев обнаруживают высокую психологическую адаптацию и лучшее качество жизни [14, 15]. В этом отношении большое значение имеют семейные ритуалы, обеспечивающие организацию и сплоченность семейных связей, которые в свою очередь являются важными ресурсами для контроля заболевания, повышения как комплаентности, так и адаптивного воспитания детей. C. Crespo и соавт. [16] продемонстрировали, что высокая сплоченность в свою очередь связана с улучшением качества жизни и с меньшими эмоциональными и поведенческими проблемами посредством менее конфликтной семейной среды.

По результатам оценки семейной адаптации было выявлено, что в основной группе этот параметр имел значение 29,7±7,19, что говорит о достаточно высокой семейной адаптации в семьях подростков-аддиктов (норма, по данным авторов методики, 24,3±4,8). В группе сравнения этот показатель был 31,7±5,9, что также, как и в основной группе, говорит о достаточно высокой семейной адаптации.

В исследуемых группах была выявлена тенденция различий по критерию Манна—Уитни лишь по одному показателю семейной структуры — семейная сплоченность (р<0,05).

Как указывалось выше, на следующем этапе исследования изучались механизмы психологической защиты. В пределах нормы (до 50, по данным авторов методики) оказался только один вид психологической защиты — проекция. А все остальные виды психологической защиты превышали показатель нормы как в основной группе, так и в группе сравнения. Так, были получены данные, позволяющие говорить о высоком развитии такой защиты, как «замещение», как в основной группе (92,7±1,8), так и в группе сравнения (76,2±26,6). Данный вид защиты интерпретируется как малоэффективный, но в то же время необходимый. Замещение чаще развивается для сдерживания гнева и для избегания ответной реакции агрессии. Подростковый возраст характеризуется повышенной эмоциональностью и конфликтностью, поэтому можно предположить, что подростки обеих групп используют этот защитный механизм для сдерживания своих «взрывов» эмоций и агрессивности. На втором месте по степени выраженности у обследованных находилась такая психологическая защита, как «отрицание» (86±2,6 и 87,5±11,9 в основной и группе сравнения соответственно). Известно, что это наиболее ранний онтогенетически и наиболее примитивный механизм защиты. Оно проявляется в отсутствии осознания определенных событий, элементов жизненного опыта и чувств, болезненных в случае их осознания. Можно предположить, что у подростков с аддиктивным поведением механизм защиты в виде отрицания развивается с целью сдерживания эмоции принятия окружающих, если они демонстрируют безразличие или отвержение. Далее следует психологическая защита «подавление» (82,4±2,7 и 60,9±32,5 соответственно по группам) — более сознательное избегание тревожной информации, отвлечение внимания от стрессогенных идей и образов, чем вытеснение. Подростки в основной группе используют этот механизм защиты чаще, чем подростки группы сравнения. Можно предположить, что подростки-аддикты чаще прибегают к подавлению своих мыслей, идей и образов, которые могут вызвать неприятные переживания. Механизм психологической защиты «компенсация» также имел высокие значения в обеих исследуемых группах (81,8±2,6 и 72,7±35 соответственно). Этот механизм при формировании основных структур психики развивается самым поздним. Как правило, используется данный механизм сознательно для сдерживания печали, горя утраты или страха утраты. Компенсация может быть приемлемой и неприемлемой: в первом случае, например, существующий недостаток может компенсироваться высокими результатами в какой-либо деятельности, а во втором случае он будет компенсироваться стремлением к власти и агрессивностью. Можно предположить, что подростки в исследуемых группах могут использовать этот защитный механизм в тех же целях.

Если оценивать общую напряженность защит, то в группе сравнения она была выше, чем в основной: 61,4±13,6 против 50,4±14,7. Это можно объяснить тем, что здоровые подростки чаще используют защитные механизмы, хотя у них могут существовать и неразрешенные конфликты, подростки-аддикты чаще прибегают не к защитным механизмам, а к наркотическим веществам.

В рамках настоящего исследования была проведена также диагностика стратегий совладания со стрессом. Было установлено, что по среднему показателю (40—60) подростки-аддикты умеренно используют все представленные стратегии совладания со стрессом. При этом такие стратегии, как самоконтроль, бегство-избегание и планирование решения проблемы, использовались чаще подростками основной группы. В группе сравнения более частыми были стратегии: конфронтационный копинг, дистанцирование, поиск социальной поддержки, принятие ответственности и положительная переоценка ситуации.

При анализе жизнестойкости были получены ожидаемые результаты: подростки-аддикты менее жизнестойки (71±15,9), чем условно здоровые подростки (84,2±10,7). Нормативный результат у подростков-аддиктов был получен лишь по одной составляющей жизнестойкости — принятие риска (15,6±3,2). Во всех остальных же случаях подростки-аддикты уступали подросткам из группы сравнения. Также следует отметить тот факт, что результаты как подростков-аддиктов (28,7±10,02), так и здоровых подростков (33,4±6,7) по такой составляющей жизнестойкости, как вовлеченность, не входят в нормативные показатели, но значение этой составляющей тем не менее было выше в группе сравнения, чем у подростков-аддиктов. На следующем этапе исследования при интерпретации особенностей жизнестойкости были выявлены тенденции к наличию различий между группами (р<0,05) по шкалам контроль и принятие риска.

Обобщая полученные данные можно отметить, что в группе подростков-аддиктов были выявлены низкие результаты по шкале «семейная сплоченность», высокий уровень развития таких механизмов психологической защиты, как «отрицание», «подавление», «регрессия», «компенсация», «замещение», «интеллектуализация» и «реактивное образование», характерен для обеих групп изучаемой выборки. Значимые различия выявлены по одному механизму психологической защиты — подавление. В основной группе чаще используются такие стратегии совладания со стрессом, как самоконтроль, бегство-избегание и планирование решения проблемы, а в контрольной — конфронтационный копинг, дистанцирование, поиск социальной поддержки, принятие ответственности и положительная переоценка. Выявлены более низкие показатели параметров жизнестойкости у подростков-аддиктов, чем в контроле Обнаружены тенденции к взаимосвязи возраста и семейной сплоченности; семейной адаптации и механизма защиты «компенсация»; обратная корреляция между копинг-механизмом «самоконтроль» и защитными механизмами «замещение» и «реактивное образование».

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

*e-mail: sultanova.aklima@yandex.ru