Ткаченко В.Д.

ФГБУ ДПО «Центральная государственная медицинская академия» Управления делами Президента РФ;
ГБУЗ Москвы «Московский клинический научный центр им. А.С. Логинова ДЗМ»

Корабельникова Е.А.

ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет)

Коморбидность головной боли напряжения и инсомнии

Авторы:

Ткаченко В.Д., Корабельникова Е.А.

Подробнее об авторах

Прочитано: 2673 раза


Как цитировать:

Ткаченко В.Д., Корабельникова Е.А. Коморбидность головной боли напряжения и инсомнии. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2022;122(3):46‑52.
Tkachenko VD, Korabelnikova EA. Comorbidity of tension headache and insomnia. S.S. Korsakov Journal of Neurology and Psychiatry. 2022;122(3):46‑52. (In Russ.)
https://doi.org/10.17116/jnevro202212203146

Рекомендуем статьи по данной теме:
Ка­там­нес­ти­чес­кое об­сле­до­ва­ние де­тей с аф­фек­тив­но-рес­пи­ра­тор­ны­ми па­рок­сиз­ма­ми. Жур­нал нев­ро­ло­гии и пси­хи­ат­рии им. С.С. Кор­са­ко­ва. Спец­вы­пус­ки. 2024;(11-2):76-80
Кар­бо­ниль­ный стресс у жен­щин с ин­сом­ни­ей в пе­ри­од кли­мак­те­рия. Жур­нал нев­ро­ло­гии и пси­хи­ат­рии им. С.С. Кор­са­ко­ва. 2024;(11):192-197
Деп­ри­ва­ция сна и раз­ви­тие ок­си­да­тив­но­го стрес­са в эк­спе­ри­мен­те. Жур­нал нев­ро­ло­гии и пси­хи­ат­рии им. С.С. Кор­са­ко­ва. 2025;(3):124-129
Стресс и сон: ней­ро­би­оло­ги­чес­кие ас­пек­ты и сов­ре­мен­ные воз­мож­нос­ти те­ра­пии ин­сом­нии. Жур­нал нев­ро­ло­гии и пси­хи­ат­рии им. С.С. Кор­са­ко­ва. Спец­вы­пус­ки. 2025;(5-2):14-21

Головная боль напряжения (ГБН) — наиболее частый вид первичной ГБ у трудоспособного населения [1], преимущественно распространенная среди женщин в возрасте 19—69 лет [2, 3]. Согласно Международной классификации, ГБН характеризуется следующими критериями: двусторонняя локализация, давящий или сжимающий характер, низкая или средняя интенсивность, не усиливается при физической нагрузке, как правило, без тошноты, рвоты, фото- и фонофобии. Данным критериям соответствуют как эпизодическая, так и хроническая ГБН (ХГБН), но в последнем случае частота приступов составляет >15 дней в 1 мес, длительность приступа — от нескольких часов до нескольких дней, ГБ может сопровождаться одним из дополнительных симптомов (фото- или фонофобия или умеренная тошнота) [4].

ГБН относится к первичным (доброкачественным) формам цефалгий и не связана с поражением головного мозга, но, несмотря на свою кажущуюся безобидность, в значительной степени нарушает работоспособность и качество жизни пациентов. Согласно исследованию ВОЗ, показатели нетрудоспособности у пациентов с ГБН выше, чем у больных мигренью [5]. В течение года эпизодическая ГБН переходит в хроническую форму у 14% пациентов [2, 3]. Провоцирующими факторами для ГБН являются стресс, дегидратация, психологические проблемы, недостаточные физические нагрузки, гормональные изменения (менструация), избыток или недостаток сна, длительное постуральное напряжение и т.д. [1, 6, 7].

Одна из самых частых жалоб у пациентов с ГБН — нарушения сна и, прежде всего, инсомния [1, 2, 5]. Она определяется как субъективное восприятие трудности с началом, продолжительностью, поддержанием или качеством сна, которое возникает, несмотря на достаточную возможность для сна, и приводит к тому или иному нарушению дневного функционирования [8]. Инсомния встречается у 53—90% людей с хроническими болевыми синдромами [9]. О наличии ГБ и инсомнии сообщают 18,1% опрошенных [10], а 16—21% пациентов с инсомнией испытывают ГБ 3 дня и более в неделю [11].

Большинство исследователей отмечают двусторонние взаимоотношения между ГБН и инсомнией [2, 6, 12—14].Эта взаимосвязь усиливается при утяжелении приступов и частоты эпизодов ГБ [15, 16]. Страдающие ГБ сообщали о плохом сне чаще, чем здоровые, и спали значительно меньше (6,7 ч против 7,0 ч); им требовалось больше времени, чтобы заснуть (31,4 мин против 21,1 мин), в частности после пробуждения ночью (28,5 мин против 14,6 мин) [17]. Китайское исследование показало, что распространенность бессонницы по критериям DSM-IV была выше у женщин с ГБ, чем без таковой (19,9% против 5,3%; p<,01). У женщин, страдающих инсомнией, риск возникновения ГБН увеличен в 2,3 раза [17].

Боль меняет архитектуру сна, делает его более фрагментированным, что приводит к его сокращению и вызывает дневную сонливость [6, 18]. В то же время отмечено, что снижение качества сна увеличивает частоту приступов ГБН [19]. Показано, что у лиц с хроническими ГБ нарушения сна являются наиболее распространенным провокатором боли, приводя к аддитивному эффекту. Нарушения сна в течение 2 сут повышали риск возникновения ГБН, а сокращение продолжительности сна коррелировало с усилением боли [19, 20]. Неудовлетворенная потребность во сне усиливает центральную сенсибилизацию и, как следствие, снижает порог боли у пациентов с ГБН [21]. Интенсивность ГБ повышалась в ситуации, когда недостаток сна и стресс воздействовали одновременно в течение 2 сут [19].

Сказанное выше в полной мере справедливо по отношению к пациентам с ГБН. Так, 26—72% пациентов с ГБН определили «недостаток сна» как фактор, вызывающий приступ ГБ [2, 19, 22—24]. Распространенность бессонницы в 1,8 раза выше у пациентов с ГБН по сравнению с теми, кого ГБ не беспокоили [15]. Аналогичные данные приводят и другие авторы, отметившие влияние ГБН на частоту и интенсивность нарушений сна [5]. Популяционное исследование, проведенное в Норвегии, также продемонстрировало, что распространенность бессонницы в 1,8 раза выше у больных с ГБН, чем у опрошенных без таковой [18]. Исследование, проведенное в Гонконге, установило, что у больных с ГБН тяжесть инсомнии значительно более выражена, чем у лиц без ГБН [16]. Показана положительная корреляция более высокой частоты приступов ГБН с наличием нарушений сна [13]. Вместе с тем снижение качества сна повышает риск перехода эпизодической ГБН в ХГБН [2]. Кроме того, оно также было связано с более высокой интенсивностью боли у пациентов с ГБН [25]. В частности, показано значительно большее влияние качества сна, чем его продолжительности, на выраженность ГБ в последующем бодрствовании [26]. Кроме того, у пациентов с ГБН с нарушениями сна наблюдается более низкий болевой порог [27].

Степень взаимовлияния ГБ и нарушений сна выше при ГБН, чем при мигрени. В частности, есть данные, что инсомния у больных с ГБН встречается чаще, чем при мигрени [28], а сами нарушения сна у больных с ХГБН повышали сонливость в дневное время значительно в большей степени, чем у больных с хронической мигренью [29]. В исследовании Y. Wang [29] было установлено, что страдавшие нарушениями сна медсестры (n=1023) были более склонны к первичным ГБ, вместе с тем у респондентов с первичными ГБ качество сна было ниже. Кроме того, коморбидность первичных ГБ и нарушений сна наблюдалась у 30,79%, а ГБН и нарушений сна — у 15,44% [30]. Сходные данные были получены и в другом исследовании — медсестры (n=1585) с инсомнией чаще страдали ГБН, также имелась зависимость частоты ГБН от количества ночных смен [31].

В качестве средства, облегчающего ГБ, пациенты зачастую прибегают к дневному сну. Принося временное облегчение, противоболевой копинг в виде засыпания в дневное время может в дальнейшем спровоцировать и закрепить нарушение ночного сна, которое в свою очередь приводит к усилению и хронизации ГБ, формируя «порочный круг» [1, 3]. К такому же результату приводит такая дезадаптивная стратегия поведения, как проведение более длительного времени в постели в период бодрствования [32]. Все это позволяет считать инсомнию фактором риска развития более высокой частоты и интенсивности ГБН [13], причем как эпизодической, так и хронической [2, 25]. Тревога и депрессия являются значимыми факторами риска развития бессонницы у пациентов с ГБН [5]. ГБ наряду с расстройствами сна приводит к существенному снижению качества жизни, нарушению трудоспособности и частому отсутствию на рабочем месте [33, 34].

Нейробиологические аспекты взаимоотношения инсомнии и ХГБН

Взаимосвязь ГБН и инсомнии может основываться на общей нейроанатомии (гипоталамус и ствол головного мозга — периакведуктальное серое вещество (ПСВ), голубоватое место (ГМ)) и нейромедиаторах (глюкокортикоиды, мелатонин, аденозин, орексин, серотонин) [2, 6, 10, 22, 35, 36], принимающих участие в их формировании. Ключевой структурой, связывающей ГБ и сон, является гипоталамус, являющийся релейной станцией всех видов чувствительности и одновременно с этим циркадианным пейсмекером. На участие гипоталамуса в патофизиологии нарушений сна указывают такие клинические аспекты ГБ, как зевота, сонливость и вегетативные реакции. Гипоталамус участвует в процессе нисходящего контроля восприятия боли и связан с такими структурами, как ГМ, ПСВ и дорсальное ядро шва. Эти клеточные структуры участвуют в поддержании возбуждения, демонстрируя активность во время бодрствования [13, 24]. Кроме того, вентролатеральная часть ПСВ играет специфическую роль в выключении быстрого сна и имеет орексинергические проекции от латеральных отделов гипоталамуса [20]. Эта зона ответственна не только за регуляцию быстрого сна, но и за антиноцицепцию [6, 36]. Ядра ГМ и дорсального шва являются хранилищами норадреналина и серотонина (5-гидрокситриптамина, 5-HT). Истощение запасов серотонина наблюдается во время быстрой фазы сна [6, 36]. Отсутствие нисходящего контроля боли из ПСВ рассматривается как важный компонент патогенеза ХГБН и нарушений сна [37]. Данные структуры ствола мозга также играют важную роль в модуляции восприятия ГБ, действуя как эндогенная антиноцицептивная система [13]; также они ответственны за хронобиологические особенности некоторых вариантов ГБ.

Говоря о нейрохимических причинах ассоциации головная боль—нарушения сна, необходимо сказать об особом участии таких нейрогормонов, как основные гормоны стресса, орексин и мелатонин. Нарушения сна у пациентов с ГБ могут быть связаны с повышенной активностью адренокортикотропного гормона и кортизола [35]. Эта связь обусловливает роль фактора стресса (и соответственно участие гормонов стресса) в патогенезе как ГБН, так и нарушений сна [38].

Влияние орексинергической системы на развитие ГБ определяется полиморфизмом генов орексиновых рецепторов (OX1R и OX2R). Так, активация OX1R оказывает антиноцицептивный эффект, а активация OX2R — проноцицептивный. Преобладание активности OX2R связано с развитием различных форм первичных ГБ. Орексин типов A и B воздействует на дофамин-, гистамин-, норадренергическую и серотонинергические нейротрансмиттерные системы, что может влиять как на восприятие и проведение боли, так и на сопутствующую патологию, в частности тревогу, депрессию и инсомнию [39].

Мелатонин — нейрогормон, продуцируется преимущественно эпифизом, играет решающую роль в регулировании циркадианных ритмов, включая инициацию сна и поддержание его ритмов. Секреция мелатонина подвержена суточному циклу — усиливается в темное время суток и подавляется в присутствии света; данный процесс регулируется посредством супрахиазматических ядер гипоталамуса. Одновременно с этим мелатонин может оказывать обезболивающее и иммуномодулирующее действие, а нарушение секреции мелатонина может привести к развитию ГБ [28]. ГБ и сон могут связывать также аномальные серотонинергические сигналы в стволе мозга. Основным серотонинергическим ядром ЦНС является дорсальное ядро шва — ключевая антиноцицептивная структура [32], которая также участвует в стимулировании бодрствования. Установлена важная роль серотонина в патогенезе мигрени и некоторых других видов первичных ГБ [33, 34].

В качестве важного нейробиологического механизма, связывающего ГБН и нарушения сна, рассматривают центральную сенситизацию. Считается, что именно этот механизм лежит в основе развития ГБН [2], что подтверждено изменением R3 компонента ноцицептивного флексорного рефлекса [37]. Сенсибилизация болевых путей, может приводить к усилению ноцицептивного восприятия вовлечения хвостатого ядра, что приводит к типичным клиническим проявлениям ГБН [22]. Сенситизация ноцицептивной системы в ЦНС вследствие длительного раздражения болевых рецепторов перикраниальной мускулатуры, по-видимому, ответственна за преобразование эпизодической ГБН в ХГБН [37, 40]. Предполагается, что неудовлетворенная потребность во сне усиливает центральную сенситизацию, лежащую в основе снижения порога боли у пациентов с ГБН [21]. Также показано, что нарушения сна вызывают сенсибилизацию непосредственно ноцицепторов, снижают действие центральных ингибиторных механизмов и вызывают гипералгические реакции [22, 41].

Психологические аспекты взаимоотношения инсомнии и ХГБН

Взаимовлияние ГБ и нарушений сна опосредовано не только биологическими, но и психологическими факторами. В качестве одного из возможных объяснений связи между бессонницей и ГБН предлагается наличие сопутствующих тревожных и депрессивных расстройств. Действительно, тревога и депрессия распространены среди пациентов как с инсомнией, так и с ГБН [19, 22, 42—46]. Также показана частая коморбидность ГБН и ХГБН с нарушениями сна, депрессией и тревожными расстройствами [2, 5, 7, 8, 15, 22, 37, 47]. Установлено, что у пациентов с ГБН и недостатком сна выраженность болевого синдрома по ВАШ, индекс влияния ГБ (HIT-6), распространенность тревоги и депрессии выше, чем у пациентов с ГБН и высоким качеством сна [47]. Выраженность инсомнии, как правило, ухудшается по мере усиления тревоги и/или депрессии [43]. Показано, что тревога и депрессия значительно больше влияют на развитие ГБ, чем нарушения сна [16]. Также отмечено, что депрессия и качество сна оказывают большее воздействие на ГБ, чем наличие тревоги [48]. Длительные нарушения сна, тревога и депрессия снижают болевой порог и повышают частоту приступов ГБ [37]. Пациенты с ГБ и нарушениями сна зачастую фрустрированы, страдают различными зависимостями [49]. Личностная тревожность, предрасположенность к избыточной симпатической активации в сочетании со стрессовыми факторами (психосоциальный стресс) вызывают острое расстройство сна [3].

Хроническая ГБ может рассматриваться как условие для развития нарушений сна, в том числе потому, что побуждает к использованию дезадаптивных копинг-стратегий. По некоторым данным, нарушение сна в большей степени связано именно с катастрофизацией боли пациентом [50]. В качестве средства, облегчающего ГБ, пациенты зачастую прибегают к дневному сну, что может в дальнейшем спровоцировать и закрепить нарушение ночного сна, которое в свою очередь приводит к усилению и хронизации ГБ. К подобному результату приводит и такая дезадаптивная стратегия поведения, как проведение более длительного времени в постели в период бодрствования [32], а также прием снотворных медикаментозных препаратов перед сном и стимулирующих — в дневное время [3, 51—53].

В исследовании M. Engstrøm и соавт. [27] пациентам с эпизодической ГБН, ХГБН и здоровым проводилось полисомнографическое исследование. Пациенты с ГБН сообщали о большем количестве субъективных жалоб на нарушения сна, чем здоровые добровольцы, однако при проведении полисомнографии нарушений в структуре сна у пациентов с ГБН обнаружено не было. Индекс Epwort был выше в группе у пациентов с ГБН, чем у здоровых, отличий значения индекса у пациентов с ХГБН выявлено не было. В группе ГБН отмечался более продолжительный медленноволновой сон (N3), было меньше пробуждений, чем у здоровых. Разницы в сне по данным полисомнографии у пациентов с эпизодической ГБН и ХГБН выявлено не было. По мнению других авторов, нарушения сна у пациентов с хронической мигренью и ХГБН преимущественно субъективные [29]. Как нарушение сна, так и ГБН значительно увеличивают риск развития депрессии и тревоги, что еще больше влияет на сложную взаимосвязь сна и ГБ.

Коррекция нарушения сна и ГБН

Лечение такой сложной и дезадаптирующей коморбидной патологии, как ГБН и инсомнии, — непростая задача, требующая комплексного и максимально индивидуализированного подхода. При выборе терапевтической тактики у данной категории пациентов следует руководствоваться пониманием степени и характера их взаимовлияния. Выбор препаратов зависит от характера инсомнии, сопутствующих медицинских и психиатрических диагнозов, предыдущего опыта применения снотворных препаратов, истории злоупотребления психоактивными веществами и рядом других факторов [54].

В приоритете препараты, позитивно воздействующие на сон, оказывающие противоболевой эффект и вместе с тем снижающие проявление эмоциональных нарушений, которые нередко выступают «психологическим посредником» в сложном взаимодействии ГБН и инсомнии. К ним относят, в частности, агонисты мелатонина, действие которого, вероятно, обусловлено индукцией ГАМК-рецепторов, модуляцией серотониновых рецепторов и ингибированием синтеза простагландина [34]. Нормализуя циркадианный ритм и улучшая продолжительность сна, препараты мелатонина могут применяться у пациентов с различными вариантами ГБ как дополнительное средство медикаментозной терапии. Результаты пилотного исследования взрослых пациентов, страдающих ГБН, показали, что после 6-месячного лечения мелатонином частота приступов ГБ и уровень влияния ГБ на качество жизни достоверно снизились по сравнению с исходным уровнем [55].

Антидепрессанты, усиливая активность норадренергических и серотонинергических систем, оказывающих тормозящее влияние на проведение болевых импульсов по ноцицептивным путям в ЦНС, оказывают дополнительный противоболевой эффект. Вместе с тем антидепрессанты позитивно влияют на сон, а также обладают психомодулирующим эффектом, что особенно важно, учитывая значительную роль тревожно-депрессивных расстройств патогенезе как ГБН, так и расстройств сна [56].

Учитывая ведущую патогенетическую роль в генезе ГБН стрессорных факторов, приводящих к истощению стресслимитирующей ГАМКергической системы, весьма перспективной выглядит роль ГАМКергических препаратов, не вызывающих зависимости и имеющих минимальный спектр побочных эффектов. Таким препаратом является аминофенилмасляная кислота (Анвифен), которая хорошо зарекомендовала себя в лечении ГБН как у детей и подростков, так и у взрослых [57, 58]. Доказано, что аминофенилмасляная кислота (производное ГАМК с наличием в структуре молекулы фенильного радикала, позволяющего препарату проникать через гематоэнцефалический барьер) улучшает функциональное состояние мозга за счет нормализации его метаболизма и положительного влияния на мозговой кровоток [57, 58]. Одновременно с этим Анвифен за счет балансирующего влияния на обмен нейромедиаторов способствует снижению чувства тревоги, напряженности и беспокойства, нормализует сон, т.е. в его действии сочетаются ноотропный и анксиолитический эффекты, что особенно важно в терапии пациентов с ГБН и коморбидными нарушениями сна, а также с расстройствами невротического уровня. Таким образом, по спектру терапевтического воздействия препарат является полимодальным.

Капсульная форма препарата Анвифен удобна крайне низким содержанием вспомогательных веществ, что уменьшает вероятность и частоту развития побочных эффектов со стороны желудочно-кишечного тракта [57, 58]. Анвифен принимается курсами по 2—3 нед с последующим перерывом. По показаниям возможен более длительный прием — до 6 мес. В то же время нельзя забывать о том, что ряд препаратов, эффективных в терапии одного коморбидного состояния, могут негативно влиять на другое. В частности, бензодиазепины, назначаемые при нарушениях сна, могут не только усиливать ГБ, но и являться причиной ее возникновения [4, 59]. Пациенты, принимающие бензодиазепины, сообщают об улучшении сна, однако при полисомнографическом исследовании может фиксироваться бодрствование даже при наступлении сна [32]. Также бензодиазепины обладают аддиктивным потенциалом, что повышает риск их рекреационного использования; могут приводить к развитию толерантности; часто вызывают избыточную дневную сонливость и замедляют скорость психомоторных реакций; обладают миорелаксирующим действием, что повышает риск падений, особенно у пожилых и соматически ослабленных пациентов. Все это требует грамотного управления перечисленными рисками, а также может в ряде случаев значимо ограничивать возможности применения бензодиазепинов у пациентов с тревогой и нарушениями сна, несмотря на безусловную эффективность этих препаратов в купировании данных состояний.

Показано, что фармакологические стратегии, направленные на ноцицептивные механизмы, не влияют на нарушение сна у пациентов с хронической болью [9]. Наряду с фармакологическими препаратами существуют другие методы, с одной стороны, снижающие частоту и степень выраженности боли, с другой — нормализующие сон. Особенно в данном случае можно отметить когнитивно-поведенческую психотерапию (КПТ), которая подразумевает использование специфических методик, направленных на изменение поведения, связанного со сном/ГБ (поведенческая терапия) и представлений о своем сне/ГБ (когнитивная терапия), поскольку техники, применяемые в обоих случаях, направлены по сути на одни и те же мишени (уменьшение уровня мышечного напряжения и стрессовых реакций, определение дисфункциональных убеждений в отношении проблемы, устранение катастрофизации и т.д.). Эффективность данного метода лечения имеет высокий уровень доказательности, подтвержденный результатами многочисленных исследований и метаанализов [54, 60—63]. Показано, что КПТ обеспечивает более долговременный эффект на этапе отмены фармакологических препаратов [64]. При проведении функциональной МРТ у пациентов после КПТ при ГБН отмечено снижение функциональных связей между префронтальной корой и передней поясной извилиной, аналогичные изменения наблюдаются у пациентов при регрессировании депрессии [65]. Представлены результаты анализа 3 исследований, показавшие эффективность КПТ относительно нарушений сна и ГБ, 2 из них проводились без сопутствующей фармакологической коррекции [66]. В другом исследовании сообщается об эффективности КПТ при ГБ и инсомнии у подростков (n=21) в виде улучшения качества сна и снижения частоты приступов ГБ [67].

В качестве других нелекарственных методов лечения можно отметить рефлексотерапию, фототерапию, массаж, дозированную физическую нагрузку, релаксацию, тепловые или холодовые компрессы, электростимуляцию, биологическую обратную связь [2, 6, 12, 65]. У пациентов с ГБН (n=32) после проведения курса ЛФК с акцентом на глубокие мышцы шеи улучшалось качество сна по данным Питтсбургского опросника качества сна (10,81±1,97 и 7,56±2,39 балла, p<0,001) [67]. Существует мнение, что регуляция сна и раннее выявление инсомнии являются одними из способов профилактики развития ГБ [2, 5].

Таким образом, представляется целесообразным воздействие на все звенья «порочного круга», формирующегося при коморбидности ГБН и инсомнии. Лечение таких пациентов должно включать подходы, направленные на купирование и профилактику приступов ГБН, расстройства сна, сопутствующие эмоциональные нарушения, и сочетать лекарственные и нелекарственные методы [2, 5, 22, 33].

Заключение

Связь нарушений сна и ГБН подтверждена многими исследованиями, является, несомненно, двусторонней и усиливается при утяжелении нарушений сна и учащении приступов ГБ. Эта взаимосвязь обусловлена общими нейроанатомическими и нейрохимическими механизмами. Взаимовлияние ГБН и нарушений сна опосредовано не только биологическими, но и психологическими факторами: связью с тревогой и депрессией, дезадаптивными копинг-стратегиями (катастрофизация, дневной сон, длительное нахождение в постели в период бодрствования), нарушением гигиены сна. ГБН совместно с расстройствами сна приводит к существенному снижению качества жизни и нарушению трудоспособности пациентов. При выборе терапевтической тактики у данной категории пациентов следует руководствоваться пониманием степени и характера их взаимовлияния. Основываясь на общих анатомических и биохимических путях, наиболее частой коморбидной патологии (тревожные расстройства, депрессия), общих триггерных факторах (стресс), в терапии инсомнии и ХГБН применяются сходные группы препаратов (антидепрессанты, препараты мелатонина, ГАМКергические препараты). Немаловажно применение нелекарственных методов воздействия, особенно когнитивно-поведенческой психотерапии. Она подразумевает использование специфических методик, направленных на изменение поведения, связанного со сном/ГБ (поведенческая терапия), и представлений о своем сне/ГБ (когнитивная терапия), поскольку техники, применяемые в обоих случаях, направлены по сути на одни и те же мишени.

Представляется целесообразным воздействие на все звенья «порочного круга», формирующегося при коморбидности ГБН и инсомнии. Лечение таких пациентов должно включать подходы, направленные на купирование ГБН, расстройств сна и сопутствующие эмоциональные нарушения, включать лекарственные и нелекарственные методы воздействия.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Литература / References:

  1. Ong JC, Stepanski EJ, Gramling SE. Pain coping strategies for tension-type headache: possible implications for insomnia? Journal of Clinical Sleep Medicine. 2009;5(1):52-56.  https://doi.org/10.5664/jcsm.27392
  2. Rains JC, Davis RE, Smitherman TA. Tension-type headache and sleep. Current Neurology and Neuroscience Reports. 2015;15(2):1-9.  https://doi.org/10.1007/s11910-014-0520-2
  3. Ong JC, Park M. Chronic headaches and insomnia: Working toward a biobehavioral model. Cephalalgia. 2012;32(14):1059-1070. https://doi.org/10.1177/0333102417738202
  4. Kim J. Insomnia in tension-type headache: a population-based study. The Journal of Headache and Pain. 2017;18(1):1-9.  https://doi.org/10.1186/s10194-017-0805-3
  5. Chokroverty S, Ferini-Strambi L (ed.). Oxford textbook of sleep disorders. Oxford University Press. 2017.
  6. Singh NN, Sahota P. Sleep-related headache and its management. Current Treatment Options in Neurology. 2013;15(6):704-722.  https://doi.org/10.1007/s11940-013-0258-1
  7. Schutte-Rodin S. Clinical guideline for the evaluation and management of chronic insomnia in adults. Journal of Clinical Sleep Medicine. 2008;4(5):487-504. 
  8. Nijs J, et al. Sleep disturbances in chronic pain: neurobiology, assessment, and treatment in physical therapist practice. Physical Therapy. 2018;98(5):325-335.  https://doi.org/10.1093/ptj/pzy020
  9. Korabelnikova A. Sleep Disorders and Headache: A Review of Correlation and Mutual Influence. Pain and Therapy. 2020;8:1-15.  https://doi.org/10.1007/s40122-020-00180-6
  10. Tran DP, Spierings E. Headache and insomnia: their relation reviewed. CRANIO. 2013;31(3):165-170.  https://doi.org/10.1179/crn.2013.026
  11. Rains JC, Poceta JS. Headache and sleep disorders: review and clinical implications for headache management. Headache: The Journal of Head and Face Pain. 2006;46(9):1344-1363. https://doi.org/10.1111/j.1526-4610.2006.00578.x
  12. Freedom T, Evans RW. Headache and sleep. Headache. 2013;(53):8:1358-1366. https://doi.org/10.1111/j.1526-4610.2006.00578.x
  13. Almoznino G. Sleep disorders and chronic craniofacial pain: characteristics and management possibilities. Sleep Medicine Reviews. 2017;33:39-50.  https://doi.org/10.1016/j.smrv.2016.04.005
  14. Uhlig B. Headache and insomnia in population-based epidemiological studies. Cephalalgia. 2014;34(10):745-751.  https://doi.org/10.1177/0333102414540058
  15. Yeung WF, Chung KF, Wong CY. Relationship between insomnia and headache in community-based middle-aged Hong Kong Chinese women. The Journal of Headache and Pain. 2010;11(3):187-195.  https://doi.org/10.1007/s10194-010-0199-y
  16. Giamberardino MA, Martellett P (Eds.). Comorbidities in Headache Disorders. Springer International Publishing. 2017.
  17. Ødegård SS. Associations between sleep disturbance and primary headaches: the third Nord-Trøndelag Health Study. The journal of Headache and Pain. 2010;(11):3:197-206.  https://doi.org/10.1007/s10194-010-0201-8
  18. Houle TT, Butschek RA, Turner DP, et al. Stress and sleep duration predict headache severity in chronic headache sufferers. Pain. 2012;153(12):2432-2440. https://doi.org/10.1016/j.pain.2012.08.014
  19. Wang J. Triggers of migraine and tension‐type headache in China: a clinic‐based survey. European Journal of Neurology. 2013;20(4):689-696.  https://doi.org/10.1111/ene.12039
  20. Bezov D. Pain perception studies in tension‐type headache. Headache: The Journal of Head and Face Pain. 2011;51(2):262-271.  https://doi.org/10.1111/j.1526-4610.2010.01768.x
  21. Fernández-de-Las-Peñas C. Sleep disturbances in tension-type headache and migraine. Therapeutic Advances in Neurological Disorders. 2018;11:1756285617745444. https://doi.org/10.1177/1756285617745444
  22. Barbanti P. A case-control study on excessive daytime sleepiness in episodic migraine. Cephalalgia. 2007;27(10):1115-1119. https://doi.org/10.1111/j.1468-2982.2007.01399.x
  23. Boardman HF. Psychological, sleep, lifestyle, and comorbid associations with headache. Headache: The Journal of Head and Face Pain. 2005;45:6:657-669  https://doi.org/10.1111/j.1526-4610.2005.05133.x
  24. Kikuchi H, et al. Does sleep aggravate tension-type headache?: An investigation using computerized ecological momentary assessment and actigraphy. BioPsychoSocial Medicine. 2011;5(1):1-8.  https://doi.org/10.1186/1751-0759-5-10
  25. Caspersen N. Is there a relation between tension-type headache, temporomandibular disorders and sleep? Pain Research and Treatment. 2013;6:34-41.  https://doi.org/10.1155/2013/845684
  26. Engstrøm M, Hagen K, Bjørk M, et al. Sleep quality, arousal and pain thresholds in tension-type headache: a blinded controlled polysomnographic study. Cephalalgia. 2014;34(6):455-463.  https://doi.org/10.1177/0333102413515339
  27. Engstrøm M, Hagen K, Bjørk M, et al. Sleep quality and arousal in migraine and tension‐type headache: the headache‐sleep study. Acta Neurol Scand. 2014;129:47-54.  https://doi.org/10.1111/ane.12237
  28. Verma R, Nagar KK, Garg R, et al. Study of sleep disorders and polysomnographic evaluation among primary chronic daily headache patients. Journal of Neurosciences in Rural Practice. 2016;7(S 01):072-075.  https://doi.org/10.4103/0976-3147.196469
  29. Wang Y. Comorbidity of poor sleep and primary headaches among nursing staff in north China. The Journal of Headache and Pain. 2015;16(1):1-6.  https://doi.org/10.1186/s10194-015-0571-z
  30. Bjorvatn B. Migraine, tension-type headache and medication-overuse headache in a large population of shift working nurses: a cross-sectional study in Norway. BMJ Open. 2018;8(11):e022403. https://doi.org/10.1136/bmjopen-2018-022403
  31. Han KS, Kim L, Shim I. Stress and sleep disorder. Experimental Neurobiology. 2012;21(4):141-148.  https://dx.doi.org/10.5607/en.2012.21.4.141
  32. Cho SJ, Song TJ, Chu MK. Sleep and tension-type headache. Current Neurology and Neuroscience Reports. 2019;19(7):1-9.  https://doi.org/10.1007/s11910-019-0953-8
  33. Nagtegaal JE. Melatonin‐responsive headache in delayed sleep phase syndrome: Preliminary observations. Headache: The Journal of Head and Face Pain. 1998;38(4):303-307.  https://doi.org/10.1046/j.1526-4610.1998.3804303.x
  34. Ferini-Strambi L, Galbiati A, Combi R. Sleep disorder-related headaches. Neurological Sciences. 2019;40(1):107-113.  https://doi.org/10.1007/s10072-019-03837-z
  35. Brennan KC, Charles A. Sleep and headache. Seminars in Neurol. 2009;29(4):406-418.  https://doi.org/10.1055/s-0029-1237113
  36. Ready DM. Yogi’s Headache: Chronic Tension-Type Headache. In: Chronic Headache. Springer, Cham. 2019;63-76. 
  37. Cathcart S, Petkov J, Winefield AH, et al. Central mechanisms of stress-induced headache. Cephalalgia. 2010;30:285-295.  https://doi.org/10.1111/j.1468-2982.2009.01917.x
  38. Holland P, Goadsby PJ. The Hypothalamic Orexinergic System: Pain and Primary Headaches: CME. Headache: The Journal of Head and Face Pain. 2007;47(6):951-962.  https://doi.org/10.1111/j.1526-4610.2007.00842.x
  39. Ferrari M. Oxford Textbook of Headache Syndromes. Oxford University Press, USA. 2020;259-264. 
  40. Sivertsen B. Sleep and pain sensitivity in adults. Pain. 2015;156(8):1433-1439. https://doi.org/10.1097/j.pain.0000000000000131
  41. Jansson-Fröjmark M, Lindblom K. A bidirectional relationship between anxiety and depression, and insomnia? A prospective study in the general population. Journal of Psychosomatic Research. 2008;64(4):443-449.  https://doi.org/10.1016/j.jpsychores.2007.10.016
  42. Johnson EO, Roth T, Breslau N. The association of insomnia with anxiety disorders and depression: exploration of the direction of risk. J Psychiatric Res. 2006;40(8):700-708.  https://doi.org/10.1016/j.jpsychires.2006.07.008
  43. Ohayon MM, Roth T. Place of chronic insomnia in the course of depressive and anxiety disorders. J Psychiatric Res. 2003;37(1):9-15.  https://doi.org/10.1016/S0022-3956(02)00052-3
  44. Oh K. Combination of anxiety and depression is associated with an increased headache frequency in migraineurs: a population-based study. BMC Neurol. 2014;14(1):1-9.  https://doi.org/10.1186/s12883-014-0238-4
  45. Serafini G, Pompili M, Innamorati M, et al. Gene variants with suicidal risk in a sample of subjects with chronic migraine and affective temperamental dysregulation. Eur Rev Med Pharmacol Sci. 2012;16(10):1389-1398.
  46. Oh JH. Insufficient sleep in tension-type headache: a population study. J Clin Neurol. 2018;14(4):566-573.  https://doi.org/10.3988/jcn.2018.14.4.566
  47. Palacios-Ceña M, Fernández-Muñoz JJ, Castaldo M, et al. The association of headache frequency with pain interference and the burden of disease is mediated by depression and sleep quality, but not anxiety, in chronic tension type headache. J Headache Pain. 2017;18:19-21.  https://doi.org/10.1186/s10194-017-0730-5
  48. Waldman SD. Atlas of Common Pain Syndromes E-Book. Elsevier Health Sci. 2011;10-14. 
  49. Finan PH, Goodin BR, Smith MT. The association of sleep and pain: an update and a path forward. The Journal of Pain. 2013;14(12):1539-1552. https://doi.org/10.1016/j.jpain.2013.08.007
  50. Probyn K. Prognostic factors for chronic headache: a systematic review. Neurology. 2017;89(3):291-301.  https://doi.org/10.1212/WNL.0000000000004112
  51. Smith MT, Haythornthwaite JA. How do sleep disturbance and chronic pain inter-relate? Insights from the longitudinal and cognitive-behavioral clinical trials literature. Sleep Med Rev. 2004;8(2):119-132.  https://doi.org/10.1016/S1087-0792(03)00044-3
  52. Spielman AJ, Caruso LS, Glovinsky PB. A behavioral perspective on insomnia treatment. Psychc Clin North Am. 1987;10(4):541-553.  https://doi.org/10.1016/S0193-953X(18)30532-X
  53. Rains JC, Poceta JS. Sleep and headache. Current Treat Options Neurol. 2010;12(1):1-15.  https://doi.org/10.1007/s11940-009-0056-y
  54. Bougea A. Melatonin 4 mg as prophylactic therapy for primary headaches: a pilot study. Funct Neurol. 2016;31(1):33-37. 
  55. Wilson S, Argyropoulos S. Antidepressants and sleep. Drugs. 2005;65(7):927-947.  https://doi.org/10.2165/00003495-200565070-00003
  56. Есин Р.Г., Есин О.Р., Шамсутдинова Р.Ф. Современные подходы к коррекции дезадаптационных (психовегетативных) расстройств у детей и подростков с головной болью напряжения. Педиатрия. 2015;1:105-111. 
  57. Есин О.Р., Хайруллин И.Х., Есин Р.Г., Токарева Н.В. Головная боль напряжения: эффективность ГАМКергического препарата анвифен. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2016;116(2):58-61.  https://doi.org/10.17116/jnevro20161162158-61
  58. Evers S. Special issue on headache and sleep. 2014. https://doi.org/10.1177/0333102414543504
  59. Geiger-Brown JM. Cognitive behavioral therapy in persons with comorbid insomnia: a meta-analysis. Sleep Med Rev. 2015;23:54-67.  https://doi.org/10.1016/j.smrv.2014.11.007
  60. Koffel E, Amundson E, Wisdom JP. Exploring the meaning of cognitive behavioral therapy for insomnia for patients with chronic pain. Pain Med. 2020;21(1):67-75.  https://doi.org/10.1093/pm/pnz144
  61. Smitherman TA. Cognitive‐behavioral therapy for insomnia to reduce chronic migraine: A sequential Bayesian analysis. Headache: The Journal of Head and Face Pain. 2018;58(7):1052-1059. https://doi.org/10.1111/head.13313
  62. Mayer G. Insomnia in neurological diseases. Neurol Res Pract. 2021;3(1):1-12.  https://doi.org/10.1186/s42466-021-00106-3
  63. Irwin MR, Olmstead R, Carroll J. Sleep disturbance, sleep duration, and inflammation: a systematic review and meta-analysis of cohort studies and experimental sleep deprivation. Biol Psychiatry. 2016;80(1):40-52.  https://doi.org/10.1016/j.biopsych.2015.05.014
  64. Faedda N. Behavioral therapies in headache: focus on mindfulness and cognitive behavioral therapy in children and adolescents. Expert Rev Neurotherapeutics. 2019;19(12):1219-1228. https://doi.org/10.1080/14737175.2019.1654859
  65. Sullivan DP, Martin PR, Boschen MJ. Psychological sleep interventions for migraine and tension-type headache: A systematic review and meta-analysis. Sci Rep. 2019;9(1):1-8.  https://doi.org/10.1038/s41598-019-42785-8
  66. Law EF. Hybrid cognitive‐behavioral therapy intervention for adolescents with co‐occurring migraine and insomnia: A single‐arm pilot trial. Headache: The Journal of Head and Face Pain. 2018;58(7):1060-1073. https://doi.org/10.1111/head.13355
  67. Choi W. Effect of 4 Weeks of Cervical Deep Muscle Flexion Exercise on Headache and Sleep Disorder in Patients with Tension Headache and Forward Head Posture. Int J Environ l Res Publ Health. 2021;8(7):3410-3416. https://doi.org/10.3390/ijerph18073410

Подтверждение e-mail

На test@yandex.ru отправлено письмо со ссылкой для подтверждения e-mail. Перейдите по ссылке из письма, чтобы завершить регистрацию на сайте.

Подтверждение e-mail

Мы используем файлы cооkies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cооkies. Чтобы ознакомиться с нашими Положениями о конфиденциальности и об использовании файлов cookie, нажмите здесь.