Атаджан Эргешович Эргешов, директор ФГБНУ «Центральный научно-исследовательский институт туберкулеза» (ЦНИИТ), доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент РАН

Интервью с Атаджаном Эргешовичем Эргешовым

– Атаджан Эргешович, в каком возрасте и в связи с чем медицина стала вашим осознанным выбором?

– Я родом из Туркменистана, причем даже не из города: от нашего поселка до столицы более 600 километров, то есть, по сути дела, он почти в пустыне. Мой дядя был педиатром, главным врачом областной больницы, очень уважаемым человеком, его любили и коллеги, и пациенты. Когда он к нам приезжал, все односельчане приходили со своими проблемами, детишек приводили. И он старался каждому помочь. Поэтому я тоже решил стать педиатром и в 1979 году поступил в Туркменский медицинский институт, где проучился три года. Поскольку в моей зачетке стояли одни пятерки, меня вызвал ректор и сообщил, что дальше я буду продолжать учебу в Москве. В те годы было такое соглашение между Туркменским медицинским институтом и Вторым медом. И в 1982 году меня перевели во Второй мед, который я и закончил.

– А как пришли именно к данной специальности?

– Далеко не сразу. Вы знаете, на какую кафедру я бы ни приходил, мне все было интересно, сразу хотелось стать профессионалом именно в этой специальности. Вот Александр Григорьевич Румянцев – блестящий гематолог, после встречи с ним я захотел стать гематологом. Пошел в хирургию – а там Игорь Иванович Затевахин, его пример вызвал желание стать хирургом. Пошел к Александру Григорьевичу Чучалину – и сразу представил себя терапевтом, пульмонологом.

К фтизиатрии меня привлекла выдающийся ученый Ирина Еремеевна Кочнова, а нашу группу курировал Валерий Павлович Сухановский. Я понял, что следует заниматься туберкулезом, потому что для Туркменистана, для Средней Азии это была большая проблема. Мне предложили целевую ординатуру по фтизиатрии, в частности по детскому туберкулезу. Так в 1985 году я попал в ЦНИИТ и до сих пор работаю здесь. Два года в клинической ординатуре, потом стал младшим научным сотрудником. В 1989 году защитил кандидатскую диссертацию по фтизиопедиатрии, а в 1994-м – докторскую диссертацию под руководством тогдашнего директора ЦНИИТ академика РАМН Александра Григорьевича Хоменко. Он стал моим учителем не только в профессии, но и в жизни.

– В течение без малого 40 лет на ваших глазах происходило и развитие института, и, собственно, становление современной фтизиатрии. Что изменилось за эти годы?

– Не поверите, когда я пришел сюда в 1985 году, туберкулез считался исчезающей болезнью. Многие институты начали переименовываться, перепрофилироваться в пульмонологические. Возможно, были такие мысли и у Александра Григорьевича Хоменко: для начала он в 1987 году открыл отделение пульмонологии, которое работает до сих пор. Мы стали заниматься бронхиальной астмой, хронической обструктивной болезнью легких, пневмонией, резонно рассуждая: если вдруг туберкулеза не будет, то, по крайней мере, институт останется.

И вдруг, начиная с 1991 года, заболеваемость стала расти, и за 10 лет увеличилась втрое: от 34 случаев на 100 000 до 94 случаев на 100 000 населения. А в 2000 году (это пик показателей) больше 120 000 человек заболели туберкулезом. Тогда же умерли от туберкулеза 25 000 человек. Это целый город!

– Что же произошло и как вы сумели переломить ситуацию?

– Во-первых, сыграла роль нестабильная социальная и политическая обстановка. Во-вторых, как снежный ком стала нарастать проблема лекарственной устойчивости (резистентности) к препаратам. А бороться нам помогли новые методы диагностики и лечения. Мы многие годы пытались совершенствовать диагностику с помощью микроскопии. Но в 1983 году американским ученым Керри Мюллисом был открыт метод ПЦР (полимеразной цепной реакции), за что он в 1993 году получил Нобелевскую премию. Вскоре после такого международного признания метода мы тоже стали использовать ПЦР. Помимо этого, совместно с НИИ физико-химической медицины начали разрабатывать свои тест-системы с электрофорезом. Была создана первая в нашей системе молекулярно-генетическая лаборатория. Мы стали определять заболевание не за 2–3 месяца, а за 2–3 часа. Это небо и земля.

С тех пор только в лаборатории микробиологии внедрено 13 новых технологий. Например, помните, как всем детям делали пробу Манту? Наш институт участвовал в разработке Диаскинтеста®, который сейчас выполняется детям с семилетнего возраста вместо Манту.

Я считаю, что это самое значимое, самое большое открытие во фтизиатрии в XXI веке. Это была огромная совместная работа нашего института и еще ряда научно-исследовательских медицинских учреждений. Мы не только приняли участие в его разработке, но и провели доклинические и клинические исследования, поскольку у нас есть виварий, где можно проверить эффективность и безопасность препарата на лабораторных животных. Мы до сих пор каждый серийный детский тест проверяем.

В 2020 году Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) тоже признала, что Диаскинтест® – один из лучших методов определения, инфицирован человек или нет.

Появились новые прекрасные препараты, не только зарубежные (несколько лет назад мы участвовали в клинических исследованиях одного из них), но и отечественные.

Да любую область взять – всюду кардинальные изменения. Так, в хирургии внедрили миниинвазивные технологии. Раньше делали большие разрезы, сейчас они до 5 сантиметров, что оптимально и для пациента, и для врача. Также под видеонаблюдением проводят эндоскопию: мы видим, откуда взять кусочек материала для диагностики.

Не менее важной приметой сегодняшнего времени стала пациентоориентированная терапия. Мы проводим фармакогенетические исследования, чтобы максимально точно определить, какой препарат назначить конкретному пациенту, в какой дозировке.

– В институте существует музей истории ЦНИИТ. Но там, насколько я знаю, находятся экспонаты, относящиеся ко времени, когда института еще не существовало. Расскажите, пожалуйста, о них и об истории ЦНИИТ в целом.

– Да, у нас есть очень интересные экспонаты. Отдельный стенд посвящен Роберту Коху, который, как известно, открыл возбудителей туберкулеза и сибирской язвы. На снимках показана его рабочая обстановка, есть фото его записной книжки, первых страниц статей об этиологии туберкулеза и т. п.

На стендах музея можно увидеть, какой была противотуберкулезная служба в России до революции. Даже фотографии царской семьи есть. Они сняты со своеобразными букетами в руках в так называемый День белого цветка – ромашки, которая давно является символом борьбы с туберкулезом. В этот день всюду продавали букеты ромашек, и собранные деньги предназначались для борьбы с чахоткой.

Царская семья у ворот дворца в Ливадии в «День белого цветка» – ромашки, являющейся символом борьбы с туберкулезом

В музее представлены труды наших выдающихся ученых. И вся история института, конечно, начиная с 1921 года. История отделов, портреты людей, чья деятельность составила славу ЦНИИТ. Молодежь любит разглядывать различное старинное оборудование, находить на снимках выдающихся светил, которые когда-то были их сверстниками.

А начиналось все с того, что в 1999 году, после смерти Александра Григорьевича Хоменко, возглавлявшего институт в течение 26 лет, новый директор Владислав Всеволодович Ерохин решил сделать мемориальный кабинет Александра Григорьевича. И логичным продолжением этой работы стало создание музея.

Музей пользуется популярностью и у сотрудников, и у студентов, и у гостей института. Мы к этой работе привлекаем наших ветеранов, которые сами – живая история. Например, сейчас заведующим является Анатолий Тихонович Сигаев – доктор медицинских наук, профессор, которому скоро исполнится 85 лет. Он долгие годы заведовал отделением лучевой диагностики, был членом ВАК.

У нас вообще много долгожителей, и некоторые даже в возрасте 90+ продолжают читать лекции, стоя за кафедрой.

– Как бы вы охарактеризовали эпидемиологическую ситуацию по туберкулезу на данном этапе? Заметна ли положительная динамика заболеваемости и смертности?

– После 2000 года, который, как я говорил, считается пиком заболеваемости в России, было принято несколько государственных подпрограмм, обеспеченных хорошим финансированием. В результате на сегодняшний день у нас показатели заболеваемости 29,6 на 100 000 населения. То есть мы уменьшили показатели заболеваемости более чем в 3 раза, а смертности – в 8 раз! И такая положительная тенденция продолжается.

В начале 2000-х Россия, по определению ВОЗ, входила в список стран с высоким бременем туберкулеза. В 2020 году мы вышли из этого списка. То есть эпидемиологические показатели значительно улучшились, но честно скажу, что снижаются они довольно медленно.

Особенно меня настораживает ситуация с туберкулезом у детей и подростков. Как и у взрослых, у них темпы снижения до 2020 года, до ковидного периода, были замечательные. Сейчас показатели в течение 4 лет держатся на одном уровне, даже есть тенденция к росту.

– Почему?

– Потому что проблема множественной лекарственной резистентности встала во весь рост. Она наблюдается у каждого третьего пациента. Среди тех, кто находится на диспансерном учете, в 2022 году больные с лекарственной устойчивостью составляли 60%, в 2023 году – 56%. Соответственно, это существенно влияет на эффективность лечения. Ведь остается такой большой резервуар.

В 2020 году Всемирная организация здравоохранения тоже признала, что Диаскинтест® – один из лучших методов определения, инфицирован человек или нет

Если говорить об эпидемиологической картине в целом, то в 2023 году было выявлено более 43 000 больных туберкулезом. Среди них подростков от 14 до 17 лет – 600 и детей от нуля до 14 лет – 1690. Среди детишек в 2020 году вообще не было смертности. А в прошлом году 5 умерли от туберкулеза. Для сравнения: в 2022 году в мире туберкулезом среди детского контингента заболели миллион двести тысяч человек. И за год умерло 200 000. В мире заболевает миллион шестьсот тысяч человек, и из них около полутора миллионов умирает. У нас заболеваемость 29,6, а в мире – 137 на 100 000 населения. Конечно, есть страны, где туберкулеза совсем мало, например, европейские, а в некоторых азиатских цифры зашкаливают.

– Чем отличается туберкулез у детей? Есть ли способы профилактики?

– У детей обычно возникает так называемый первичный туберкулез. Как правило, инфекция поражает внутригрудные лимфатические узлы (75–80% случаев) или протекает в форме первичного туберкулезного комплекса (около 10–15% случаев).

С помощью Диаскинтеста и современных лучевых методов исследования заболевание можно выявить на начальной стадии и как можно раньше начать лечение.

Профилактика – это, в первую очередь, прививки. К сожалению, несмотря на очевидность этого утверждения, антивакцинные группировки настолько влияют на умонастроения людей, что сейчас в родильных домах только 85% матерей дают согласие на прививку БЦЖ (а в 90-х прививали 97–98% новорожденных). И потом в течение первого года жизни малышей наши педиатры, фтизиопедиатры ходят по домам, уговаривают мамочек и других родственников и доводят показатель до 95%. Те же, кто так и остался не привитым, если заболевают, то в тяжелой форме.

Сейчас весь мир занимается поисками еще более эффективной вакцины, но на сегодня замены БЦЖ нет.

– Во время пандемии вы однажды отметили, что в какой-то степени она пошла на пользу ситуации с заболеваемостью туберкулезом. Что вы имели в виду?

– Когда меня спросили, будет ли расти в этот период число заболевших туберкулезом, я сказал, что нет. Ведь и одно, и другое заболевание передается воздушно-капельным путем. Мол, раньше только в туберкулезных учреждениях все ходили в масках, а теперь вся страна ходит в масках. Но это я говорил в начале пандемии. Впоследствии опыт показал, что у заболевших ковидом настолько снизился иммунитет, что риск заболеть туберкулезом стал намного больше. Поэтому в некоторых регионах Российской Федерации после ковида мы наблюдали даже небольшой рост показателей заболеваемости.

– Ваш институт является сотрудничающим центром Всемирной организации здравоохранения, в чем это выражается?

– Да, в 1998 году мы стали первым сотрудничающим центром ВОЗ по туберкулезу в Российской Федерации. Наш директор, Александр Григорьевич Хоменко, до прихода в институт долгие годы работал в Женеве в качестве сотрудника ВОЗ. И с тех пор мы многие мероприятия проводим вместе с ВОЗ, адаптируем их рекомендации в соответствии с отечественными реалиями.

Кроме того, на нашей базе работают кафедры фтизиатрии трех медицинских вузов – 2-го и 3-го медов, РУДН. У нас большой учебный центр – проводим обучающие курсы для специалистов России и ближнего зарубежья, развиваем телемедицинские технологии.

– Вы сумели увлечь медициной и дочь, ставшую врачом-пульмонологом. Какими секретами профессии вы с ней делитесь?

– Я хотел, чтобы дети сами выбирали профессии. Но и сын и дочь пошли в медицину. Правда, сын вскоре понял, что это не его призвание, а вот дочь считает, что не ошиблась. Еще в 11-м классе она самостоятельно записалась на подготовительные курсы Первого меда и затем туда поступила.

Ну конечно, влияние было: я на ее глазах рос профессионально, занимался наукой, писал диссертации. В гости приходили друзья – медики, много говорили о работе. На практику она пришла в наш институт, я ее направил в пульмонологию. На распределении она попросилась сюда, потому что уже знала наш коллектив. Потом она защитила кандидатскую диссертацию по пульмонологии, но увлеклась ультразвуковой диагностикой, и сейчас занимается этим. А поскольку я сам специалист по ультразвуковой диагностике – обе диссертации ей посвящены, то еще во время практики рассказывал дочери о возможностях и перспективах УЗИ. Так она и выбрала свою нынешнюю специальность.

– Что, по вашему мнению, главное в работе врача?

– Главное – надо любить профессию, тем более что фтизиатрия – это вообще не про деньги. Здесь же большей частью – социальные больные. Сложные, часто с непростыми характерами. Поэтому надо иметь большое терпение, даже просто уметь выслушать. Скажу вам, фтизиатры – это особые, редкие люди. В ЦНИИТ нет текучки кадров. Каждый понимает: раз пришел во фтизиатрию, знаешь, что будешь занят делами с утра до вечера, ни минуты покоя. Но ты сделаешь все, чтобы помочь больному.

Я, как и многие наши специалисты, мог бы в свое время уйти в другие структуры, в коммерцию. Но каждый из нас болеет душой именно за фтизиатрию, стремится вылечить как можно больше больных, облегчить их участь.

И самое главное – нужно все время повышать свой профессиональный уровень.

Я сейчас делаю большой упор на молодежь, стремлюсь, чтобы они наравне с именитыми специалистами участвовали в конференциях, ездили в командировки. Советую им: не откладывайте научную работу на потом! После окончания института у меня уже было двое детей. И никаких влиятельных родственников. Подрабатывал, где мог, чтобы семью содержать, и при этом в 32 года стал доктором медицинских наук. Люблю фразу: «Если сегодня будешь работать на авторитет, потом авторитет будет работать на тебя». Прислушиваются! У нас ежегодно защищается около пяти кандидатских диссертаций, молодые врачи берутся и за докторские диссертации. Так что все у нас впереди!