8 августа 2013 г. исполнилось 90 лет со дня рождения крупного нейрохирурга проф. Николая Яковлевича Васина. Он был моим близким другом.

Николай Яковлевич был великим тружеником. Любил плотничать и выращивать цветы. Все делал тщательно и умело, как мастер. У него были золотые руки. Но, конечно, гораздо важнее, что он их использовал для главного дела своей жизни — нейрохирургии.

Некоторые его недоброжелатели в Институте злословили, что, дескать, Васин — нейрохирург невысшего класса. Действительно, по количеству операций в год он отставал и от Коновалова, и от Федорова, и от Филатова, и от Габибова. Тому были свои причины. Прежде всего, огромная занятость журналом «Вопросы нейрохирургии», где он был ответственным секретарем редколлегии, и другой редакторской работой (только благодаря ему увидели свет двухтомное «Руководство по нейротравматологии» и многие другие монографии). Кроме того, Н.Я. Васин был ответственным секретарем Большой медицинской энциклопедии по разделу «Нейрохирургия».

Бесконечно оппонировал. О профессоре Васине как оппоненте мечтали все — и диссертанты, и их научные руководители, зная его доброжелательность и разностороннюю компетентность. Поэтому порой дело доходило до абсурда: безотказный Николай Яковлевич поднимался на кафедру два и даже три раза — по числу защищаемых на заседании спецсовета диссертаций. Конечно, у ведущих нейрохирургов Института также было множество внеоперационных забот, но вышеупомянутых они всячески стремились избегать. Еще много времени Николай Яковлевич тратил на друзей и на искусство.

Профессор Николай Васин был удивительно разносторонним в своей хирургической деятельности — не только опухоли и аневризмы головного мозга, но и нейротравматология, и функциональная и стереотаксическая нейрохирургия были в равной мере подвластны ему. Видимо, в этом профессионально преломлялось свойственное ему природное любопытство. «За все хватается», — судили недоброжелатели. Но я могу с убежденностью сказать: качество больших васинских операций было очень высоким, ни в чем не уступало качеству операций ведущих нейрохирургов Института, исключая, разумеется, те особые хирургические вмешательства, которые составляли предмет личной многолетней специализации ассов нейрохирургии. Но в этом ключе и у Васина не было конкурентов: взять, например, деструкцию корешка и узла тройничного нерва при неукротимой тяжелой невралгии.

Я — невролог, однако в операционные ходил не реже многих нейрохирургов. Часто видел, как оперируют Б.Г. Егоров, А.И. Арутюнов, Л.А. Корейша, А.А. Арендт, Н.М. Волынкин, М.А. Салазкин, Э.И. Кандель, А.Н. Коновалов, С.Н. Федоров, Ю.М. Филатов, Г.А. Габибов и, конечно, Н.Я. Васин. И могу, и даже, наверное, имею право сравнивать — и по мануальным способностям, и по темпу и ритму операции, и по реакциям на предвиденные и непредвиденные опасные осложнения, и уж тем более по ближайшим и отдаленным результатам хирургического вмешательства. У каждого из выдающихся нейрохирургов Института свой стиль, свои достоинства, свои особенности — иначе и быть не может. Перед каждым из них я преклоняюсь.

Николай Яковлевич Васин оперировал без рывков, без напора, неторопливо, казалось, в каком-то замедленном ритме; его движения были мягки, плавны, может быть точнее — деликатны, когда, например, он удалял опухоль из глубинных отделов мозга. Если возникало кровотечение, Васин мгновенно переключался на его остановку, темп его действий резко ускорялся, но внешнее спокойствие не покидало нейрохирурга. Если допустимо сравнивать, я бы сказал, что это был стиль его учителя Бориса Григорьевича Егорова, разумеется, с особой васинской окраской.

Н.Я. Васин был нейрохирургом международного уровня. Неслучайно беспартийный Николай Васин вместе с Сергеем Федоровым и Габибом Габибовым входил в тройку нейрохирургов Института, имевших заграничный паспорт с постоянно открытой визой для вылета в тот же день в любую страну мира, где требуется срочная нейрохирургическая помощь. И Васин летал: в Латинскую Америку и в Южную Азию, в Северную Африку и многие страны Европы. Консультировал, оперировал, помогал...

Как ученый Николай Яковлевич был очень талантлив. Им, как исследователем, восхищался крупнейший нейрогистолог проф. Михаил Аркадьевич Барон, под руководством которого Николай выполнил пионерскую работу по кровоснабжению твердой мозговой оболочки.

Однажды Николай Васин заинтересовался паразитарными поражениями центральной нервной системы. Оказалось, что проблема не изучена. И вместе с Григорием Павловичем Корнянским и Петром Владимировичем Эпштейном Николай создает первое руководство по цистицеркозу, эхинококкозу, шистозоматозу и другой подобной патологии головного и спинного мозга. Вот уже почти полвека это единственная книга на трудные случаи диагностики и лечения малоизвестных неврологических и нейрохирургических заболеваний.

Увлекался Н.Я. Васин и проблемами цереброваскулярной патологии — артериальные аневризмы и артериовенозные мальформации головного мозга.

Проф. Н.Я. Васин внес ценный вклад в развитие нейроонкологии. На уровне возможностей своего времени (40 лет назад) он разработал подходы и показания к хирургическому лечению опухолей височных долей — одной из самых распространенных локализаций глиом. На этом материале он блистательно защитил в 1970 г. докторскую диссертацию, а затем издал монографию.

Его научное любопытство не знало границ. Он брался за все, но дилетантом нигде не был. Один из основоположников стереотаксической хирургии в Институте, Н.Я. Васин овладел сам и обучил коллег прицельному выключению или раздражению определенных мишеней в глубинных структурах мозга, ответственных за насильственные движения, дрожание, повышение мышечного тонуса при паркинсонизме, торзионной мышечной дистонии, детском церебральном параличе...

Николай Яковлевич — пионер в развитии функциональной противоболевой нейрохирургии в нашей стране. Исходя из концепции многоуровневого формирования болевых синдромов, он предложил систему стереотаксических и пункционных воздействий на периферическую и центральную нервную систему. Н.Я. Васин был не только идеологом, но и прекрасным исполнителем им же модифицированных противоболевых блокад. В конечном итоге, он организовал первое в России отделение функциональной и стереотаксической нейрохирургии.

Проф. Н.Я. Васин близко подошел и к восстановлению в нашей стране психохирургии, разумеется, на новой методической основе. Лишь его преждевременный уход помешал развернуться исследованиям в этом направлении.

Но, может быть, наиболее значительными были достижения Николая Яковлевича в нейротравматологии компьютерной эры. Потребовалось пересмотреть многие из устоявшихся понятий, создать новый язык, современную классификацию, обосновать показания и противопоказания к хирургическому лечению различных субстратов мозговых повреждений. Проф. Н.Я. Васин, его ученики, его клиника вместе со многими лабораториями Института берутся за решение этих актуальных задач. Однако также становится ясным, что, учитывая массовость черепно-мозговой травмы, ее социальную и экономическую значимость, усилия должны быть объединены в масштабах страны.

Доклад Николая Яковлевича Васина вместе с докладом Александра Николаевича Коновалова на сессии Отделения клинической медицины АМН СССР осенью 1983 г. в Ташкенте послужили толчком и основой для создания отраслевой научно-технической программы С.09 «Травма центральной нервной системы». Среди ее главных разработчиков — Н.Я. Васин. Уже после смерти вышла в свет его с соавторами монография, посвященная современной диагностике черепно-мозговой травмы.

Николай Яковлевич был высоким интеллектуалом и порядочным человеком. Вот лишь одна из многих подобных ситуаций на его жизненном пути, повлекшая за собой гонения. В 1964 г. неожиданно сменили директора Института нейрохирургии — вместо Б.Г. Егорова назначили А.И. Арутюнова. Александр Иванович в 60 лет победно возвращался в свою alma mater из Киева, где он создал крупный нейрохирургический Институт. Личность яркая, темпераментная, но неоднозначная, противоречивая. Он был полярен как в своих эмоциях — умел любить, умел и ненавидеть, так и в своих действиях — умел создавать, умел и разрушать.

Талантливый нейрохирург, смелый энергичный директор, он сделал ставку на молодежь, справедливо видя в ней будущее. Но одновременно начал активно увольнять старые кадры, особенно неврологов, прошедших с ним довоенную школу у Бурденко. Они были пенсионного возраста и с формальной точки зрения придраться было не к чему. Но профессионально все уволенные были полностью сохранны, активны, их огромнейший опыт мог быть полезен и для науки, и для больных, и для обучения молодежи. Верно прослужив нейрохирургии, Институту по 30—40 лет, они могли рассчитывать на иную судьбу в конце своей карьеры. Императивный разрыв эстафеты поколений способен поколебать нравственные начала в коллективе, что всегда опасно. (Надо, однако, сказать, что преемник А.И. Арутюнова на посту директора Александр Николаевич Коновалов вот уже почти 40 лет прекрасно решает эту проблему и на пользу делу, и на пользу старым ученым).

Александр Иванович перетасовал заведующих отделениями, запретил оперировать даже таким нейрохирургам, как Б.Г. Егоров и Л.А. Корейша, и быстро стал жупелом у молодых, которые подражали своему кумиру, увы, во всем без разбора. И перестали (правда, не только молодые) даже здороваться с опальным Борисом Григорьевичем, избегать встреч и разговоров с тем, у которого учились, перед которым недавно преклонялись, а иные и заискивали. И едва ли не единственный, кто не изменил себе, кто выдержал испытание на порядочность, интеллигентность, искренность, был Николай Васин. Так же, как всегда, он с приветливой улыбкой здоровался и беседовал с Борисом Григорьевичем и пострадал за это — его сняли с заведывания нейрососудистым отделением.

Это был спасительный пример и для меня, и для многих других — не следовать конъюнктуре, оставаться самим собой. Ведь в сложном положении оказался и я. Бориса Григорьевича и отринутых ученых-неврологов я глубоко уважал. Мне, вероятно, больше, чем кому-либо, довелось выслушать их страстные и страшные монологи.

Вместе с тем с Александром Ивановичем у меня сложились хорошие отношения. Он, как и Юлий Вениаминович Коновалов, стал научным консультантом моей докторской диссертации, а незадолго до смерти пригласил работать в Институте, сказав при этом: «Будешь молодых учить неврологии». Но в оценках его деяний я остаюсь достаточно объективным. И потому морально поддерживал неколебимую порядочность и принципиальность мягкого Васина, в котором иные видели лишь донкихотство.

Николаю досталось в жизни. В 18 лет кошмар войны на Волховском фронте, два ранения и медаль «За отвагу», плен; СМЕРШ и КГБ, долго державшие его на крючке... Он никогда не говорил со мной о годах плена, но какая-то печать тайны и тоски, а в последнее время, добавлю, и усталости от жизни лежала на нем.

Только потом я узнал подробности от его дочери Елены Васиной. В конце марта 1942 г. дивизия, в которой воевал Николай в составе Второй ударной армии, попала в окружение, из которого вскоре удалось выйти. Спустя 2 месяца вновь окружение. Почти 3 месяца вместе с 12 однополчанами Николай пробирался через леса и болота в надежде перейти линию фронта. Однако добраться до своих так и не удалось — группа неожиданно столкнулась с немцами. Семь из 13 были убиты, а оставшихся в живых, в том числе Николая, взяли в плен. В Москве родители получили фронтовую повестку: «Ваш сын пропал без вести...». В течение 2 лет от Николая не было никаких известий. Все были уверены, что он погиб. И только родители и сестра молили Бога, чтобы Николай вернулся с войны.

Полтора года Николай провел в немецком плену. Он потерял все зубы, дважды опухал от голода и только чудом ему удалось остаться живым. Он был так истощен от голода, что от слабости упал на строительстве дороги. Немецкий охранник спихнул его сапогом в канаву и собрался пристрелить. Однако внезапный приезд начальства отвлек его. Он бросился навстречу «высоким гостям», чтобы отдать честь. Это спасло Николаю жизнь. Придя в себя, в холодную январскую ночь 44-го года он ползком добрался до ближайшего хутора. Крестьяне в глухомани Винницкой области, рискуя жизнью своей и детей, скрывали советского солдата. Дни и ночи Николай проводил на сеновале, ожидая прихода Красной армии. Читал от корки до корки старую затрепанную Библию, оказавшуюся единственной книгой в доме, и думал о том, какое же это счастье — остаться в живых.

В марте 1944 г. село, где прятался Николай, было освобождено. Можно возвращаться в действующую армию. Однако на пути встала страшная преграда — СМЕРШ. Два месяца, которые показались во время войны длиннее вечности, Николай Васин проходил проверку, постоянно выслушивая обвинения, почему остался жив, а не погиб. И все же ему разрешили вернуться на фронт. И тогда в мае 1944 г. родители наконец-то получили долгожданную весточку от сына. В ней было только два трижды повторенных слова: «Я жив! Я жив! Я жив!»

День Победы Николай Васин встречал в Праге. Он не любил рассказывать о войне. Вспомнил только, что плакал всего лишь раз, когда в своей отросшей бороде обнаружил вшей...

Еще не будучи демобилизованным, в 1946 г. Николай Васин с разрешения министра здравохранения СССР поступил в I Московский медицинский институт. Невероятно хотелось жить и учиться, казалось, что все страшное, что выпало на его долю, осталось позади. Однако первые послевоенные годы были тяжелыми. Органы НКВД не оставляли Николая в покое. Для них он оставался «бывшим немецким военнопленным», которому можно было звонить в дверь в 3 часа ночи, вызывая на допросы. Родители опять не спали ночами, моля Бога, чтобы их сын снова не оказался в концлагере — на сей раз в советском. А Васин, вернувшись после бессонной ночи из НКВД домой, шел каждое утро на занятия в медицинский институт, не говоря там никому ни слова о том, что его судьба буквально висит на волоске.

Учился Николай Васин блестяще. За 6 лет учебы в его зачетной книжке были только пятерки. Уже со второго курса он начал увлекаться нервными болезнями, занимаясь в кружке НСО под руководством известных профессоров Е.К. Сеппа и М.Б. Цукер. Тогда же он впервые пришел в Институт нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко, что предопределило выбор будущей специальности и его пленение нейрохирургией на всю жизнь. Молодой, талантливый и одержимый страстью к учебе студент привлек внимание директора Института нейрохирургии Б.Г. Егорова, который сыграл решающую роль в профессиональной судьбе Николая Васина.

Хотя он закончил институт с красным дипломом, но распределение, в конечном счете, определяла комиссия, для которой «испорченная пленом биография» была более существенным фактором, нежели прекрасные способности выпускника. Поэтому его направили в Среднюю Азию. В 1952 г. подобное решение не подлежало обсуждению. Купив билет на поезд и собрав чемодан, Николай вечером, накануне отъезда, позвонил Б.Г. Егорову, чтобы просто поблагодарить за все то доброе, что успел получить от него. Узнав о «распределении», ученый пришел в бешенство от того, что его любимого и лучшего ученика ссылают в тьму-таракань. Своим мощным басом он безаппеляционно заявил Васину: «Ты никуда не поедешь! Завтра же сдашь билет. Под мою ответственность. Твое место в Институте нейрохирургии. И ты будешь работать у меня. Я тебе это обещаю!»

Так Николай Васин с осени 1952 г. начал работать в Институте нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко — первом и единственном месте его нейрохирургической деятельности. Николай всегда с трепетной благодарностью вспоминал всех своих учителей, но особенно выделял академика Б.Г. Егорова, открывшего для него дорогу в нейрохирургию, в большую науку.

Николай Яковлевич, как я уже писал, был разносторонним ученым-нейрохирургом. Может, даже и несколько разбрасывался. Нейроонкология, функциональная и стереотаксическая нейрохирургия, нейротравматология — все его интересовало, и во всех этих направлениях он преуспел. Но социально наиболее значимой была, бесспорно, черепно-мозговая травма. И Васин, сам того не желая, стал лидером советской нейротравматологии. Этому способствовали, конечно, определенные обстоятельства: Институт нейрохирургии был головным в стране, в том числе и по закрытой тематике, связанной с «гробом» — гражданской обороной. Но еще может быть важней — Николай первый из советских нейротравматологов начал работать с компьютерным томографом, а это неизбежно вело к иному мышлению и новым подходам, к иному уровню решения проблем черепно-мозговой травмы. Например, Васин первым в стране выдвинул положение о преимущественно консервативном лечении очагов размозжения и внутримозговых гематом. Это в те времена, когда все жаждали их увидеть на компьютерной картинке, чтобы оперировать. Разработка отраслевой научно-технической программы С.09 по травме ЦНС, естественно, была поручена ему. Он привлек меня, и вместе мы составляли ее. Николаю Яковлевичу, как и мне, мечталось о дальнейшей совместной работе.

Заканчивался 1983 г., и тогда дирекцией и ученым советом Института нейрохирургии были приняты два решения, сыгравшие важную роль в судьбе Николая Яковлевича и моей:

1) создать самостоятельное отделение по изучению черепно-мозговой травмы, выделив его из клиники проф. Н.Я. Васина, за которым оставить проблемы функциональной и стереотаксической нейрохирургии; 2) пригласить меня в Институт специально для работы в новом отделении черепно-мозговой травмы и оперативного руководства программой С.09.

Может быть, объективно это был и верный ход. Я переживал повседневную клиническую и творческую разлуку с Николаем Яковлевичем. Но для него — это был удар: не столько отдаление меня, сколько физическое отстранение от нейротравмы. Он ни в чем не изменился по отношению ко мне. Всячески продолжал поддерживать программу С.09. Но я чувствовал, как он невысказанно страдает.

Помню нашу последнюю беседу. Николай Яковлевич отдыхал в Рузе, катался на лыжах, загрипповал. Больной, он все же приехал в середине февраля 1985 г. на годичную научную конференцию Института. Когда делал свой отчетный доклад, было видно, что нездоров. После заседания мы пошли с ним вместе. «Леня, — сказал он мне, — программу С.09 надо выполнить, но не замахивайся чересчур, не стремись сделать больше, чем возможно. Будь реалистом и побереги себя». Больше я Николая Яковлевича живого не видел. Он возвратился в Рузу в Дом творчества композиторов, а я уехал на недельку в Нижний Новгород — к семье.

Жизнь моя в Москве складывалась непросто. В прописке Моссовет мне отказал; Институт возобновил ходатайство, ждали результата уже полгода. В мартовском Нижнем я бегал на лыжах вдоль Волги и отключился от московских проблем. И вдруг звонок Саши Потапова — Николай Яковлевич умер, скоропостижно, от инфаркта. В этот же вечер я выехал в Москву. В вагоне по радио передавали только траурные мелодии, созвучные моему настроению. По опыту я знал, что это не случайно — умер очередной генсек. К похоронам Николая Яковлевича я успел.

Вместе с коллективом Института нейрохирургии, где он проработал 33 года, в последний путь его провожали Союз композиторов СССР во главе с Тихоном Хренниковым, многочисленные друзья, спасенные им пациенты.

Николай Васин ушел и Николай Васин остался. Остался в свершенном им в жизни и науке, остался в своих книгах, остался в своих учениках, остался в излеченных больных. Остался — в жене Ирине Васиной, в дочери Елене Васиной, остался в Коленьке Васине (став дедом уже после смерти), остался в посвященной ему симфонии — эпитафии Карена Хачатуряна, остался в посвященной ему монографии «Прогноз течения и исходов черепно-мозговой травмы», остался в фильмах об Институте нейрохирургии, остался в своих друзьях, остался во мне — мой Коля Васин...

Проф. Л.Б. Лихтерман (Москва)