Я люблю Россию, люблю честь Родины, а не чины; это врожденное, его из сердца не вырвешь и не переделаешь.

Н.И. Пирогов

«Если гений есть высокая цель и власть над средствами ее достижения, - писал в 1937 г. Н.Н. Бурденко, - то в творчестве Н.И. Пирогова должно признать наличие гениальности»^[1]. Эти слова выдающегося советского хирурга ХХ века еще раз заставляют нас задуматься над величием гения Н.И. Пирогова. Со студенческой скамьи он сформулировал перед собой три великие цели: поставить эксперимент на службу патологии, разработать анатомические основы хирургии и внести вклад в создание научной медицины. Более того, он сделал все, что смог, и не только для достижения этих целей, но и многое другое, чего с лихвой хватило бы на несколько человек.

Крупнейший деятель мировой и отечественной медицины и хирургии, педагог и философ, он внес вклад в общую и военно-полевую хирургию и медицину, а также в пластическую, реконструктивную, сосудистую и экспериментальную хирургию, травматологию и ортопедию, анестезиологию, патологическую и хирургическую анатомию, проблему оказания частной медицинской помощи на войне, вопросы качества оказания хирургической помощи, высшего, среднего и начального образования, эмансипации женщин и многие другие направления медицины, хирургии и общественной жизни, по праву заслужив почетное звание «отца» российской хирургии.

Но что двигало Н.И. Пироговым в его начинаниях? Что было основой его научного и практического мировоззрения? Мы считаем, что во всей своей деятельности на протяжении всей жизни великий хирург и мыслитель придерживался принципов высочайшего гуманизма, сострадания к больному человеку, без чего не может состояться хирург и крупный ученый не только в узко профессиональном, но и в широком понимании слова.

К настоящему времени о Н.И. Пирогове написаны тысячи статей^[2]. Можно ли к его образу добавить что-то еще, помимо того, что уже было написано?

Ранее всего сострадание к больному человеку проявилось у Н.И. Пирогова в критериях, которыми, по его мнению, должен руководствоваться хирург при определении показаний к операции. Как известно, операции, проводившиеся в донаркозную и доантисептическую эру, сопровождались высокой смертностью от болевого шока и инфекции, а потому, как считал Н.И. Пирогов, требовали от хирурга особенно высоких моральных качеств. Поэтому при решении вопроса о необходимости прибегнуть к операции «истинно честный хирург», по его мнению, должен руководствоваться «только собственной совестью».

Вместе с тем к пониманию этого он пришел далеко не сразу. «Я, как это всегда случается с молодыми хирургами, - писал Н.И. Пирогов о своей работе в Дерпте, - был слишком ревностным оператором... Меня занимал не столько сам больной, сколько акт операции, взятой слишком отдельно от ее следствий»^[3]. Однако «в бытность мою за границей я достаточно убедился, что научная истина далеко не главная цель знаменитых хирургов, что нередко принимались меры не для открытия, а для затемнения истины... Видя все это, я положил себе за правило при первом моем вступлении на кафедру ничего не скрывать от моих учеников и немедля открывать перед ними сделанную мною ошибку, будет ли она в диагнозе или в лечении болезни»^[4]. В этом духе беспощадной самокритики выдержаны его знаменитые «Анналы хирургического отделения клиники Императорского университета в Дерпте», изданные в 1839 г. вскоре после получения им профессуры. Этому принципу Н.И. Пирогов следовал до конца своих лет.

Когда уже будучи известным хирургом и приступая к работе в хирургическом отделении Санкт-Петербургского военно-сухопутного госпиталя, он, пытаясь помочь как можно большему числу раненых и больных, снова, с его слов, начал было выполнять операции «без должного отношения к их последствиям». Об этом в своих мемуарах он писал так: «При осмотре госпиталя я нашел множество больных, требовавших разного рода операций... Это были все залежавшиеся больные, зараженные пиэмией от худого содержания... Я сделал огромный промах и грубую ошибку... Но еще более был мой проступок против нравственности. И промах, и проступок состояли в моем приступе к энергическим производствам не рассмотренных и не анализированных достаточно ни с научной, ни с нравственной стороны (здесь и далее в прямой речи курсив наш. - Авт.) операций. С научной стороны был большой промах то, что я сообразил вмешаться в настоящее положение этих больных, не обратив внимание на ту неблагоприятную обстановку госпитальной конституции, при которой я подвергал больных операции»^[5].

Далее в рукописи зачеркнуто: «С нравственной стороны грех состоял в том, что я...». Что хотел сказать этой незаконченной фразой великий врач? Какой нравственной мерой судил он себя за обилие смертей, произошедших от его вполне понятного порыва сразу же включиться в работу и облегчить жизнь «молодым и здоровым гвардейцам с гангренозными бубонами, разрушавшими брюшную стенку», при виде которых «надрывалось» его сердце? К сожалению, мы этого никогда не узнаем. Но не отсюда ли, не из нравственных ли исканий врача-гуманиста проистекает идея его знаменитой сортировки раненых, которую он впервые применил в 1854 г. в Крыму? Ведь тогда он, как и в Петербургском госпитале десятью годами ранее, увидел одновременно тысячи раненых и «представил себе так живо все бедствия, причиняемые раненым от беспорядка, хаоса... и от гоньбы за операциями хирургов...»^[6].

«В середине XIX века Пирогов был самым выдающимся хирургом Европы, а как хирург военно-полевой он не имел себе равных во все века, в любой стране, у всех народов…», - писал в 1944 г. С.С. Юдин в очерке о знаменитых военно-полевых хирургах. Чем же прославился Н.И. Пирогов как военно-полевой хирург? Его достижения на этом поприще хорошо известны. Во-первых, Н.И. Пирогов разработал систему организации хирургической помощи раненым, предложив их сортировку как основу работы перевязочных пунктов и госпиталей на войне, систему рассеивания раненых как средство предупреждения госпитальной инфекции и систему транспортировки раненых в перевязочные пункты, лазареты и госпитали тыла с целью оказания там «окончательного хирургического пособия».

Во-вторых, он впервые в мире применил общее обезболивание в военно-полевых условиях, проведя в июле 1847 г. более 110 (!) операций под эфирным наркозом на театре военных действий в Дагестане, где к тому же изобрел оригинальный, «налепной» способ наложения гипсовой (алебастровой) повязки^[7], ставший одним из элементов его сберегательного метода лечения боевых ран. Подчеркнем, что его повязка служила одновременно и лечебным, и транспортным целям.

В-третьих, его «Начала общей военно-полевой хирургии», изданные в Германии в 1865 г., стали первым практическим руководством для русских военных хирургов, включившим все основные положения разработанного Н.И. Пироговым учения о хирургической помощи раненным на войне. Не случайно сверстанный в дни блокады Ленинграда и переизданный в конце 1941 г. двухтомник «Начал…» стал настольной книгой военно-полевых хирургов времен Великой Отечественной войны.

По нашему глубокому убеждению, все основные элементы этого учения, включающего учение о шоке, о боевой травме различных областей человеческого тела, о травме органов и тканей, о ранениях сосудов и пр., имели своими предпосылками человеколюбие Н.И. Пирогова, свойственное ему величайшее сострадание раненым и больным на войне, стремление облегчить их участь. Сострадание, возведенное в абсолют.

Характеризуя Н.И. Пирогова как врача-гуманиста, подчеркнем, что своими трудами он во многом способствовал внедрению в гражданскую и военную медицину и хирургию России общей анестезии. Дело в том, что спустя всего 5 месяцев после внедрения эфирного наркоза и через 1,5 месяца после начала его применения в стране министр внутренних дел запретил русским хирургам использовать эфир с целью обезболивания. И только горячие выступления и беспримерная деятельность Н.И. Пирогова в защиту нового нравственного метода выполнения операций спасли ситуацию. После отчета об успешных экспериментальных, а затем клинических испытаниях наркоза, которые в июле 1847 г. Н.И. Пирогов вместе с П.Ю. Неммертом провели на поле боя в Дагестане, а затем еще в 25 (!) военных госпиталях и клиниках 15 (!) городов России, министр отменил «запретительный» циркуляр и издал новый, в котором разрешил всем российским врачам применять «этеризацию» оперируемых. Подчеркнем, что это произошло задолго до того, как Наркозные комитеты Московского университета сдали свои отчеты с аналогичными выводами^[8].

В литературе утвердилось мнение, что основной целью поездки Н.И. Пирогова на Кавказ была апробация наркоза в полевых условиях. На самом деле, по словам Н.И. Пирогова, его цель заключалась в принципиальном решении двух проблем: 1) дать ответ на вопрос: возможно ли оказать «нравственное влияние эфирования» там, где «тысячи людей жертвуют собой во имя общего блага» и где в силу целого ряда причин (например, боевые действия) «эфирование» особенно затруднено? и 2) приложить все усилия «в распространении анестезирования в нашем Отечестве».

В своем «Отчете о путешествии по Кавказу», написанном по всем канонам современной ему доказательной медицины, Н.И. Пирогов представил опыт более 300 (!) операций, проведенных им лично, а также аналогичного числа вмешательств других хирургов России в течение 1848 г. Кроме того, в этом труде он описал технику, клиническую картину, физиологию, преимущества и недостатки различных видов наркоза, способы определения глубины наркотического сна, показания и противопоказания к наркозу, влияние его на летальность и т.п. Еще раз подчеркнем главный итог работы Н.И. Пирогова по изучению и внедрению наркоза, сформулированный им самим: «Вопрос о нравственном влиянии эфирования на больных и раненых решен вполне нашими наблюдениями», поскольку «и наблюдения, и опыт, и цифры говорят в пользу анестезирования».

Очень широко Н.И. Пирогов применял наркоз во время Крымской войны 1854-1855 гг. «Ни одна операция в Крыму под моим руководством, - писал он, - не была сделана без хлороформирования»^[9]. Смелость, научная интуиция и энтузиазм гениального хирурга не могут не поражать воображение. Ведь во время обороны Севастополя число проведенных им операций под наркозом хлороформом достигало 10 000! Возможно, это был самый большой опыт в мире на то время.

Тем не менее это гуманистическое начало в отечественной хирургии, сказавшееся на повышении качества проводимых операций и снижении летальности больных, еще долгое время наталкивалось на неприятие его «людьми, презирающими все, что только превышает их ограниченные понятия», для которых наркоз всего лишь «дорогая вещь для госпитальной экономии». Нельзя без волнения читать письмо Н.И. Пирогова Н.Ф. Арендту от 4 февраля 1854 г. о попытке внедрить наркоз в одной из крупнейших больниц Петербурга: «...операций в Обуховской больнице я более делать не буду. Я не хочу присутствовать при мучениях больных, которых страдания не хотят облегчать от незнания дела и от скупости»^[10].

«Многие пионеры обезболивания были посредственностями, - писал в 1946 г. в своей книге «Победа над болью», выпущенной к 100-летию наркоза, американский историк хирургии W. Robinson. - В результате случайности местонахождения, случайных сведений или других случайных обстоятельств они приложили руку к этому открытию… Но имеются фигуры более крупного масштаба, которые участвовали в изучении и внедрении общей анестезии, и среди них наиболее крупным, как человека и как ученого, скорее всего надо считать Н.И. Пирогова».

Одним из примеров гуманизма и самоотверженности Н.И. Пирогова является его хирургическая работа на Крымской войне. В 1854 г. спокойной и обеспеченной жизни столичного профессора Н.И. Пирогов предпочел опасную для жизни поездку в осажденный Севастополь для оказания помощи раненым и больным воинам. Вот какие мысли владели им в те дни: «Мы живем на земле не для себя только; пред нами разыгрывается великая драма; грешно, сложив руки, быть одним только праздным зрителем, кому бог дал хоть какую-то возможность участвовать в ней, у кого не остыло еще сердце для высокого и святого...»^[11].

Все, кто были рядом с ним на перевязочных пунктах, не переставали изумляться его неутомимости. Современники свидетельствовали: «Нельзя было не последовать его великому примеру: как родной отец о детях, так он заботился о больных, и пример его человеколюбия и самопожертвования сильно на всех действовал; все воодушевлялись, видя его; больные, к которым он прикасался, как бы чувствовали облегчение...»^[12].

После Крымской кампании Н.И. Пирогов написал свою знаменитую педагогическую работу «Вопросы жизни». «Эта прекрасная философская статья - одно из наилучших произведений гения Н.И. Пирогова!», - восклицал В.И. Разумовский^[13]. Проникнутые идеями высокого человеколюбия и заботы о подрастающем поколении, «Вопросы жизни» явились предтечей всей российской педагогической литературы вообще, которая до тех пор практически не существовала. О том, насколько высоко Н.И. Пирогов ценил воспитание, говорят его слова: «Воспитание после религии есть самая высокая сторона нашей общественной жизни»^[14].

Великой княгине Елене Павловне и Н.И. Пирогову медики всего мира признательны за введение женского ухода за ранеными и больными. Характеризуя деятельность русских сестер милосердия в Севастополе, которыми он руководил, Н.И. Пирогов подчеркивал, что сестры «…не только принесли техническую помощь, но они оказали и нравственное влияние на дирекцию всего госпитального корпуса»^[15]. Подобное участие женщин в судьбе страны и высокая оценка их труда авторитетной личностью сыграли огромную роль в деле эмансипации в России. «Женщины должны занять место в обществе, более отвечающее их человеческому достоинству и их умственным способностям, - писал Н.И. Пирогов. И далее: «Женщина, если она получит надлежащее образование и воспитание, может также хорошо усвоить себе научную, художественную и общественную культурность, как и мужчина...»^[16]. И это говорилось в то время, когда на женщин подавляющее большинство мужчин смотрели как на низшие существа!

Пример русских и английских сестер^[17] вдохновил другого великого гуманиста щвейцарца H. Dunan на организацию движения, известного сегодня во всем мире как краснокрестное. «Если сегодня Красный Крест охватывает мир, - писал он в 1896 г., - то это благодаря примеру, поданному во время войны в Крыму Ее Императорским Высочеством Великой княгиней Еленой Павловной», а также сестрами милосердия и их руководителями и вдохновителями Н.И. Пироговым и F. Nightingale, - добавим мы.

В ноябре 1868 г., отказываясь вернуться на государственную службу, Н.И. Пирогов писал своему другу Ф.Я. Кареллю: «Верно, никто не упрекнет меня в равнодушии к общественному делу или в корыстолюбии... Я жертвовал довольно в моей жизни для общего блага. Я служил даром и не получал никакого вознаграждения 13 лет в петербургских госпиталях... Я променял выгодную практику и обеспеченное существование на попечительство в двух учебных округах (Одесском и Киевском - авт.) и на службу за границею (в Гейдельберге - авт.). Только одно - требование отечества найдет меня всегда готовым на безусловное и положительное «да»^[18].

Друзьям не удалось уговорить Н.И. Пирогова вернуться к операционному столу. Однако уже в преклонном возрасте старый хирург принял приглашение Российского Красного Креста отправиться на театр Балканской войны в 1877 г. «безо всяких условий» (другими словами, бесплатно), поскольку «русскому человеку в переживаемое время не приходится делить условий с Обществом Красного Креста».

В известном смысле анатомические труды Н.И. Пирогова, изданные в годы его работы в Петербургской медико-хирургической академии, можно также отнести к его подвижнической деятельности, направленной на облегчение труда хирургов и участи оперируемых ими больных. Назовем самые известные: 12-томный «Полный курс прикладной анатомии человеческого тела» (1843-1848), «Патологическая анатомия азиатской холеры» (1849) и 4-томная «Иллюстрированная топографическая анатомия распилов, проведенных в трех направлениях через замороженное человеческое тело» (1852-1859). Современная оценка этих трудов хорошо известна. А вот как оценивали эти труды его современники.

«Прикладная анатомия г. Пирогова - подвиг истинно труженической учености … совершенно оригинальное и самостоятельное творение; отвергнув от себя ограниченную задачу удовлетворить только отечественной потребности, оно выступает на всемирное поприще литературы в полном уверении стяжать себе и на нем почетное имя», - писал академик К.М. Бэр в 1846 г.^[19] Учитывая, что в 1852 г. «Прикладная анатомия» была закуплена для уездных больниц России, можно прийти к выводу, что она стала настольной книгой сотен русских врачей на протяжении нескольких десятилетий^[20]. Тот же К.М. Бэр, выдвигая в 1851 г. «Патологическую анатомию азиатской холеры» на Демидовскую премию, писал об этой работе так: «По причине… строго науковой методы и прямой любви к истине должно назвать это сочинение образцовым»^[21]. Высоко оценил работу и создатель целлюлярной патологии знаменитый профессор R. Virсhow. Для читателя напомним, что в основу атласа легли результаты 400 (!) лично проведенных автором аутопсий больных, умерших от холеры в 1848-1849 гг.

Что касается «Иллюстрированной топографической анатомии», то этот труд до сих пор является непревзойденным в мировой литературе и, по-видимому, таковым останется. Мало того, что Н.И. Пирогов предложил два оригинальных метода получения изображений внутренних органов: двумерных - распилами и объемных - высечением замороженных органов. «Он далеко ушел за пределы современных ему потребностей хирургической анатомии»^[22], поместив на 216 листах 995 (!) анатомических рисунков и сопроводив их 800 страницами пояснительного текста, причем все анатомические препараты были сделаны им самим. И этот его научный подвиг также был отмечен четвертой по счету Демидовской премией.

Вся врачебная деятельность Н.И. Пирогова и его гений были направлены на избавление людей от болезней и связанных с ними страданий. В Дерпте и Петербурге, Симферополе, Севастополе и Кишиневе, в Германии, Италии и в украинском селе Вишня, всюду и всегда он бескорыстно приходил на помощь, ставя на первое место интересы больного человека. При этом, несмотря на свои семейные и бытовые нужды, Н.И. Пирогов не был корыстолюбив. Известно, что в 1856-1858 гг. он, будучи попечителем Одесского учебного округа, регулярно приезжал в колонию Люсдорф для оказания бесплатной помощи колонистам: «Господин Пирогов был всегда так доступен и прост, что каждый больной, богатый или бедный, мог прийти к нему, и он всегда оказывал им безвозмездную медицинскую помощь»^[23]. Современники киевского периода жизни Н.И. Пирогова вспоминали, что два раза в неделю, с 8 часов утра и до 8 часов вечера он проводил 12-часовые (!) бесплатные врачебные приемы. Корреспондент газеты «Киевский телеграф» за 1861 г. сообщал, что по просьбе больных даже в скверную погоду Н.И. Пирогов шел пешком на квартиры, делал операции и перед уходом прятал руки в карманы, чтобы нуждающиеся хозяева не вздумали ему платить. И так продолжалось всю его жизнь!

Ярким примером исполнения профессионального долга Н.И. Пироговым являются издание им некоторых трудов «в пользу неимущих», организация в 1848 г. в Медико-хирургической академии отделения «для безденежного содержания и пользования больных, требующих хирургического пособия», а также его консультации в больницах для бедных. Так, в Санкт-Петербурге, помимо исполнения должностей профессора госпитальной хирургической клиники, директора Инструментального завода и Анатомического института МХА, членства в трех правительственных комитетах, в течение более 10 лет Н.И. Пирогов бесплатно (!) служил консультантом крупнейших больниц города - Обуховской, Петропавловской и Марии Магдалины.

Тем большее восхищение вызывает потрясающая скромность этого человека. В своем письме И.В. Бертенсону от 11 марта 1872 г. в ответ на просьбу о написании автобиографии Н.И. Пирогов замечает: «...но для этого я не имею никаких материалов под рукой и не собирал их потому, что никогда не думал писать собственную биографию и, признаюсь, мало ею интересовался...». Не зная его судьбы, полной лишений, неприязни со стороны чиновников и менее удачливых в научном отношении коллег, можно подумать, что старый врач рисуется. Но это не так. Мудрый человек, он остался верен своим принципам до конца. Вот концовка этой фразы:

«… правда, иногда я мечтал написать историю моих заблуждений»^[24].

Пироговеды советского времени практически ничего не писали об отношении Н.И. Пирогова к религии. Но, как нам кажется, истоки нравственности профессиональной у этого мыслителя и философа могли проистекать из его глубокой веры в нравственность христианскую. Как и бóльшая часть образованных людей своего времени, Н.И. Пирогов вступил в сознательную жизнь скептиком в вопросах веры и апологетом эмпирического направления в науке. «Полное неверие и атеизм охватывали душу... Если так шатка была у меня религиозная сторона, то понятия мои о нравственности также были не крепки, - писал он на склоне лет^[25]. - Но лета, а с ними и другой образ жизни, и другие, более прочные думы убедили меня в полной неосновательности этого мировоззрения... Для меня существование верховного разума и верховной воли сделалось такой же необходимостью, как моесобственное умственное и нравственное существование»^[26].

Мы можем предположить и примерный период влияния на него этих «более прочных дум» - с его «проступка против нравственности» в 1841 г. до выяснения «нравственного влияния эфирования» в 1847-1848 гг.

Заветом врачам следующих поколений служат слова Н.И. Пирогова, обращенные к одной из основоположниц сестринского дела в России Е.М. Бакуниной в июне 1881 г.: «Главное - не терять уверенности в значении дела, которому была посвящена жизнь, в пользе, доставленной Вами страждущим людям...»^[27].

Вряд ли найдется в истории русской хирургии и медицины другое имя, окруженное таким ореолом славы и почитания! В 1881 г. вся просвещенная Россия праздновала полувековой юбилей его служения отечеству. «Нельзя не задуматься перед этим могучим явлением счастливого сочетания ума, таланта, знания, страстной и стремительной любви к истине и безупречной честности...», - сказал о Н.И. Пирогове в своей приветственной речи на торжествах в Московском университете на Моховой один из корифеев отечественной медицины С.П. Боткин^[28]. Тогда же уроженец столицы Н.И. Пирогов был избран почетным гражданином Москвы. Подчеркнем, что подобное звание впервые в России было присуждено врачу, и не столько за его профессиональные заслуги, сколько за подвижническую деятельность мыслителя, гуманиста и гражданина!

О мировой славе Н.И. Пирогова свидетельствуют слова, написанные лидером европейской хирургии T. Billroth на портрете, подаренном им в 1881 г. Н.И. Пирогову: «Уважаемому учителю Николаю Пирогову. Правдивость и ясность мыслей и чувств в словах и в делах являются ступеньками той лестницы, которая приближает человека к Богу. К Вам, который следует по этому пути как надежный вождь, всегда направлено мое ревностное стремление…»^[29]. В 1897 г. в Москве на Б. Царицынской улице (ныне Б. Пироговская) был сооружен памятник Н.И. Пирогову, первый в стране памятник врачу, на открытии которого преемник пироговской славы, лидер российских хирургов Н.В. Склифосовский воскликнул: «Народ, имевший своего Пирогова, имеет право гордиться, так как с этим именем связан целый период врачебноведения. Начала, внесенные в науку Пироговым, останутся вечным вкладом и не могут быть стертым со скрижалей ее, пока будет существовать европейская наука, пока не замрет последний звук богатой русской речи»^[30].

В 1923 г. В.А. Оппель назвал школой Н.И. Пирогова всю русскую хирургию. Сегодня это имя носят улицы городов и поселков, хирургические и врачебные общества, журналы и врачебные съезды, научные, лечебно-профилактические и педагогические медицинские учреждения и заведения России, Украины, Болгарии, Эстонии.

В 1937 г. Хирургическое общество Москвы и Московской области приняло решение «отныне и навсегда» одно из своих декабрьских заседаний посвящать памяти Н.И. Пирогова. С середины 50-х годов РАМН проводит Пироговские чтения. С 2004 г. такие чтения начались в Украине. Один раз в 5 лет президиум РАМН вручает свою высшую награду - премию и медаль Н.И. Пирогова, присуждаемые за выдающиеся научные достижения в области медицины. Медаль Н.И. Пирогова является высшей наградой Российского Красного Креста, а орден Н.И. Пирогова - высшей наградой Пироговского национального медико-хирургического центра.

И сегодня, в год 200-летия со дня рождения нашего великого соотечественника, мы убеждены, что его высокий гуманизм и нравственное благородство будут еще долго служить ярким примером для многих поколений русских врачей. И не только хирургов.